В плену отражения (СИ) - Рябинина Татьяна. Страница 8

Если бы я когда-нибудь говорила так раньше, то, наверно, стала бы самым знаменитым в мире оратором. Слова — то есть мысли — текли плавно и свободно, не запинаясь и не перескакивая с одного на другого.

Наконец я закончила. За окном стемнело, но сестра Констанс не зажгла свечу или масляную лампу. Весь свет в хижине был только от очага, куда она подбросила несколько поленьев, предварительно выкатив палкой спекшийся глиняный ком. Я знала, что в глине запекают птицу и рыбу, но и представить себе не могла, что такое можно проделать с ежом. Поэтому мне было крайне любопытно, что находится внутри.

Света, о чем ты думаешь, а? Ты теперь даже не человек, а нечто. Почти ничто. Призрак. Дух. И тебя интересует, как выглядит запеченный еж?

Сестра Констанс подхватила комок грубой тканью, сложенной в несколько раз, и перенесла на стол. Ударила по нему палкой — глина треснула, в ней остались иголки и шерсть. В деревянную миску она положила кусок остро пахнущего темного мяса размером чуть больше кулака.

— Никогда не пробовала ежа, — сказала я. — На что он похож? На вкус?

— Немного на цыпленка, только сладковатый, — сестра Констанс выбрала из выпотрошенного брюшка пряные травы и оторвала кусочек мяса. — В Риме их ели еще до Рождества Христова. Специально выращивали. А жир ежиный — лекарство. От ожогов. И от кровавого кашля. Сейчас ежи жирные, к спячке готовятся. Кидаешь в горшок сразу несколько и держишь на углях ночь. К утру остается шкура, кости и жир. Ну, и клещи, конечно, но их легко отцедить.

Я прислушалась к себе, не жалко ли мне ежиков. Ежиков было жалко. Но как-то абстрактно. Не больше, чем свинью над тарелкой котлет.

— Я не сразу поняла, что Маргарет пришла из другого мира. Да я и не знала ничего о нем, — сказала сестра Констанс, разделавшись с ежом и запив его вином из глиняной бутылки. — За год до ее появления — первого появления, — когда еще была жива сестра Агнес… Мы тогда только поселились здесь, в доме ее покойного брата. Так вот, ночью в канун Дня всех святых к нам постучался мальчик. Сказал, что заблудился в лесу. Он промок, замерз, мы накормили его, оставили ночевать. Утром я вывела его на дорогу, попрощалась и пошла обратно. Уж не знаю, что заставило меня обернуться. Мальчик шел по дороге и вдруг исчез. Просто растаял в воздухе. Я подошла к тому месту, огляделась, даже позвала его. Вернулась домой, рассказала сестре Агнес. Она была родом из Шотландии, у них там празднуют Самайн, как в Уэльсе и Ирландии. Конец сбора урожая, день почитания мертвых. Верят, что в это время открывается дверь между мирами живых и умерших. Разумеется, она сказала, что мальчик был духом, но раз мы приютили его, к нам должно прийти счастье.

Никакого особого счастья к нам не пришло. Сестра Агнес через месяц заболела и умерла, я осталась одна. Раз в неделю ко мне заглядывала ее племянница, приносила еду, помогала по хозяйству. Хотя я и сама как-то справлялась.

Через год, снова в канун Дня всех святых, появилась Маргарет. Ну, об этом я могу тебе не рассказывать, ты все знаешь. Хотя тогда она, конечно, была без тебя. Живая — по-настоящему живая. Само собой, я поразилась, увидев у нее на руке кольцо Анахиты. Тогда я была уверена, что мне известно о кольцах все, но оказалось, это далеко не так. Я рассказала ей то, что знала. Не представляешь, как мне было ее жаль. Молодая, прекрасная, знатная. Короткое счастье позади, впереди — смерть.

Я показала ей яйца дракона. По правде говоря, даже не знаю, зачем. Никакой нужды в этом не было. Но сейчас понимаю, что это было не случайно: теперь-то я знаю от тебя, что детеныши из них вылупились. Жаль только, что выжил лишь один. Говоришь, его зовут Джереми? Забавно. И грустно. Последний дракон…

Маргарет села на коня и отправилась в Рэтби. И вдруг исчезла точно в том же месте, что и мальчик. Это не могло быть совпадением. И я не верила, что она — дух, как говорила сестра Агнес. Что-то было не так с тем местом на дороге.

В следующий Хеллоуин ничего необычного не произошло, а еще через год, правда, днем раньше, человек появился на дороге из ниоткуда прямо на моих глазах. Я шла в лес проверить ежиные ловушки и вдруг увидела его там, где только что никого не было. Это был мужчина средних лет, ремесленник, который шел в город, но свернул у Рэтби не на ту тропу. Он был удивлен не меньше моего. По его словам, я появилась перед ним прямо из воздуха. Я показала ему дорогу, и тогда он сказал довольно странную вещь. Что идет из Ковентри в Кеттеринг на ярмарку. Но здесь нет такого города. Есть Кайтеринг. И там никогда не устраивали ярмарки. Я подумала, что он мог перепутать название или просто соврать. Попрощавшись, ремесленник пошел по дороге в обратном направлении — и пропал. На том же самом месте, где появился.

Я поспешила в ту сторону, так быстро, как только могла. И вдруг снова увидела его впереди. В тот момент, когда он исчез, сквозь тучи пробивалось солнце, но как только я прошла через заколдованное место, повалил густой снег. Темная фигура была едва видна. Я сделала шаг назад — он снова пропал, снег прекратился, на земле не было ни единой снежинки. Так я шагала взад-вперед несколько раз, и каждый раз переходила из осени в зиму и обратно. Чтобы отметить этот рубеж, я прокопала палкой на дороге глубокую борозду. Но на следующий день она исчезла, как будто и не было.

Я попыталась припомнить разговоры с тем мальчиком из деревни, с Маргарет. По всему выходило, что раз в год, на короткое время, именно в этом месте открывается переход в другой мир, который очень похож на наш, но все-таки чем-то отличается. Я не верила сказкам сестры Агнес о том, что в Самайн открываются врата в царство мертвых. Но, возможно, есть что-то особенное в этом времени года, что делает возможным переход из одного мира в другой.

Сестра Констанс подложила в очаг еще дров, поворошила кочергой угли. Я ждала, потому что до сих пор ничего особо полезного не услышала. Все это было, конечно, интересно, но я и так знала про портал рядом с Рэтби, который открывается в конце октября.

— Не торопись, дорогая, — аббатиса словно услышала мои мысли. Хотя почему «словно»? Она действительно слышала мои мысли так отчетливо, как будто я говорила. — У нас впереди целая вечность. После того случая я прожила еще два года.

— Что?! — мне показалось, что я ослышалась. — Но…

— Мне было уже девяносто шесть лет. Однажды ночью я почувствовала себя плохо. Так плохо, что утром не смогла встать с постели. Как раз в тот день меня навестила Дженни. Я отдала ей кольцо и рассказала о нем все, что ей надо было знать. Ближе к вечеру я умерла.

— Я не понимаю…

— Просто слушай. Я знала, что умираю. Перед глазами все расплывалось, я почти ничего не видела и не слышала. Дышать становилось все тяжелее и тяжелее. У меня не было сил, чтобы сделать вдох. И вот наконец я выдохнула и больше уже не смогла вдохнуть. Когда-то в детстве я чуть не утонула, и это было очень похоже. А потом я открыла глаза. В келье матери аббатисы в Баклэнде. Мне снова было двадцать пять лет. Умирая, она передала мне свою власть — и кольцо. Ночью я увидела сон, в котором голос, говоривший на неизвестном языке, предложил сделать выбор: короткое счастье с мужчиной или долгая безрадостная жизнь. Я пришла в монастырь, отказавшись от плотской любви, поэтому мой выбор был прост. Хотя потом я не раз пожалела об этом.

— Вот еще одно отличие между нашими мирами, — сказала я. — У нас вы вряд ли стали бы аббатисой раньше сорока лет. К чему такой опытной монахине предложение безумного личного счастья? Зато молодой женщине — как раз дополнительный искус. Отказалась — вот тебе длинная безрадостная жизнь настоятельницы монастыря. Не справилась с искушением — свободна. Иди, наслаждайся своим коротким блаженством.

— У нас нет таких ограничений, — пожала плечами сестра Констанс. — Конечно, совсем молодой неопытной девушке не доверили бы такую важную должность, но я пришла в аббатство пятнадцатилетней и через десять лет лучше других сестер знала хозяйство.