Любовь и ненависть (СИ) - Пафут Наталья. Страница 49

Из разрушенного, дымящегося пролома выпрыгивают солдаты. Я пнул одного в колено, второму всадил в живот кинжал. Оставшиеся даже не успели поднять мечей, а я уже перерезал глотку третьему и разбил локтем нос четвертому, делая выпад, я почувствовал, что мне распороли бок, убил последнего.

Перепрыгиваем через тела, выбегаем в задымленный коридор. Я начинаю различать звуки. Ослепительная вспышка боли ударила в плечо, проколотое поганцем Томерреном. Судя по всему, рана была серьезной — рукой шевелить не могу, разорваны мышцы, но времени на раздумья нет. Потом… Побеспокоюсь об этом потом…

Размахивая мечом, навстречу бежит бело-красный воин, я ринулся к нему. И только собрался прикончить солдата, как раздался громкий хлопок, напрягся — меня убили? Солдат упал к моим ногам, что за хрень? Обернулся. Шиара держит дымящююся палку в своих руках! Она умеет пользоваться магическими орудиями креландцев! Бежим дальше, разберусь в этом позже.

Удар, обрушившийся на мое здоровое плечо пришел из ниоткуда, откинув меня к стене, и выбив меч из руки. Пока перед моими глазами мелькали звезды, другой рукой, с трудом шевеля поврежденным плечом, полоснул ножом по чему-то мягкому, попал. Солдат взмахнул рукой. Воздух качнулся, и я почувствовала сильнейший удар в лицо, хруст, — «опять нос сломали», — слышу дикий крик Шиары, громкий хлопок, ушам больно, солдат дернулся и упал, Шиара опять спасла меня. С беспокойством пытается помочь мне встать на ноги. Поднимаюсь, шатаюсь…

— Зак! Ты как? — Глупый вопрос, конечно отлично…

— В порядке, дальше, быстрее, — хриплю с трудом.

Выбегаем на улицу. Я выскочил, выбросив вперед руку. Вечер вспыхнул пламенем. Теперь здесь творится хаос. Половина форта охвачена огнем, в стороне горят какие-то деревянные сооружения, на крыше летит по ветру горящее красно-белое полотнище креландского стяга. Огонь распространяеся так быстро, что невозможно уследить, — казалось, все вспыхнуло разом. Солдаты бегают туда-сюда.

У дальней стены, около не поврежденной взрывами и пожаром стены, я заметил привязанных лошадей. Наверное, это последний подарок от Томеррена. Головы белых лошадей украшены султанами из пестрых перьев, дым от огня окутывает их морды перламутровым облаком. Нам надо туда, к лошадям. Бежим.

Нас заметили…В нас целятся из металлических палок…

Звук многочисленных выстрелов заставил меня замереть на месте на секунду, пригнулся, поджал уши. Оглушающий звук больно резанул по барабанным перепонкам, и долей секунды спустя, я задался вопросом, попали ли они. Шиара бежит впереди меня, не ранена. Совсем чуть-чуть до лошадей… Я получил ответ на последний вопрос, когда моя левая нога подкосилась и я вдруг повалился как спиленный дуб. Попали…

— З-а-а-а-к! — Закричала дурным голосом, смешно разбрасывая колени, бежит назад, «Идиотка! Убегай!» — Перед глазами все кружится. Из раненного плеча толчками вытекает кровь, или это из бока… Все, я кончился…

Подбежала, наклонилась, дергает меня,

— Вставай, давай, вставай, бежим! З-а-а-к!

«Достала то она меня как, — тоскливо подумал я, — пристала ко мне, как репей…» — выплыл из прекрасной, манящей отдыхом темноты…

С трудом встал, качаясь, хромая, побежал, она лезет мне под мышку, подставляет свое тощее плечо. Оттолкнул. — «Как же она мне надоела…»

Не знаю, как я забрался на лошадь, следующее, что я помню, мы скачем, за нами погоня. Едва справляюсь с приступами головокружения. Моя лошадь теперь как все креландское — бело-красная — надо бы перевязать раны, но это потом, все потом…

Не заметил, ка мы оказались в небольшом лесочке, откуда начинался подъем, я с трудом оглянулся. За нами гнались человек пятьдесят, а то и больше. На лесной тропе мы сможем оторваться от преследователей, но ненадолго. Надо готовиться к новой встрече с врагом. А я все потерял — и нож, и меч. Сконцентрировался из последних сил. Знаю, что это наконец убьет меня. Просто прекрасно…

Во все стороны полетели молнии. В земле появилась огромная трещина. Деревья взрывались, разлетаясь в щепки. Солдат постигла такая же участь. Кажется, они не успели даже вскрикнуть, хотя едва ли кто-то услышал бы их в таком грохоте…

Я расслабился и с наслаждением начал погружаться в холодную темноту. Последнее, что я заметил, это прекрасное и какое-то слишком длинное чувство полёта и мощный удар об землю, мир взорвался красными осколками и погас…

Мира

Весь вечер, вернувшись из тюрьмы, я спала. Сил не было. Мною овладело отчаяние. Скажусь больной и не пойду на прием, а завтра вернусь к пленникам. Надеюсь, к тому моменту они уже не будут скованными. А дальше… не знаю. Вскочат и побегут. И всех их порасстреляют, зато не станут рабами. Не знаю, не знаю… Голова болит, низ живота ломит. Тошнит. Только бы не потерять малыша, как страшно. Встала, выглянула в окно — утро поднималось, сияющее и чудесное. Внизу, над городом, вился тонкий туман. Кроны деревьев были уже залиты лучами солнца, но вдалеке видны тучи, к вечеру может быть дождь. Я подошла к умывальнику, чтобы причесать щеткой волосы. Но, увидев свое лицо в зеркале, я забыла об этом. Разглядывая себя с холодным любопытством, я сжала губы и усмехнулась. — «Мдаа, вот ведь уродина». Напряженное и бледное лицо в зеркале усмехнулось мне в ответ.

Сегодня я должна наметить план, проверить пленников, убедиться, смогли ли они снять оковы, Рем будет здесь через четыре дня. Послушала его сердце, как прикоснулась к нему, успокоилась. От скоро будет здесь. От этого становится легче на душе. Он уже ближе, моя любовь, мой якорь, мой господин…

— Вы слышали новости? — Сразу набрасывается на меня баронесса Эмилия. — Ах, вы все проспали, моя дорогая! Вчера произошел такой кошмар, такой ужас! Ну просто катастрофа! — Эмилия вся дрожала от счастливой возможности посплетничать, — вчера вечером в тюрьме кто-то сбежал, были взрывы, стрельба, все бегали, кричали, так страшно, так страшно, — баронесса вся аж тряслась от возбуждения, — столько жертв! Даже герцог Томеррен пострадал!

— Убит? — Я постаралась, чтобы надежда не звенела так откровенно в моем голосе;

— Неизвестно! — Торжествующе прозвучал ответ. — Смертельно ранен или убит. Все покрыто тайной! Ах, как же все это волнует!

— А что, что случилось?

— Да толком ничего не известно. То ли кто-то попытался сбежать, то ли кто-то сбежал…

— Пленные, ардорцы?

— Нет, нет, они на месте, не волнуйтесь вы так, маркиза, получите вы своего раба. — Неверно расценила баронесса мое волнение. — Кто-то более опасный. Какой-то маг. Уничтожил пол-тюрьмы. Столько невинных убил! Мерзость ардорская. Там до сих пор все горит… Говорят, ветер меняет направление и скоро этот ужасный дым пойдет в нашу сторону, а как же бал! Это же будет отвратительно…

— Горит? А как же пленные? Они не задохнутся в том ужасном помещении?

— Ох, эти. — Эмилия выглядела как человек, припоминающий нечто, представляющее общий интерес, но никак не первостепенную важность.

— Да какая разница! Ну сдохнут звери, хотя жаль, конечно, все-таки столько потенциальных рабов…

— Но там же женщины, дети…

Баронесса потрясенно уставилась на нее, полагая, что ослышалась.

— Антуенетточка! Вы что, это же звери! Какие женщины, дети!

Ну конечно же мы пошли посмотреть на разрушения, как могли мы пропустить такое зрелище!

Пожар был виден издалека. Ясное небо все было застлано дымом. С двух сторон поднимались и расходились черные, зловонные клубы дыма от пожара. На улице, около тюрьмы, не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в грязных мундирах и в разных направлениях проходили и пробегали солдаты.

Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из-за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики.

Что-то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из-под крыши. Еще страшно затрещало что-то в огне, и завалилось что-то огромное.