Испытание выживанием (СИ) - Сафина Айя "AyaS". Страница 12

— Теперь давай, дуй отсюда! И чтоб осторожно! — наказал Тормунд и потеребил девчонку по макушке.

— Ты же вернешься к нам? — вдруг пролепетала девочка.

Тормунд замялся. Остальные в камерах притихли.

— Ты обещал защищать нас. Ты ведь сдержишь обещание? — снова прошептала девочка.

Тормунд ухмыльнулся.

— Конечно! Вот только придумаю способ пройти через стены тюрьмы и сразу рвану к тебе!

Каришка довольно улыбнулась. Она не понимала сарказма.

— Я буду ждать! — лицо ребенка сияло.

А Тормунд не посмел разбить ее надежду. Ведь он Падальщик, а Падальщики это неумирающая надежда.

— Вот, это анальгин, — она протянула тряпичный сверток с пилюлями сквозь решетку.

А потом развернулась, и ее след простыл.

— Чего мы этим добьемся? Мы не сможем ничем управлять из-за решетки, — раздался голос из соседней камеры.

Ноа сидел на бетонном полу камеры и в свойственной ему буддистской манере гладил огромную крысу, повадившуюся выпрашивать у него крошки соевого брикета, что заключенным приносили раз в день. Крыса быстро дрессировалась и уже знала свое имя — Ратнабхадра, что в переводе с санскрита означало «великолепная прелесть». Буро-серая шкурка была грязной и местами выдрана клочьями после драк с сородичами за еду или территорию. Своим потрепанным видом она метафорично дополняла Падальщиков, искромсанных недавней заварушкой. Торс и плечи ребят были испещрены гематомами — вмятины в броне от пуль наносят нехилые повреждения мягким тканям.

— Мы должны хотя бы следить за обстановкой на базе, — возразила Ольга-командир Бесов, чью скулу пересекал длинный шрам с запекшейся кровью — пуля чудом прошлась вдоль лица, не прошив череп насквозь.

— А смысл? У нас нет контроля.

— Предлагаешь впасть в состояние «сомати»? — буркнул Тони, чья камера располагалась напротив камеры Ноа и который больше остальных возражал против антисанитарных игрищ с крысами.

— По крайней мере, не рисковать жизнями девчонок и Алании, — Хай Лин заняла сторону Ноа, который еще в детстве стал ее неофициальным братом, названным ей благодаря стечению разных обстоятельств: и прискорбных и не очень.

Несмотря на возражения Полковника Триггера, притворно разъяренного смертью Генерала, с которым он, видишь ли, прослужил сорок лет бок о бок, Вьетнаму все же оказали первую помощь — бронебойная пуля прошла сквозь защиту и пробила ей лучевую кость, и теперь ее рука была в гипсе и подвязана в треугольную косынку, а сама Вьетнам мучилась от дикой боли. Разумеется, никаких обезболивающих им не положено. Как и милосердия.

— Они сами вызвались навещать нас. Тем более, в охране есть наши люди. Риск минимален, — прокряхтела Бриджит, чья камера граничила с Тони.

Ей досталось хуже остальных: гематомы расплылись по торсу, плечам и ногам, она не могла стоять, едва ли могла сесть, не вскрикнув от рези в мышцах, и все то время, что она провела в камере, она продолжала неподвижно лежать на полу, мучаясь от ноющих болей по всему телу. Големы набивали ее свинцом остервенело, когда увидели, что она помогла Калебу скрыться.

Когда же я увидел ее доблестный акт самопожертвования ради выживания Калеба, как она толкнула того за дверь, а потом под градом пуль избивала электронную панель кода доступа, чтобы выиграть ему еще пару минут на побег, мне впервые за долгое время подумалось, что, возможно, я поторопился со своими роковыми выводами. Медленно умирающая во мне вера в чистоту человеческой души вдруг затлела, как уголек, потревоженный ветром, в потухшем костре. Но потом Триггер со своими лживыми речами и кровожадными намерениями казнить невинных людей, которых он сам же и подставил намеренно, планируя и с полным осознанием того, что обрекает их на смерть, вылил ведро ледяной воды на остатки жара в моем костре человечности, который отныне потух навсегда.

Человечеству суждено сгнить в этих бетонных стенах, и я не могу им помочь, потому что они сами не хотят помощи, продолжая междоусобицы даже на грани вымирания. Человеческую сущность не изменить за один день, лишь потому что самые бравые из людей того хотят. И к сожалению, отважные герои, как Бриджит обратятся в прах вместе с трусами и злодеями, просто потому что их слишком мало для спасения человечества.

— Да уж. Для них риск минимален. Чего не сказать о Калебе…

— Опять начинаешь?

— А я и не заканчивала!

Началась очередная перепалка между Хай Лин и Бриджит, которая вспыхивала каждый раз, когда эти две львицы расходились во мнении хотя бы на наномиллиметр.

Хорошо, что их камеры разделяла камера Тони, иначе два инвалида проломили бы стену между друг другом и сцепились в рукопашную, несмотря на боль.

— Как ты могла отправить его на поверхность?! — Хай Лин снова запела свой речитатив, ставший уже привычным за последние два дня в заточении.

— Повторяю: я не знала, куда нас вел Маргинал! — Бриджит привычно психанула в ответ.

— А спросить не пробовала?

— Уж извини, что мы были заняты, пытаясь спасти собственные жизни!

— Хреново пыталась, если Калеб теперь на поверхности, окруженный зомбаками! Его могли сожрать до потрохов! А может, он стал одним из них!

— А чего ты так печешься о нем?! Неужто и на Калеба течешь?

— Да пошла ты!

— Что, член Фунчозы наскучил?

— Я оторву тебе твой поганый язык!

— Давай, давай! Попробуй! Шизофреничка хренова!

— Я придушу тебя, сука конченная!

— Мозгов не хватит, как и у твоего отца, — подначивала Бриджит.

Хай Лин всегда бесилась, когда безумие ее отца приписывали и ей. А Бриджит всегда тянула за эту болезненную струну. Хай Лин заорала и с разворота вмазала ногой по решетке, отчего та сотряслась на петлях. Но в тот же миг девушка скрючила гримасу боли и прижала травмированную руку к груди, словно пыталась остановить импульс нервных окончаний, устремившийся в мозг, как доносчик-шестерка: «А ей больно! Ей должно быть больно! Она только что дернулась! Сделай ей больно!».

— Я пущу тебе кишки, лесбиянка херова! — Хай Лин глушила боль разъяренным матом.

— Психопатка!

— Шлюха отсосная!

— Дегенератка узкоглазая!

— Весь Маяк — сборище лузеров! Только и умеете, что командиров один за другим терять!

— А Васаби — комитет профессоров на факультете мудачья!

Было смешно наблюдать за тем, как они подначивали друг друга, мучаясь от болей: одна — неподвижно лежа на полу, вторая — хватаясь за руку в повязке. Сойдись они сейчас на ринге, ни одна бы и полминуты не продержалась, за то бахвальства хоть занимай.

— Девки, да заткнитесь уже, а! Как напрягает это ваше кудахтанье над Калебом! — Тони вздохнул и нервно зашагал по камере.

Его было жалко больше всех: по краям женщины с вечным предменструальным синдромом, впереди псих, целующийся с крысой.

— Мы сидим в клетках! Падальщики расформированы! Триггер подсчитывает количество жителей, которых собирается пустить в расход! А вы все своими вагинами меряетесь! — ныл он.

— А что мы можем сделать отсюда?

— Давай предложи умную мысль, ты же у нас мозговитый!

Насколько быстро эти две мегеры могли сцапаться друг с другом, настолько же быстро могли объединиться, чтобы уничтожить третьего. Воистину женщины — изобретение Дьявола.

Пока девки продолжали наполнять мрачные углы подземелья матом и угрозами, Тормунд равнодушно вытащил пару таблеток из кулька и проглотил, а потом передал Ольге, сидящей в соседней камере.

Кулек с анальгетиком передавался из рук в руки. Когда сверток перекинули Тони, он протянул пару таблеток Хай Лин. Она смерила их презрительным, но в то же время желанным взглядом, а потом ответила:

— Лучше отдай их вытраханной Жиже.

— Мне от тебя подачки не нужны! — тут же раздался ответ Бриджит, хотя в ее голосе проскользнули нотки мольбы о сочувствии.

Ей было гораздо хуже остальных, представьте, что по вам проехался каток, от ноющих болей она даже спать не могла.

— А это не подачка! Я их все облизнула!