Качели судьбы (СИ) - Пафут Наталья. Страница 82

Все задумчиво уставились на дракатона, который ни слова не сказал в свою защиту.

— Ерунда! — Подала голос Айрин, — там, в долине, Эссейл не уходил от меня ни на шаг, кроме того сражения на озере за жизнь Николя.

А Высокая кровь, — сказала она задумчиво, — еще в университете я читала старинный документ, где упоминалось о браках между дракатонами и людьми в прошлом для улучшения крови. Не тогда ли, при этом смешении, появились у нас маги — носители Древней крови? Кай пропал, он носитель Древней — «Высокой» крови.

Эссейл внимательно слушал свою Аларианту, наслаждаясь ее запахом и поглаживая ее по спине. Царственная, но в то же время нежная осанка, черные волосы, мраморная шея, как же он любил ее.

— Согласен, — кивнул головой Джеймс, это не Эссейл.

Николя посмотрела на Неда вопрошающим взглядом.

— Что ты об этом думаешь?

Сам он, действительно, не знал, какое принять решение.

— Ты не чувствуешь вони, сладкой такой? — Спросила Лиззи Вересу,

— Нет, не чувствую, — ответила Вереса. Но при этом она невольно вздрогнула. — Нормально пахнет, приятно даже.

— Я постоянно теперь чувствую этот запах, слишком часто, — произнесла Лиззи, встряхнув головой, как бы в чем-то упрекая себя. — Я его всегда чувствую. Он смешался со всей моей жизнью. Он здесь меня постоянно преследует. Как же я ненавижу это место! Это точно мутант — это он Тень.

Лиззи посмотрела на Вересу многозначительно. Та, словно с трудом продравшись через туман мыслей, ответила таким же важным взглядом, серьезно кивнула, не очень понимая о чем речь.

«Как Лиззи может ненавидеть это прекрасное место, о какой вони она говорит? Да, согласна, мутант противный, он хочет забрать их всех отсюда, урод, угрожает им всем…»

Вереса с восторгом оглянулась вокруг — стены из розового, прозрачного сердолика, мерцающие серебром огромные окна — из них, или через них, льются волны розовато-желтого света; с потолка идут голубые волны эфира и, смешиваясь с розовыми, дают небывалый эффект. Что-то волшебное. На полу пушистый шелковый ковер, усыпанный белыми свежими цветами лилий, как мягко ногам, лилии нежно ласкают их.?

Вересу заполнило всепоглощающее ощущение какой-то большой, разбивающей сердце потери и боль — ну почему ребята так долго здесь совещаются, все это ерунда, ей надо идти! Улыбнулась. — «Сейчас, мой любимый, потерпи, еще чуть-чуть ждать осталось…» Уверенность и спокойствие испаряются, а ожидание и желание насладиться покачиванием в лучах месяца все нарастают. Серебряные волны плывут, и ты точно летишь, летишь, а он тут рядом, ненавидимый и желанный. Он ждет, ждет…

— Я считаю, надо идти в долину, — произносит наконец Нед. Он закрыл книгу. На его лбу собрались морщинки, плотно сжатые губы побелели. — Мы подходим ко времени, когда придется принимать решение. Мы не должны дожидаться момента, когда обстоятельства нас вынудят делать то, что мы делать не хотим и не можем. Мы, боевые маги, и мы должны сами выбрать время и место сражения.

Николя молчит, уставясь куда-то в пространство. Он устал; утомление, охватившее разум и сердце, было настолько сильным, что куратор даже не испытывал ужаса, в последнее время не оставляющего его ни на секунду. Ощущение холода стало сильнее, также и смешанный запах лилии и затхлости. Посмотрел в окно, вздрогнул — большие черные глаза были устремлены на него, отвернулся, снова заглянул в окно — привиделось только, никого там нет; Почему-то очень не хотелось говорить об этом кому-либо, как в слабости своей признаваться, еще посмеются над его глупостями. Он не выдержал и поднялся.

Айрин украдкой смотрит на Николя. Нервное, издерганное лицо, под глазами залегли глубокие тени. Нед делает над собой усилие и продолжает:

— Надо идти как можно раньше, пока еще холодно и сыро. К тому же, в трактате сказано, что сами они не нападают. Свяжемся веревками, не дадим друг другу уходить…

— Чушь, — холодно сказал Драйт, — а если они всех нас призовут одновременно, так, связанные вместе и пойдем, радостные и счастливые. Там моя магия не действует, я не смогу нас защитить. — Худой, с продолговатым нервным, породистым лицом, с большим залысым лбом и тяжелыми веками серьезных глаз, он сидел спокойно, положив длинные, аристократические пальцы на донышко винного бокала.

Все хмурились. Свечи в подсвечниках уже сплавились, и воск потек на стол. Железные ладони, на которых стояли свечи, поникли, как высохшие растения.

Глен, казалось, не прислушивался к их разговору; отвернувшись к окну, он смотрел на тихий сад, но взор его был пуст и неподвижен; казалось, молодой человек столь глубоко погрузился в раздумья, что не видит ничего вокруг себя.

— Я не согласен с Недом, я считаю, нам надо ждать Гарри, — вдруг сказал он, словно очнувшись от тяжелого размышления. Сквозь густые длинные ресницы он бросил на студентов странный, полупобедный, полуиронический взгляд. — К тому же, посмотрите на улицу.

В темноте тихо шелестели листья высоких деревьев. Необъятным казалось чистое звездное небо над этой непонятной землей — тучи ушли, завтра будет прекрасная погода…

Так не придя ни к какому решению, студенты разошлись по комнатам.

Уставшая Айрин уже давно заснула. Эссейл же все крутился — как это бывает в утомительные часы бессонницы — чтение этих писем, перевод книги со странными, смутно знакомыми ему пометками — все это всколыхнуло что-то в нем, надломило хрупкую корочку над огромной пропастью смертельной раны — мысли, образы, воспоминания, внезапные догадки, горячие угрызения носились в его голове, сбивая, перегоняя друг друга… Мужчина ворочался, совал руки под подушку, ложился на спину, на бок, на живот… Одеяло жгло, что-то впивалось в бок, простыни скользили под ним…

Он определенно сходит с ума! Все кажется знакомым — и эта одежда, как Айрин сказала тогда, — «как будто на тебя шили, Эссейл, только ты намного худее», и это место, и даже эти письма! Скверная это была ночь, — долгая, как жизнь. Все здесь абсолютно навязчиво кажется ему уже виденным и слышанным. Темное пятнышко в мозгу Эссейла ожило, пустило ядовитые корешки во все тайные извилины. Опять кто-то словно стучится извне, до него долетают чьи-то такие родные, такие необходимые ему эмоции — там все — и переживание, и радость, и обожание, и очень, ну очень сильная тревога, какие-то вопросительные интонации, наполненные собачьей преданностью… казалось, только руку протяни, откройся и тебя затопит это обожание…

Поделился этим с Айрин, обсудили это с Драйтом, позвали на помощь Джеймса и Неда. Решили, что это ментальная атака Ниаллэйей — поэтому так и тянет,

— Тебе хочется идти куда-нибудь? — Тревожно спрашивает Айрин, — тянет наружу?

— Нет. Тянет позвать кого-то, открыться…

Джеймс обеспокоенно обменялся взглядами с Недом,

— Да, точно они. Драйт, можешь заблокировать?

Менталист подержал руки на висках Эссейла, похмурился. У Эссейла слегка закружилась голова и зачесался нос.

— Ты сейчас должен без памяти валяться и слюни пускать, — сказал Драйт, — такой ментальный удар я сделал по тебе. Нет, тут я ничем помочь не могу, сил у меня недостаточно, — признался наконец студент, — дракатоны ведь практически не поддаются ментальной магии, да и еще какие-то странные блоки у Эссейла, все глухо.

— А хочешь кого-нибудь ну… того…ммм… отдаться? — Продолжил допрос Джеймс,

— Отдаться — хочу, очень, — дракатон с обожанием посмотрел на покрасневшую Айрин, все засмеялись,

— Это хорошо, её хоти, ну ты держись, если что, зови, свяжем.

Эссейл серьезно кивнул. Джеймс обнял Ганну,

— Айрин, смотри за ним.

Эссейл усилил внутренние блоки, голос стал очень далеким и слабым.

Снова перевернулся на живот, поджал ноги, вытянул — нет, ему сегодня определенно не уснуть, он вспоминал:

— Айрин!

— Мммм…

— А что там про Высокую и Древнюю кровь вы говорили?

Айрин уже устала удивляться таким наивным вопросам дракатона.