История неустрашимого капитана Кастаньетта (На русском и французском языках) - Катрель Эрнест. Страница 2
Несколько дней его лечили, а когда он первый раз посмотрелся в зеркало, безудержно расхохотался.
«Надо признаться, физиономия у меня единственная в своем роде, и все случившееся опять-таки пошло мне на пользу, — думал он. — Судьба не перестает играть мне на руку. Я косил — мне выбили глаз; меня мучил ревматизм в левой руке — мне оторвало эту руку; только я собрался отступать под огнем — меня лишили обеих ног, так что я не смог совершить трусливый поступок, и волей-неволей стал героем. Я всегда сокрушался, что во мне всего пять футов четыре дюйма роста — и вот теперь у меня чудесные деревянные подпорки, с которыми я достиг целых шести футов. Наконец, только вспомнить, какой у меня был крючковатый нос, какой смешной рот, какой бесформенный подбородок, — и где это всё? Один удар сабли — и ничего безобразного не осталось! Теперь я могу заказать себе рожу по вкусу, да к тому же и бриться больше не придется!»
Прошло немного времени, и Кастаньетту сделали восковое лицо. Ему еще не исполнилось и тридцати, и он отбыл в Египет.
V
ЕГИПЕТСКИЙ ПОХОД
1798–1799
В течение некоторого времени бравому лейтенанту Кастаньетту явно не везло: фортуна отвернулась от него, и его ни разу не ранили. Однако, когда армия Бонапарта шла по жаркой пустыне, его восковое лицо растаяло и расплылось. И именно в таком состоянии он встретился с Наполеоном.
— Неужели это ты, мой славный Кастаньетт? Эк тебя угораздило! Прямо не узнать!
Бедняга, не стесняясь, рассказал генералу о своих злоключениях.
— Ничего, ничего. Если мы оба доберемся до Каира, я помогу тебе купить серебряное лицо!
25 июля войска вошли в Каир, 26-го Кастаньетт постучался в дверь к генералу Бонапарту.
— Мой генерал, я пришел за лицом, которое вы изволили мне пообещать…
— У тебя оно будет, да еще такое, о каком ты даже и не мечтаешь! Но нужно некоторое время на то, чтобы изготовить его. Подожди несколько дней — и получишь из моих рук.
Что же произошло на самом деле?
Две недели спустя Бонапарт назначил генеральный смотр войскам.
«Вот ненадежный тип, — горестно думал Кастаньетт, — это же надо: забыть о своем обещании! Да уж, наверное, он отложил дело с моей новой физиономией в долгий ящик…»
Но вы сейчас увидите, дети мои, как храбрый воин ошибался!
Бой барабанов возвестил, что генерал собирается выступить с речью. Перед ним выстроились десять тысяч человек, но было так тихо, что муха пролетит — услышишь… Бонапарт приказал лейтенанту Кастаньетту предстать перед строем и тогда, в присутствии всех своих храбрецов, сказал ему:
— Лейтенант, вы сумели доказать свою храбрость, а это было нелегко, учитывая все обстоятельства. Ваши боевые товарищи, желая выразить свое страстное восхищение вами, попросили меня от их имени преподнести вам это почетное лицо, которое заменит потерянное вами под жарким солнцем Египта. Приблизьтесь ко мне!
Кастаньетт почувствовал, что его деревянные ноги выстукивают по бокам лошади дробь не хуже барабанных палочек, которые старались вовсю. Хорошо, что он сидел верхом, не то непременно бы упал прямо носом в землю. Ах да, у него ведь теперь не было носа — чем же было падать?
Под крики «виват!» всей армии офицер-герой получил из рук генерала изумительное серебряное, украшенное насечкой лицо. На лбу крупными буквами были выгравированы такие слова:
«КАСТАНЬЕТТУ ОТ ЕГИПЕТСКОЙ АРМИИ».
Губы на этом чудесном лице были сделаны из розовых кораллов, глаза — из драгоценных сапфиров, нос усыпан рубиновыми веснушками, зубы — чистый белоснежный жемчуг, а на щеках искусный гравер золотыми буквами обозначил названия битв, в которых довелось принимать участие нашему храбрецу.
Но каким бы ни было его удивление от созерцания столь необычайной награды, как бы ни был он растроган, все эти чувства удвоились по силе, когда Кастаньетт снова услышал барабанную дробь и увидел, как вперед выходит полковник.
А полковник между тем провозгласил громовым голосом:
— Во имя Республики и в знак благодарности за заслуги перед Отечеством лейтенант Кастаньетт отныне становится капитаном нашего полка!
Услышав приказ о своем назначении, наш герой побледнел и задрожал, как девчонка, впервые пришедшая на исповедь. Ему пришлось спешиться. Это был самый прекрасный день в его жизни.
VI
ЧУМА В ЯФФЕ
1799 год
И вот теперь мы обнаруживаем нашего смельчака Кастаньетта в лазарете Яффы. Чума несет с собой чудовищное, невиданное опустошение; армию так и сметает ее бурным потоком; кажется, что чума воюет на стороне турков и мечтает отомстить за них. Там, где оказались бессильными ядра и шрапнель, торжествует чума. Невидимый враг стучится во все двери, наступает со всех сторон. Тягостным зрелищем был тогда расположенный в Яффе лазарет, и требовалось немало мужества, чтобы решиться хотя бы заглянуть туда…
Тем не менее Бонапарт в сопровождении боевых генералов Бессьера и Бертье, своего распорядителя кредитов Дора и главного врача Деженетта не только решился на это, но и не испугался беседы с теми, кто страдал больше других, мало того, он прикасался к их ужасным ранам, чтобы подбодрить несчастных и внушить им веру в выздоровление.
Среди больных он заметил Кастаньетта и сразу же подошел к нему.
— Ах, это ты, бедный мой герой! Что же, всякий раз, как я зайду в какой бы то ни было лазарет, я найду тебя там?
— Ей-богу, мой генерал, теперь-то мне кажется, что дело дрянь, что на этом будет поставлена точка. Но до чего же грустно, оставив на полях сражений чуть ли не все свои конечности, подыхать на больничной койке, словно презренный буржуа!
— Деженетт, — обратился Бонапарт к главному врачу, стоявшему подле него, — сделайте все, понимаете, абсолютно все, чтобы спасти этого человека. Это один из самых храбрых моих офицеров, и я очень им дорожу. Понимаете? Надо сделать все возможное и невозможное!
И, пожав руку невыносимо страдавшему от чумы Кастаньетту, генерал двинулся дальше.
Час спустя Деженетт вернулся к бравому вояке, которого и узнать-то теперь было трудно, так он был измучен болезнью, и сказал ему:
— Не могу и не хочу скрывать от вас, дорогой, что жить вам осталось всего лишь несколько мгновений… Но все-таки есть один-единственный шанс спасти вас, и это операция, которой, честно вам скажу, мне еще никогда не доводилось делать и которая заставила бы отступить самого бесстрашного…
— Что за операция?
— Замена желудка!
— Только-то? Приступайте, доктор, с этим мерзавцем я так намучился, что рад от него отделаться!
— Вы еще шутите! — вздохнул Деженетт, подозвал своих ассистентов и взялся за инструменты.
Кастаньетт даже не пошевелился. Первый сделанный скальпелем надрез он встретил веселым насвистыванием: конечно же это была мелодия «Марсельезы». Часом позже дело было сделано: у храбреца появился новый — двойной кожаный — желудок, и он был спасен!