Жизнь - жестянка (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 39

— Ксения, посмотри на меня.

Улыбаюсь. Открываю глаза… И ничего не понимаю.

Он стоит в дверях. Уже одетый. А в руке у него… пистолет. Сначала мне кажется, что это шутка. Что сейчас он скажет «Пу!», и из черного дула, которое направлено на меня, брызнет струйка воды. Но его глаза слишком страшны, чтобы я продолжала верить в эту чушь.

— Кристоф…

Губы с трудом складываются, чтобы произнести его имя. Что же это? Он ведь… Мы ведь только что… Я же… Мысли мечутся, как стая волков перед красными флажками.

— Ты пойми, Ксения. К тебе лично я не имею никаких претензий. Я бы даже наверно смог тебя полюбить. Но ты все тянешь с замужеством, у меня нет в тебе никакой уверенности, а бабка вот-вот отдаст богу душу.

Я по-прежнему ничего не понимаю. Растерянно качаю головой и подаюсь вперед. Он нервно дергает пистолетом и оскаливается.

— Сиди, как сидишь.

Его решительность не вызывает сомнений, и я медленно откидываюсь назад.

— Объясни хоть…

— А что объяснять? Все просто. Мой идиот-отец все свои деньги, все до копеечки, завещал этой старухе, твоей бабке. Седина в бороду, бес в ребро. Он для нее и при жизни все сделать был готов, вот и завещание составил так, что мы с сестрами оказались у разбитого корыта.

— Но бабушка всегда относилась к вам, как к своим родным детям. А тебя так и вовсе любит, гордится тобой. Ей уже 70. Осталось немного, а после ее смерти…

— После ее смерти даже при самом хорошем для семьи де Ментенон раскладе, четверть всего, что мы имеем, отойдет тебе. Тебе! Человеку, который вообще не имеет никакого отношения к нам, нашей истории, нашей крови. Столько поколений маркизов Ментенон работали над тем, чтобы преумножить богатства, сохранить величие. Мужчины моей семьи никогда не женились на русских оборванках. Никогда! И вот какая-то дурацкая старческая блажь моего отца готова поставить крест…

— Кристоф! Опомнись! О чем ты? Даже если все так, как ты говоришь, а я уже сказала бабушке, что мне не нужны эти деньги, то для вас тот факт, что часть из них уйдет к другому человеку совсем не крах. Вы же богаты. Действительно очень богаты. Если даже разделить…

Его аж перекашивает. Таким я его не видела никогда.

— Я ничего с тобой делить не хочу. И не буду.

И правда — не хочет и не будет.

— Там, в Москве, человек который охотился за мной… Это ты его нанял?

— Ну, а кто ж еще?

Осклабился.

— Но русские ни на что, видно, вообще не способны. Надо ж так облажаться! А я так хорошо все придумал. Как раз ты связалась с этими явно криминальными типами. Твоя смерть должна была стать еще одним звеном в цепи тех преступлений, которые раскручивались вокруг них. Все получилось бы просто отлично. Никому и в голову бы не пришло связывать это с Францией, со мной.

— Но теперь-то ничего похожего у тебя в запасе нет. Нас видели вместе. Все подтвердят, что мы с тобой поднялись сюда…

— И что? Ну и подтвердят. Я и сам отрицать не буду. У тебя был сильнейший стресс после того, что случилось с тобой в России. Ты стала почти невменяемой. Тот факт, что ты на глазах у медсестры избила своего гинеколога — лучшее тому подтверждение. Твоя единственная опора — бабушка. Благодаря ей ты еще держала себя в руках. А тут у старушки случился сердечный приступ, и ты окончательно слетела с катушек. Я проводил тебя из больницы сюда. Дорогой ты купила водку. Ты, а не я! Продавщица это подтвердит. В номере ты стала пить. Я уговаривал тебя не делать этого, пытался успокоить любым способом, даже занялся с тобой сексом. Тебе ведь этого давно хотелось! Мне показалось, что ты оклемалась. Я ушел, потому что у меня еще были дела. А как только я вышел за дверь, ты допила водку, а потом пьяная пошла в ванну и утонула. Finita la comedia!

Я слушаю его и понимаю, что продумал он все очень хорошо. Комар носа не подточит. Пытаюсь найти хоть одно слабое место в его построениях.

— Если ты меня убьешь, останется еще моя мать.

— Ха-ха, — демонстративно так. — Твоя бабка ее ненавидит. Ей старуха не оставит ни копейки.

— Сукин ты сын…

— Я хуже, но мне на это плевать. Я не позволю…

Перебиваю.

— Скажи-ка Кристоф, а зачем ты устроил весь этот цирк с ухаживанием за мной, с предложением руки и сердца?

— Думал — женюсь, будет масса времени, чтобы устранить тебя предельно аккуратно. А может и не понадобилось бы. Ты… Ты не так плоха…

— Дрянь. Какая же ты дрянь! Ты трахал меня и уже знал, что сразу вслед за этим убьешь… Как у тебя встал-то на меня, почти покойницу?

— Я очень нервничал, — серьезен до умопомрачения. Если бы мне не было так страшно, я бы наверно посмеялась даже. Он что всерьез полагает, что меня в этот момент заботит его потенция? — Но потом оказалось, что ситуация возбуждает.

— Так и появляются маньяки, которые насилуют женщин, чтобы потом их убить.

— Я тебя не насиловал!

— Нет. Но поверь, ты ничем не лучше того типа, которого ты нанял, и который изувечил меня так страшно. И он и ты убиваете из-за денег. Вернее он уже свою карьеру завершил. Труп. Скоро и твоя очередь.

— С чего бы? Я, дорогая, планирую жить долго и счастливо.

Все. Все слова сказаны. Господи, что делать то? Если я его исцарапаю, он скажет полицейским после того как все равно убьет меня, что я сделала это будучи в пьяной истерике. Синяки, которые он вполне возможно мне подставит, когда будет топить — тоже спишут на мое пьянство. Мало ли где я могла стукнуться?

А ведь я уже почти совсем смогла уговорить себя, что полюблю его и даже собиралась родить ему детей… Дура. Прав Стрельников. Какая же я дура… Жизнь прожила дурацкую и по-дурацки умру.

— Ну же, Кристоф, пора решаться. Тебе придется своими собственными руками лишить меня жизни. Топить и смотреть, как я захлебываюсь. Давай, приступай.

Вижу, что он медлит и нервничает. Все-таки, несмотря на всю его решимость, раньше он ничем подобным никогда не занимался. Одно дело все продумать, составить план. Другое — подойти к живому человеку и начать его убивать… Если б еще просто стрельнуть, с расстояния, а так… Чувствовать под руками его еще теплую кожу, слышать, как он дышит… А потом перестает это делать… Бр-р…

Кристоф перекладывает пистолет в другую руку и нервно вытирает освободившуюся ладонь о джинсы. Очень нервничает. Но надежды все равно нет. Ради своих любимых денег, с которыми он почему-то намертво связывает честь семьи, этот тип пойдет на все. Ну вот, решился. Откладывает пистолет в сторону, на раковину и делает маленький шажок ко мне.

— Постой!

Он послушно замирает, уставившись на меня каким-то безумным немигающим взглядом.

— А как же ты потом пойдешь отсюда? Я же начну сопротивляться. Пока будешь топить меня, весь вымокнешь. Так никто не поверит, что я утонула после твоего ухода.

Кретин. Все-таки он кретин! Улыбается, тычет в меня пальцем. Типа: умница, соображаешь! Я жду. Он берется двумя руками за ворот майки. У меня краткий, такой краткий миг, пока он будет тащить ее через голову. Вся сжимаюсь. И как пружина вылетаю из ванной. Ноги мокрые. Скользко, черт побери. Я не успеваю ни схватить пистолет, ни прошмыгнуть мимо него в комнату. Он сдергивает с головы майку и хватает меня. Но тут ему тоже не везет. Моя мокрая кожа покрыта тонкой скользкой пленкой, которую дал шампунь, добавленный мной в воду. Ему не удается ухватить меня по-настоящему крепко. Я вывертываюсь из его рук как могу и кричу. Кричу изо всех сил. Кричу, в надежде, что может быть кто-то меня все-таки услышит. Кричу, хоть и понимаю, что шансов у меня ничтожно мало.

Он хватает меня за шею и начинает колотить моей бедной головой о стену. Я упираюсь ему в грудь, царапая ногтями кожу, а потом вздергиваю колено и пытаюсь ударить его в пах. Он успевает уклониться, но ослабляет свой захват на моей шее. Я ухитряюсь повернуть голову и впиться зубами ему в запястье. Брызжет кровь — я чувствую ее вкус у себя во рту. Теперь уже кричит он. Кристоф пытается отшвырнуть меня в сторону, но я как породистый бульдог повисаю на его руке, ногтями продолжая царапать его лицо, грудь, шею.