Качели судьбы (СИ) - Пафут Наталья. Страница 56

Дракатон и Айрин медленно пошли назад.

Они шагали, словно во сне, с этим чувством, которое поднималось в них, как волна, унося и завораживая обоих, как неизбывный душевный порыв, окрашенный улыбками сожаления и легкой печали.

Рука Эссейла чуть касалась бедра Айрин и это волновало ее.

И он чувствовал ее поступь совсем рядом, что вызывало в нем мучительное томление.

Завтра они вернутся в их уютную комнату, на их кровать. Время теперь потянется долго, наполненное ожиданием любви.

Айрин чувствовала себя слишком возбужденной и предпочла не присоединяться к гогочущим друзьям. Они села на высоком берегу озера, обняв дракатона руками и положив подбородок ему на грудь. Ее глаза скользили по металлической поверхности озера, над которым плавали тающие клочья легкого тумана.

Она ощущала себя счастливой, полной жизни, трепетной и нетерпеливой. И все было окрашено чувством томления, владевшим ею. Так же, как она радовалась самой любви, она радовалась ожиданию ее. Начинала сказываться сильная усталость, и Айрин чувствовала, что начала погружаться в неглубокую, чуткую дремоту.

Кай радостно шел за задумчивым Гленом. Как здорово они ушли от всех, несмотря на строгий запрет Николя не удаляться от лагеря. Но Лиззи своими ласками отвлекла грозного куратора и они улизнули. В праздничной, веселой и возбужденной атмосфере лагеря евронийских студентов, видя меланхолично-задумчивого любимого, страсть Кая разгоралась сильнее, а волнующее чувство возможной опасности, лишь больше распаляло его;

— Давай здесь, вот на этой полянке, — шептал он Глену, — здесь так уютно, — но тот лишь качал головой и продолжал целенаправленно идти вперед. Они вошли в лес,

«Но это ведь не опасно!» — Сейчас, когда солнце закатилось, и стало темно, мрачный лес выглядел грозно, Кай даже сказал бы зловеще, хотя это все ерунда, это тупой дракатон всех их запугал, — «сюда же ребята ходили на охоту сегодня!». Глен идет дальше, не отвечает на вопросы, точно их и не слышит, глаза его как-то бегают по сторонам, словно он знает, куда идет….

«…Будь покоен, я иду. Иду…Да, да, иду…Ха-ха-ха, ведь я уже только дух, дух…, и…, я теперь чувствую, наступает час, твои золотые нити тянутся ко мне, впиваются в голову, в сердце…, тяжело. Боги, как тяжело… Иду, при…» — Споткнулся, ничтожество сзади дергает его, что-то ему говорит, надоел, но бросить нельзя, принц его зачем-то хочет… — «Мой принц, твой милый скоро придет…» Остановился, оглянулся, он что, потерялся? Смотрит, перед ним нежная лилия, но это уже не цветок, а стройное, тело прекрасного юноши. Бледное лицо с большими печальными глазами и чуть-чуть розовыми губами, золотистые волосы падают красивыми волнами на грудь — «мой принц, пришел!» — Призрачная фигура тихо качается и с каждым движением растет и приближается, только тело его все еще прозрачно, точно соткано из серебряных нитей.

Вот он двинулся в их сторону, и лес вокруг наполнился ароматом и неуловимыми звуками волшебной мелодии. Движения Глен не улавливает; фигура точно плывет в воздухе…Все ближе и ближе; прекрасный юноша уже качается рядом с ним, что-то шепчет, но он не может разобрать слова, но Глен знает, он страдает, он так умоляет спасти его, освободить, а сделать то надо всего-ничего…Ему снилось, что он идет вместе с принцем по бескрайнему прекрасному лесу; их руки соединены, пальцы сплетены, как в нежном любовном пожатии. Он ничего не видит — все залито серебряным светом, прекрасные ароматы витают вокруг него и юноша ведет его, словно поводырь слепого;

Кай испуганно оглядывается. Лес становится темнее и непроходимее, сладкий запах тухлятины усиливается, Глен радостно улыбается чему-то, что-то бормочет, взял его за руку и уверенно ведет куда-то. Кай ничего не видит, однако каким-то непостижимым образом он чувствует, что над их головами и вокруг них собирается, сгущается что-то зловещее. Страх и опасение, поселившиеся в некотором уголке его сознания, нашептывающие ему о нависшей угрозе, были непонятны и незнакомы Каю, теперь к ним примешивались самые дурные предчувствия, похожие на суеверные страхи дикого Эссейла, Кай, цивилизованный аристократ, практически дипломированный маг, к своему потрясению чувствовал наступление неотвратимой беды.

Его пугает эта мрачная темнота вокруг. Кай ощутил какое-то легкое прикосновение к своему лицу и испуганно отшатнулся, успокаивая себя, что проход между деревьями всего лишь

затянут нитями паутины. Глен шепотом уговаривал его не останавливаться, не бояться, успокаивал, объяснял, что они всего лишь проходят сквозь тонкую незримую, но прекрасную вуаль. Вглядываясь в непроницаемую темноту, Кай увидел — или это только почудилось ему? — смутный сгусток еще большей черноты, замаячивший впереди во мраке впереди;

— Да, да, любимый мой…Я теперь вижу, нам туда… — Глен, крепко держа его руку в своей, направлялся туда, к этому неясному предмету, очертания которого сливались с окружающей мглой. Они с Гленом все шли вперед, неуклонно приближаясь к средоточию тьмы и могильного холода. По мере того как они подходили к загадочному темному пятну, Кай все отчетливей слышал стук своего собственного сердца; гулкие удары становились все громче, им вторило слабое эхо — это наверное билось сердце Глена. Его партнер не дал ему оглядеться. Он положил свои руки ему на плечи, сладко поцеловал. Глен глухо застонал, толкнул Кая, тот сделал шаг назад, его тело уперлось во что-то ледяное, Глен возбужденно шептал что-то, уложил Кая на обжигающе-холодную поверхность. Наконец, их сердца забились в унисон, их тела стали единым, слившись друг с другом. Кай обо всем забыл.

А отовсюду из темноты на них смотрело множество огромных слепых мертвых глазниц, они все чего-то ждали — Кай чувствовал на себе их тяжелый взгляд, когда медленно, словно неохотно, открыл сомкнутые веки, но побыстрее закрыл их снова, растворился в наслаждении.

Он не видел, как к ним направилась темная фигура, незнакомец тихо, словно плывя по воздуху, двигался в сторону слившихся в экстазе ребят, высвободил свою костлявую руку из огромного черного балахона; вытянув руки вперед, он разорвал оболочку темной, пульсирующей субстанции, окружившей влюбленных, проделав в ней щель… Кай тихо застонал, страстный укус Глена причинил ему острую боль, капля крови стекла по его шее вниз, Глен не останавливается, снова и снова кусает его, «да что же он делает, это уже не смешно совсем!» — Его шея уже горит от боли, — «все, все, Глен, любимый, хватит уже, больно, так больно» — больше крови течет из рваной раны на шее, течет на черную, пульсирующую плиту, на которой они лежат, впитывается внутрь. Кай кричит, толчки Глена усиливаются, кровь течет, капает на то, на чем лежит Кай… Тотчас же к стуку сердец влюбленных, бившихся как одно, добавились громоподобные удары еще одного сердца, звучавшего, как удары тяжкого молота по глухой каменной глыбе и еще одного…

Ритмичные удары заполнили Кая, они стучали в его голове, удары заполнили пустоту огромного, бесконечного леса, и хотя источник этого оглушающе громкого звука находился в непроглядной темной пустоте перед ними, Каю казалось, что все пространство вокруг

них пульсирует в такт ударам их собственных сердец. Глен встал, счастливо улыбаясь, протянул руки в сторону темной фигуры,

— Мой принц! Моя прекрасная любовь! Ты теперь свободен! — Шагнул вперед, в непроглядную, смолянисто-черную бездну, ушел;

Кай замер, кто это, что происходит, почему ему так больно и холодно, почему он не может пошевелиться? Он огляделся, с ужасом он увидел, что он лежит на чем-то абсолютно черном — что это — алтарь! Гробница! Каменный могильник!

К нему приближается другой незнакомец. Кай замер, испугавшись того, что он увидел при неясном свете луны. Увядшая, морщинистая, темная кожа была покрыта гноящимися струпьями, блестевшими в лучах небесного светила. Но самым страшным зрелищем была даже не эта гниющая заживо плоть, а глаза, глядящие из-под капюшона, — огромные, лишенные век, выпуклые, выпирающие из глазниц, словно два раздувшихся, огромных пузыря.