В плену отражения (СИ) - Рябинина Татьяна. Страница 12
— Ясное дело, — пожал плечами Тони. — Хотя Генрих VIII ради наследника и не на такое пошел.
— К тому же меня, как и деда, смущали две вещи: что кольцо было у Маргарет, и что наш род протянул почти пять веков. Но если бы оказалось, что я бесплоден… Да, тогда бы я ухватился за любую возможность.
— Миссис Даннер сделала за вас грязную работу, милорд, — подал голос Джонсон.
— Очень грязную, Питер, — Тони передернуло. — Теперь я смотрю на портрет и не только вижу красивую женщину, нашу с тобой дальнюю родственницу, но и вспоминаю то, что от нее осталось. Поверь, очень неприятное зрелище. А уж запах… Год прошел, а я сыр так и не могу есть.
— Ты сказал, нашу с тобой родственницу? — повернулся к нему Питер. — То есть?
— И вот тут, джентльмены, мы переходим к следующей части Мерлезонского балета[2]. Ты очень удивишься, если я скажу, что мы с тобой и Света состоим в определенном родстве?
Питер захлопал глазами, как разбуженная сова.
— Не волнуйся, Питер, — немного злорадно усмехнулся Тони. — Даже если б вы не родили Джина, я бы не смог претендовать на трон. Наш со Светой общий предок — сын Маргарет. Причем незаконнорожденный. Но в целом, ты был прав — все это дело семейное. И, как ни странно, твой чертов Скайхилл — отчасти и мой дом.
Тони бросил короткий взгляд на Джонсона, который изо всех сил пытался сдержать ухмылку, и начал рассказ. Когда он закончил, время перевалило за полночь. Питер, не зная, что сказать, только качал головой и вытирал пот со лба.
— Просто охренеть, — наконец выжал из себя его светлость.
— Мистер Джонсон, у вас есть, что добавить? — спросил Тони.
— Пожалуй, нет, — на секунду задумался дворецкий. — Разве что о кольцах действительно нет никаких сведений. Вообще ни о каких кольцах или других подобных магических артефактах в связи с культом Анахиты, Анаит, Анаитис и прочих родственных богинь — Великих матерей. Мне кажется, это кольцо действительно из другого мира, но как оно попало в наш — загадка.
— Дааа… — протянул Питер. — И все-таки что нам делать со Светой?
— Для начала уволь Энни. Предложи ей уйти самой. Скажи, что знаешь о ее визите к графине. Что не будешь поднимать шум, если она соберет вещички и отправится ко всем чертям. Кто бы сказал, почему с этими бабами можно обращаться только угрозами и шантажом?
— Хорошо, допустим, я так и сделаю. И чем это поможет Свете?
— Да ничем, — буркнул Тони. — Не знаю.
— Мистер Каттнер, — неуверенно начал Джонсон, — я понимаю, что это звучит странно, но что, если вам попробовать обратиться к леди Маргарет?
— Как? — не понял Тони.
— Вы сказали, что она обещала миссис Каттнер присматривать за вами обоими. Как-то так. Если вы обратитесь к ней, вдруг она услышит вас и чем-то поможет?
— Но она же не может говорить со мной, я ведь…
— Да, в родстве с ее убийцей. Но ведь и она теперь уже не призрак. А вдруг что-то изменилось? Только попробуйте сделать это рядом с Эс… с миссис Каттнер. Все-таки, если мы не ошибаемся, ее сознание сейчас в прошлом, в теле леди Маргарет.
— Парни, вы хоть представляете, каким бредом это все выглядит? — нервно засмеялся Питер. — Если бы кто-то нас слышал…
«Я слышу…»
— Подождите, помолчите все! — воскликнул Тони. — Маргарет! Ты здесь?
Но как он ни прислушивался, так и не смог больше ничего услышать.
— Показалось, — вздохнул Тони. — Но все равно спасибо за совет, мистер Джонсон, я попробую. Мало ли…
Выпив еще по глотку бренди, они разошлись. Когда Тони вошел в комнату, Света спала. Он подошел к кроватке Мэгги, полюбовался ею, потом сел на кровать и взял Свету за руку.
— Маргарет, — позвал он, — ты слышишь меня?
Секунда шла за секундой. Только стук сердца и тихое дыхание Светы.
— Маргарет!
— Я здесь, Тони, — услышал он тихий голос, словно издалека. — Я все знаю. И постараюсь помочь…
[1] TM, ™ — trade mark (англ.) — торговая марка, товарный знак
[2] Мерлезонский балет (часто также Марлезонский балет, от фр. Le ballet de la Merlaison, букв. «Балет дроздования», то есть «Балет об охоте на дроздов») — балет в 16 актах, поставленный королем Франции Людовиком XIII.
6. Жизнь по кругу
— Ты все поняла? — спросила сестра Констанс, закрывая дверь хижины.
— Да. Кто бы мне сказал, что я с таким нетерпением буду ждать момента, когда смогу переспать с этим облезлым придурком. То есть когда Маргарет сможет. Если, конечно, я не исчезну после ее смерти. Или не останусь навсегда болтаться призраком в отражении Скайхилла.
— Главное, не пропусти момент, когда она…
— Не пропущу, сестра Констанс. Я ведь все буду чувствовать. К тому же она верещит, как кошка. Трудно пропустить, знаете ли. Не представляю, как ее не поймали, когда она в замке с ним трахалась.
— Я не знаю тех слов, которые ты употребляешь, но о смысле догадываюсь, — улыбнулась аббатиса.
— Простите. Слово это довольно грубое. А вы все-таки монахиня.
— От этого я не перестала быть женщиной. То есть, конечно, давно уже перестала, теперь я старуха, но когда-то была устроена точно так же, как и вы с ней. Ой, прости, сейчас ты тоже не женщина, — она засмеялась в голос. — И мне известно, откуда берутся дети. И даже то, что от этого можно испытывать удовольствие. Не на своем опыте, конечно.
Мы вышли из дома рано, еще даже светать не начало. Сестра Констанс держала в руке чадящий факел — просмоленный пучок веток. Поверх черной мантии она куталась в шерстяной плащ. Трава была покрыта густым слоем инея, который серебрился в отблесках пламени. Холод пробирал до несуществующих костей.
— И все-таки, — я крутилась вокруг монахини, как щенок на прогулке, то отставая, то обгоняя, — почему вы думаете, что мне удастся притащить его сюда? Он ведь тоже… мертвый. И должен действовать по своему плану. Уехать в эту… как ее? Баден-Дурлахию.
— Если ты все сделаешь, как я сказала, сможешь им управлять. Он, конечно, будет очень сильно сопротивляться, но ты уж постарайся. Твоя задача привести его сюда в канун Дня всех святых. Как раз тогда к нам в тот год пришел мальчик.
— А что он скажет? И сестра Агнес?
Сестра Констанс даже споткнулась.
— Светлана, ты о чем? Что они могут сказать, кроме того, что уже когда-то сказали? Если ты приведешь сюда Мартина, я смогу сделать так, что вы с ним отправитесь в Овернь. То есть ты в его теле. И тогда он уже не сможет противиться. Когда еще тебе представится возможность побыть мужчиной?
— Да… Это серьезно, — протянула я. — Но что будет в нашем мире, если он окажется здесь? В настоящем нашем мире?
— Да ничего, — хмыкнула она. — Что будет, если ты бросишь камень в лужу? Дерево, которое в ней отражается, изменится?
— Нет.
— А отражение?
— Ну… От камня рябь пойдет.
— Пойдет. А потом уляжется, и все будет как прежде. Отрастит себе ваше Отражение нового Мартина. А в настоящем ничего не изменится.
— А со старым потом что будет?
— Откуда я знаю, — с досадой поморщилась сестра Констанс. — Тебе-то не все ли равно?
— Ну… Все-таки мой предок. Пусть даже он мне и не нравится. Кстати, я все хотела у вас спросить. Как так получилось, что кольца, которые принадлежали жрицам языческой богини, оказались у христианских монахинь? — я постаралась, чтобы это прозвучало не слишком ядовито. — Христианство и магия — странное сочетание, не находите?
— Не забывай, изначально госпитальеры не были монахами. Просто община добрых христиан, которые помогали страждущим. Как кольца попали к нам? Я не знаю, мне об этом не рассказывали. Восток…
Дело тонкое, закончила я про себя фразу — по-русски, разумеется. Даже если сестра Констанс это слышала и не поняла, уточнять не стала.
— На Востоке много тайн, — продолжила она. — Что такое магия? Всего-навсего то, что мы не знаем и не понимаем. Я освободила твою душу от тела Маргарет. Но это не магия. Это всего лишь снадобье, которое на Востоке дают чумным и прокаженным, чтобы уменьшить их страдания и сделать смерть легкой. Но на здоровых оно действует несколько иначе. А разве в христианстве нет магии? Разве претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Господа — не магия? Но мы называем это мистикой[1]. А магию считаем чем-то дьявольским, не так ли?