Любовь и ненависть (СИ) - Пафут Наталья. Страница 43

— Других креландцев видели?

— Видела, но нам не давали общаться. Они не хотели, чтобы мы отдавали своим рабам приказы.

— Сколько? Опишите.

Постаралась вспомнить, видела я там человек семь. Описала. Не вижу в этом опасности. Капитан Пуер кивнул.

— Что означают рисунки на ваших руках?

— Принадлежность моему Хозяину, то, что я его рабыня. — Круглое лицо генерала Брогана, почти столь же красное, как его мундир, выражало не меньшее изумление и отвращение, чем лицо капитана:

— Изуверы! Так изуродовать! Назвать креландскую леди рабыней! Звери! — Я с благодарностью за поддержку, грустно улыбнулась.

— Да, я так страдала! Теперь всю жизнь придется перчатки носить! Моя жизнь испорчена навеки.

Капитан встал. Поклонился:

— Маркиза, огромное спасибо за помощь. Помните, вы будете отомщены, я возвращаюсь в тюрьму с тяжелым сердцем, узнав о ваших страданиях. Я заставлю их заплатить за это! — «Ой не надо!» — Я со слезами на глазах посмотрела на жестокое лицо палача. У меня перехватило дыхание. Я заметила небольшие жесткие складки вокруг рта и надменную осанку. Капитан обнадеживающе вежливо улыбнулся мне.

— Вы мой герой, — прошептала я онемевшими губами.

Вышел. Я потерла вспотевшие ладони.

— Ну, Антуанетта, отдыхайте, набирайтесь сил. Мы пошлем весть вашему супругу, что вы живы и в безопасности. Я не думаю, что он в Ардоре, так что придется подождать.

— А Эжери? Ой, простите, блистательный герцог Эжери в Ардоре?

На меня посмотрели с уважением, такого великого человека и просто так, по имени!

— Наместник с армией императора скоро пройдет Сорве. Ожидаем их со дня на день. Герцог Томеррен сейчас в Осгилиане. Мы смогли разгромить Абсарокское поселение зверей, схватили живьем шестьсот шестесят две особи! Семь, семь из них носители Армадилов, — генерал весь надулся от гордости. — Ожидаем блистательного герцога к нам в гости.

Мы, довольные друг другом, раскланялись.

Планы генерала были совершенно безобразным образом нарушены.

На следующий вечер после нашей беседы произошло невероятное событие. Тишину небольшой, но очень уютной площади перед генеральским домом, выложенной мраморной плиткой, вдруг нарушил стук копыт, все увидели лошадь, несшуюся галопом. Пугаясь теней ветвистых деревьев, лошадь то и дело шарахалась в сторону, глаза у нее были полны ужаса, широкие ноздри раздувались. В тусклом свете она казалась призраком. Наездник резко осадил ее. Лошадь взвилась на дыбы. Клочья пены слетали с ее губ. Посыльный, гремя шпорами, расталкивая изумленную стражу, вбежал в генеральский кабинет. Новости ошарашивали: Сорве уничтожен. Неожиданно, голубое небо над ущельем затянуло синими тучами, в горы, возвышающиеся над Сорве ударила серия молний, что вызвало невиданную по разрушительной мощи лавину, которая пронеслась по склонам с умопомрачительной скоростью, сгребая все новые и новые тонны снега с нижних участков гор. Ущелье Орлиного гнезда было завалено снегом и льдом, но на этом беда не закончилась. Начался ужасающий камнепад. Горы как будто взбесились, камни, огромных размеров вылетали прямо из воздуха, по необыкновенной траектории. Охранная башня Сорве полностью уничтожена и завалена. Ардор запечатан.

То, что явилось страшной новостью для обитателей Мелеборена, было мне уже известно. Я чувствовала огромную Силу, которую выпустил Рем. Целых ужасных пятнадцать минут меня трясло так, что пришлось прилечь… Меня всю выворачивало, на меня то налетала огромной мощи энергия, то что-то высасывало все силы. А потом наступила чернота — мой раб потерял сознание.

Уже второй день я не чувствую его. Я все понимаю, Рем говорил мне, что после такого удара он полностью обессиленный в течение нескольких дней. Правда, несмотря ни на что, я очень переживала за него, я знала, что он жив, я слышала размеренный ритм его сердца, но поскорее бы он уже очнулся! Каждый день я планировала побег. Надо найти лошадь и уехать отсюда, поскорее. Как же я устала, меня постоянно тошнит, на меня накатывает слабость. Но мне светит крохотное, но ясное солнышко уверенности в том, что Рем где-то там, ждет меня, я живу ради него и нашего ребенка. Я знала это. Однако так или иначе, бросившись в бурный поток благородного общества Креландии, я опять и опять ухватывалась за мысль о Реме, как за спасательный линь — и этот линь, туго натянувшись, вытягивал меня из пучины отчаяния и страха. Мы справимся. Я ведь не сдалась тогда, в имперском дворце, я победила, и именно потому была наша, словно упавшая с неба, вторая жизнь с Ремом. Я начинаю борьбу за третью…

То малое количество плоти, которое неимоверным усилием Ричарда я смогла набрать, за те несколько дней счастья, сошло. Стою, смотрю на себя в зеркало. В тяжелом черном шелковом платье, резко оттенявшем ослепительную белизну шеи и плеч, я казалась особенно худой и хрупкой, а гладко причесанные, блестящие рыжие волосы подчеркивали бледность моего заостренного лица. Я была похожа на мертвое, безжизненное изваяние.

Прошло двое суток. Я продолжаю быть гостьей в доме баронессы Эмилии Ванж, и каждый последующий день похож на предыдущий, если не считать того, что Эмилия день ото дня все сильнее проникалается сознанием величия креландской империи, вследствие чего становилась все более невыносима. Эмилия представила меня блистательнуму обществу Мелеборена. Я «счастлива». Дворяне и официальные лица одеты в высшей степени роскошно. У многих мужчин болтаются на поясе богато украшенные мечи, хотя я сильно сомневаюсь, что кто-то из них хоть раз в жизни пользовался этим оружием. Под меховыми пелеринами дам можно разглядеть роскошные платья и дорогие украшения, сверкающие в лучах солнца. В салоне баронессы Эмилии царит шумное веселье, то и дело раздаются взрывы хохота, и уже было выпито немало хмельного ардорского вина.

Сегодня мой последний день в этом городе. Лошадку я себе уже присмотрела. Брючный костюм для верховой езды готов. Рем наконец очнулся. Напишу ему послание — у меня еще целая нога осталась, и все, вперед. Сегодня ночью бегу.

Сижу, слушаю глупые разговоры местной знати, скучаю…

— Говорят выживших нет…

— С двух сторон орудиями прочистим, дайте время…

— Через месяц, не позже…

— Ну, насчет того, что их можно сделать людьми, это, пожалуй, преувеличение, — сказал молодой виконт Греберт. — Они звери, может через несколько поколений, под нашим контролем…

Я стараюсь не зевать, таращусь в опротивевшие лица, подташнивает, руки дрожат…

— Иногда совсем забываешь, что еще жив, — сказал кто-то. — Это новое дикое распоряжения наместника…

Кто-то опять рассмеялся.

— Я-то все время помню, но только не знаю, на что это мне…

— Ах, время было, а теперь, тюрьмы забиты и ни-ни, нельзя даже пощупать…

Я присмотрелась к говорившему — он был тощ, бледен и до того белобрыс, что казалось, у него нет ни ресниц, ни бровей. Его губы ярко блестели красной помадой, на его тощие ноги, по последней моде, были одеты зеленые обтягивающие штаны. «Ретузики, как называет их Рем» — с грустью вспомнила я.

— Хорошее было время на войне. Мы лили в глотку этим зверям виски и зажигали. Делали из них фейерверки. Ох, ребята, и прыгали же они! Умрешь со смеху…

— Они должны быть порабощены, все.

— Нет, я тут не согласен, с почтением хочу возразить, что их надо уничтожить, истребить. Для креландского народа необходимо очистить жизненное пространство…

Даже слушая их, я чувствовала себя грязной, хотелось встать и уйти: нельзя! Я продолжала сидеть и улыбаться. Усилием воли я заставляю себя сидеть.

— Маркиза, расскажите нам, как там было?

Рассказываю, все ахают, ужасаются жестокости зверей. Рассматривают мои руки.

— Я очень, очень благодарна вам, моим благородным защитникам, — я “вдруг” заплакала. — Извините меня, — сказала я, нахмурившись, ну вот, я так «расстроена», теперь можно и уйти…

— А не хотите сходить в тюрьму? Посмотреть на этих зверей. — Неожиданно прозвучал вопрос. Я оглянулась. Эмилия Ванж смотрела на меня, улыбаясь. — Это, говорят, очень помогает, у вас травма. Вам станет легче, когда вы увидите, что отомщены. Как говорится, клин клином вышибают.