Репей в хвосте (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 38
— Я хочу знать. Одновременно со мной должны были доставить человека. Раненого. Иван Иванович Иванов. Узнайте, пожалуйста. Это очень важно.
— Хорошо. Только лежите.
Вернулась через пять минут.
— Есть такой, — быстро назвала отделение и номер палаты, и я ухватилась за эту информацию с маниакальной жадностью. — Состояние тяжелое. Спите. Слезами горю не поможешь.
— Я не засну.
— Заснете.
Укол, который она сделала, и правда, вскоре погрузил меня в сон. Поздним утром, когда я открыла глаза, рядом сидела Наташа.
— Где Вася?
— Арестован, — заплакала.
— Я имела в виду твоего брата.
— А… Он у деда с бабкой. Приехали, забрали. Как ты себя чувствуешь?
— Невнятно.
— Я привезла твой телефон и так кое-что.
— Спасибо… Наташа, сходи, пожалуйста, узнай о состоянии Ивана.
— Я уже узнавала недавно. Говорят, состояние тяжелое, но стабилизировалось. Я даже не поняла, как все это, собственно, произошло, — слезы одна за другой катились из ее глаз, и она не пыталась вытирать их, будто не замечала.
Ей было лучше. Я плакать, похоже, просто не могла.
— Мамочка, прости меня, пожалуйста. Я вела себя так ужасно… Я не хотела, просто…
— Да ладно, что уж теперь. Все мы иногда бываем… Лучше расскажи, что все-таки произошло после того, как я покинула ваше общество?
— Васька поднял крик. Мы с Иваном прибежали, он поднял тебя и уложил на диван, попытался привести в чувство, не смог, отправил меня вызывать «скорую», а Ваську на кухню за водой. Я позвонила, потом постояла возле тебя, ты все не приходила в себя, и я испугалась. Тут Иван отправил меня на улицу, встречать врачей. Через какое-то время вышел сам. Я разревелась. Он стал меня утешать, обнял. А тут Василий налетел как ураган…
— Он что-то говорил, как-то объяснился?
— Сказал: «Ах ты сволочь!» и все…
— Ничего не понимаю. Конечно, Васька младший порол ему какую-то чушь по телефону…
— Какую?
— Ну он спросил, что мы делаем, а Василек ему — мол мы с мамой телевизор смотрим, а Иван в своей комнате тебя ремнем порет. Это как раз тогда было. Он принялся орать на меня — дескать совсем с ума посходили. Я начала успокаивать его, а он хлопнул трубку. Вот и все.
— О господи!
— Чего его черт понес к нам? Что он себе в голову вбил? Почему драться полез? Глупость какая-то. И закончилась-то как ужасно! — я откинулась на подушку, прикрыла глаза, потом собралась с духом и осторожно села. — Проводи меня к Ивану. Я должна…
Наташка кинулась на меня и так стремительно, что я не успела опомниться, как уже снова оказалась лежащей на постели.
— Тебе нельзя вставать. Врач сказал — категорически. А потом к нему все равно никого не пускают. Правда. Я пыталась.
Не знаю, что бы я стала делать, если бы в этот момент в палату не вошел Незнающий. Осмотрелся, кивнул.
— Нормально. Хорошо другой раз быть накоротке с Министром здравоохранения и Главным врачом Склифа.
— Так вот почему я оказалась здесь.
— Да, моя дорогая. А то бы валялась сейчас в палате на восьмерых в местной больничке. Наташа, вы совершенно правильно сделали, что сразу позвонили мне. Какая-то совершенно дикая история. И так не вовремя… Уж всего ждать было можно. Любых страстей, начиная от заложенной бомбы до снайперов на соседней крыше, но такого… Вечно ты, Мария… М-да. И что это на Перфильева нашло?
Наташка опередила меня с ответом.
— Это совершеннейшее недоразумение, Максим Александрович. Он не хотел… — и вдруг закончила умоляющим, каким-то униженным тоном, таким странным в ее устах. — Нельзя ли похлопотать, чтобы его отпустили из тюрьмы? Под подписку или еще как-нибудь? Он ведь не нарочно… Это я во всем виновата! — не выдержала, заревела в голос и выскочила из палаты.
Максим потоптался и сел на ее место.
— Почему это она считает виноватой именно себя?
— Она поругалась со мной, я — в обморок. А тут все и произошло. Может из-за этого?
— Ерунда какая-то… А ты-то чего, голуба душа, с детьми что ли никогда не ссорилась, чтобы так реагировать на их выкрутасы?
— Да нет. Не в этом дело. Мне, понимаешь, позвонили…
Глаза Максима сузились.
— Неужто твой дружок из ФСБ?
— Он самый. Не представлялся, конечно, но пообещал смешать с дерьмом, причем в самых доходчивых выражениях. Да, а перед этим звонил другой. Тот, знаешь ли, даже представился. Крутых, говорит, Леонид Иванович. Этот посоветовал детей беречь. Хорошие они у вас, говорит. Сука!
Максим успокоительно похлопал меня по руке, лежащей поверх одеяла. Потом задумался, покусывая ноготь.
— Странно. Это что ж получается? Они, что ли, не договорились, кому звонить и что говорить?
— Не знаю я, Максим. Не знаю! Пойми, сейчас совсем не этим голова занята.
— Да… История… Перфильев в кутузке… И воспитатель твой ни за что, ни про что… Теперь и на даче-то этой тошно будет после таких дел.
— Да черт с ней, с дачей! Ведь люблю я его, а он там при смерти лежит! А я тут, как бревно! О господи!
Максим растерялся, а я, похоже, все-таки смогла заплакать, хотя выходило это так мучительно и неловко, что лучше б не выходило вовсе. Как же больно! Как страшно и больно! Ну почему все у меня вечно так?! Да и у Ивана… Мало ему Энских дел, так еще это! Глупо, до обидного глупо! Васька… Всегда такой милый, добродушный… Даже тогда, когда и следовало бы применить силушку, предпочитавший все спустить на тормозах, на хохмачестве. Что с ним-то случилось? Как же все сплелось, скрутилось. Не распутать… Полный букет радостей земных! Полный?! Господи!
— Максим, мне нужно сделать заявление в полицию! Необходимо, чтобы моих детей охраняли! Он же ясно намекнул, да и второй, я думаю, говорил о том же. Я не хочу, чтобы и ребят втянули в эту безобразную разборку.
— Не беспокойся, эти скоро сами за тебя возьмутся, как только врачи позволят. Витаминыч к тебе уже приходил?
— Кто это?
— Врач. Твой врач, балда! Его зовут Юрий Вениаминович, в местном фольклоре — Витаминыч. Первоклассный специалист, живо тебя на ноги поставит. Ну ладно… Пойду. Лечись. Здоровой и помирать веселее. И не волнуйся, я потрясу связями, где нужно. О звонках с угрозами уже сегодня будет сообщено в эфире. И еще… Да! Необходимо будет предупредить охрану внизу, чтобы не пускали к тебе никого, кроме отдельно взятых. На-ка ручку. Пиши список тех, кто имеет доступ к телу.
Подождал, пока я нацарапала с десяток фамилий, а потом, простившись, вышел. Дверь за ним закрывалась медленно, и я успела услышать, как Наташа снова начала просить его похлопотать за Ваську Перфильева. Да уж! Чего только не бывает в жизни. Правду говорят — раз в году и веник стреляет. Но почему именно в человека, которого я люблю?!!
Я попыталась представить себе Ивана. Как он сейчас? Весь в бинтах? Упал с высоты террасы на бетон… Позвоночник! Господи… И голова… Бедная его головушка. Неожиданно пришел на память мультик «Том и Джерри», когда кот ударяется головой и ему вдруг начинает казаться, что он мышь. А потом в течение всей серии его бьют по голове, стараясь привести в чувство, а он то снова становится котом, то опять превращается в мышь. Я начала хихикать, и еле смогла взять себя в руки и перестать, какой-то не охваченной общим настроением частью мозга отчетливо понимая, что это самая настоящая истерика.
В палату вернулась Наташа. Почти сияющая.
— Он обещал похлопотать. Быть может, Перфильева смогут освободить? Главное, чтобы Иван не умер… Ох!
— Да, это действительно главное, — резковато подтвердила я. — Что с ним? Что говорят врачи?
— Мне сказали только, что, судя по всему, позвоночник не поврежден, а значит, паралич ему не угрожает. Руки, ноги целы. Так что основное — ушиб головы. Пока он без сознания.
— Надо сообщить им, что он страдает амнезией. Это важно.
— Амнезией? — Наташка изумленно вытаращила глаза.
— Да. Четыре года назад попал… в катастрофу. Видимо, тоже был сильный ушиб головы. Когда очнулся, из памяти ушла вся прошлая жизнь. Восстановить не удалось даже имя…