Испытание выживанием (СИ) - Сафина Айя "AyaS". Страница 65

— Надо торопиться, — сказал я и бросился к Ляжке.

Вдвоем мы отперли дверь спального отсека, в котором нас встретили несколько десятков испуганных глаз. А еще нас встретили два дула Калашниковых.

— Ольга! — выдохнул Халил.

И тут же обнял командира Бесов, спасшего ему жизнь в деревне. Ольга не сопротивлялась, и даже приобняла черноволосого парня, отчего заскрипело мое искусственное сердце. Я же перевел взгляд на обладателя второго автомата.

— Квентин, — кивнул я брату Алании, о которой он тут же вспомнил.

— Моя сестра…

— В порядке с Фунчозой.

— Мама!

Легавый кинулся в объятия женщины в годах. К ее подолу прилипли четверо детишек пяти-шести лет, а Тамара же теперь прилипла к храброму сыну, которым была безумно горда.

— Сколько вас здесь? — я перехватил бразды правления нашей группой в свои руки, пока Ольга делилась моментами близости с парнем, с которым едва ли десятком слов обменялась за все время их знакомства, однако это не помешало им наладить прочный духовный контакт невидимый остальным.

Любовь неуправляема и тем она удивительна, может возникнуть там, где ее совершенно не ждешь, но раз возникнув, уже не отвертишься. Как у меня с Прелестью. Вдруг стало грустно оттого, что Ляжка сделает выбор в пользу другого. Я гнал эти мысли прочь, потому что над волей другого я не властен, да даже если б мог, то не захотел бы этой власти.

— Четырнадцать человек, детей больше половины, — ответил Квентин.

Это я видел и без него. Беспощадный мозг уже просчитывал шансы добраться до ангара в полном составе. Я старался не думать о том, каким образом столько детей оказались под опекой нескольких взрослых. В прорыве шестьдесят третьего детей и женщин умерло больше всего, их бросали в коридорах, запирали перед ними двери, кидали их в пасти зараженных. Людей охватил непобедимый страх перед грядущей мучительной смертью, и они с радостью отдали на съедение самых слабых, лишь бы выиграть себе шанс на жизнь. Я не сужу. Судит Бог. И каждому он приготовит карму соразмерную деяниям при жизни.

— Ляжка, ведите, мы прикроем, — сказал я, не желая больше тратить время.

Бесы расчищали путь, Бодхи замыкали вереницу людей, выбежавших из спального отсека. Но пока мы были внутри, мара медленно завоёвывали коридоры Желявы, и уже поджидали нас на выходе.

— Ляжка, уводи людей! Хумус, Муха, ко мне! — крикнул я.

Мы присели на одно колено, сзади присоединились Лосяш с Легавым — и вместе мы решетили целую стену из синюшных тел мертвецов, карауливших нас на подступе к отсеку, пока позади нас Ляжка выводила людей. Детей, вернее сказать. И снова сердце заскрипело от мысли о том, что этих невинных малышей оставили как ненужный мусор в гонке за выживание.

— Черт! — выругалась Ляжка в наушнике.

Я обернулся, и понял, что мы оказались в западне — нас окружили с обеих сторон. Трое мара выскочили из-за угла прямо на детей, Ляжка сработала молниеносно, запустила в мара сразу осколочную гранату АПАВ из дульной насадки FAMASа, а сама бросилась на детей и повалила тех на пол. Граната взорвалась тотчас же, изрезав уродцев в клочья. Мара завопили. Несмотря на их проклятье, они также как и мы, чувствовали боль. И снова я заставил свою совесть замолчать, потому что жалость к мара сейчас была не к месту. А она все продолжала давить на меня:

«Как мы это допустили? Как смогли довести людей до такого состояния? Ведь они были людьми! Все до одного!».

Грехи предков витали над нами с самого рождения, как семейное проклятье, нам не предоставили выбор. Такова была наша карма.

— Там еще бегут! — крикнул Халил.

Его палец указал на приближающуюся группу мара из шести особей. Они скакали прямо на нас, все покрытые свежей кровью, которая все никак не могла утолить их голод.

Сзади закричала Ляжка. Я обернулся.

Мара, которому отрезало ноги осколками АПАВ, подполз к отстреливающейся Ляжке и вонзил клыки в ее ляжку. Как вам такая тавтология? К ней подскочил Халил и в упор расстреливал мара в затылок. А позади них к нам бежали еще двое.

— Муха, Хумус! — позвал я.

Мы развернулись и уже молотили пулями в три стороны. Ситуация накалялась с каждой секундой, нам срочно надо убираться отсюда. В наушнике перекрикивали друг друга остальные Падальщики, сражающиеся где-то в других уголках базы. Они также как и мы пытались спасти хоть кого-нибудь, пытались усыпить свою бдительную совесть, которая до конца жизни будет нам указывать на мигающее табло с цифрами людей, которых нам не удалось спасти. Даже если то было невозможно, даже если мы не были рядом с ними и вообще не знали, где они находятся в данный момент, совесть будет терзать нас, как самый главный судья.

«Вы дали слово защищать мирных граждан. И вы нарушили свой обет. Чего же вы по-настоящему стоите?»

— Ребята, мы в западне! Поварской цех! Кто-нибудь может прийти на подмогу?

За всем тем гомоном, что раздавался в наушнике, я едва различал голоса друзей:

— У нас здесь почти двадцать гражданских! Нам нужно подкрепление!

— Мы не можем выйти из тупика! Нас добивают!

Коридоры подземной базы со стальными дверями и механическими запорными устройствами: постепенно вся Желява превращалась в одну большую могилу. Людей загоняли в углы, окружали со всех сторон, отрезая пути отхода. Мы были добычей. Также как и звери, которых нещадные предки загоняли на охоте. Кто-то ради пропитания, но больше ради развлечения — люди истребляли невинных существ, которые просто хотели жить, которые просто оказались слабее. Как мы сейчас.

На моих глазах двое мара уже подобрались к Ляжке, Халил и Квентин больше не могли помочь — их автоматы замолчали уже несколько минут назад. Мара замахнулся на Ляжку своей мощной рукой с когтями длиною в три десятка сантиметров, режущих человеческую плоть, как скальпелем. Я вскинул FAMAS и излил свой гнев на мир, уничтожая чудовище, что мы породили.

Гнев затмил мой разум, застлал глаза пеленой обиды, которая тоже присоединилась к хору невидимых судей:

«За что? Почему это происходит со мной? Чем я заслужил?».

И в тот момент, когда я осознал, что сошел с пути истины, которую обрел восемь лет назад, когда меня вернули к жизни, подарив искусственное сердце, на меня снизошло наказание: пуля, которую выпустил мой гнев, вонзилась точно в грудь девочки, что поднялась с пола.

Маленькое тельце отшвырнуло на пол с такой силой, словно я сам стал мара и ударил ее своей мускулистой рукой.

Дыхание сперло, сердце прекратило вращение, а мир сузился до размеров отверстия в груди малышки. У меня задрожали руки, потом ноги, а потом и все тело, и я рухнул на пол, как будто на меня свалили непомерный груз.

Вокруг продолжалась вакханалия жизни, ставшей уже привычной со всей этой жестокостью вокруг, со всеми этими нескончаемыми попытками выжить. Лосяш с Легавым продолжали отстаивать правый фланг, Хумус и Муха — мои верные сержанты — не прекращали прикрывать тыл. Квентин с Халилом кричали на плачущих детей, чтобы те продолжали лежать на полу с заткнутыми ушами.

Ляжка смотрела на меня. Она проследила за моим взглядом и увидела результат моего выпущенного на волю гнева, который стремился спасти ее жизнь, но забрал жизнь младшей Шишки.

Ляжка ничего мне не сказала, а лишь отдала приказ моим сержантам, которые вдруг остались без своего лидера.

— Хумус, взрывай потолок! — ее голос прозвучал где-то далеко-далеко, за пределами мира размером с пулевое отверстие в детской груди.

Мои сержанты всегда были смышлёными, они понимали идеи с первого раза, возможно — это был результат ежедневных молитв, устанавливающих связь со вселенной на квантовом уровне.

Две гранаты взмыли в воздух, летя точно в группу мара, приближающихся сзади. Я не услышал взрывы. А может услышал, но не заметил. Снова теплая волна с запахом горящей плоти окатила меня, так я понял, что гранаты сделали свое дело. А потом я почувствовал, как меня подхватили под руки и понесли прочь.

Обернувшись, я увидел, как бетонные плиты, отделяющие нас от десяти метров почвы над головой, обрушились на преследовавших нас мара, тонны земли похоронили их, может навсегда, а может и нет. Но Маришку они похоронили безвозвратно.