Такое кино (СИ) - Тартынская Ольга. Страница 48
К тому моменту, когда раздался звонок домофона, она уже была во всеоружии. Домашнее платье изумрудного цвета, бирюзовые украшения: серьги, браслет, бусы. Волосы в художественном беспорядке, взбиты при помощи пенки и каштановым ореолом обрамляют лицо.
Аня открыла дверь, и ноги ее подкосились. На пороге стоял Тим, потрясающе красивый, в светлой ветровке и светлых брюках. Золотисто-коричневая кожа, синие-синие глаза, губы алые, яркие.
- Проходи, - насилу выговорила она.
Он тоже волновался, руки его дрожали, когда он расстегивал ветровку. Аня предложила Тиму помыть руки, и пока он умывался, разложила по большим тарелкам курицу и овощи. Сверху украсила зеленью, расставила тарелки на кухонном столе, сервированном на две персоны.
Они ели, пили вино, смотрели друг на друга и говорили. Безумное волнение сменилось теплой радостью, нежным ликованием. Аня видела свое отражение в глазах Тима и понимала, что это единственные глаза, в которых она хотела бы отражаться всегда.
Тим рассказывал о съемках на Мальте, о фильме, о новых предложениях. После ужина они, захватив фрукты и вино, перебрались в комнату Ани, к компьютеру. Тим показывал фотографии с флэшки, которую принес с собой. Они не досмотрели их, охваченные обоюдным желанием раствориться друг в друге.
...Он соскучился, истосковался, как и я, я это чувствую, это нельзя не распознать...
- Скажи, почему ты меня так мучаешь? - она не хотела, вопрос естественно сорвался с языка, когда все стало хорошо и просто, когда она свернулась в его объятьях, как в колыбели.
Тим молчал, нежно целуя ее в затылок.
- Почему я вынуждена всегда бежать за тобой, цепляться, вешаться, чтобы ты меня не бросил по дороге?
- Это не так, - глухо ответил он.
- Я не нужна тебе? - голос ее начинал предательски дрожать.
- Нужна, конечно же, нужна.
- Тогда почему, Тим, почему?..
Он молчал, тяжело вздыхая. Аня высвободилась из его сильных мускулистых рук и села, завернувшись в покрывало. Тим потянулся к пачке сигарет и предложил сигарету Ане. Они закурили в молчании. Опять повеяло холодом и пустотой. Если он сейчас ничего не скажет, значит, все, конец...
- Я всегда считал, что мужчина не должен проявлять слабость, не должен перед женщиной обнаруживать свои болезни и другие несовершенства. Но, видно, мне придется тебе все рассказать, чтобы ты не придумывала всякой чепухи.
Аня не видела его лица, только чувствовала, как Тим напрягся и собрался весь. Она похолодела, ожидая какого-то страшного признания. Какого? Ну не убил же он человека? Или женат? Да плевать!
- Аня, я не могу брать на себя серьезных обязательств. Я не могу ничего гарантировать тебе. Как говорит герой одного американского сериала, я не имею права красть твой детородный возраст. - Тим замолчал на минуту, и Аня думала, что не вынесет этой зловещей тишины и закричит что есть силы. - У меня в голове уже давно обнаружена опухоль, из-за которой часто бывают сильнейшие головные боли. Видимо, сказались "проклятые девяностые". Никто не может мне сказать, отчего это и что мне ждать в будущем. Бывает, я по нескольку дней мучаюсь приступами, никакие таблетки не помогают. Ты понимаешь, я живу только сегодняшним днем. У меня есть только "сегодня", "сейчас"...
Аня слушала и физически ощущала его боль.
- Почему же ты раньше не сказал? - прошептала она.
- Не хотел взваливать на тебя еще и это. Не хотел, чтобы ты воспринимала меня как инвалида: во всем остальном я вполне нормален.
Он усмехнулся, а она припала вдруг к его обнаженной груди и сильно прижалась.
- Но ведь нужно что-то делать, искать врачей, обследоваться, - бормотала она, силясь не плакать.
Тим пожал плечами:
- Все что нужно, уже сделано. С этим можно жить долго, а можно мгновенно уйти.
Аня вздрогнула и сильнее прижалась к нему.
- Ничего нельзя предугадать, - продолжил Тим, нежно гладя ее по волосам. - Теперь ты понимаешь, почему я не хотел втягивать тебя в свою жизнь.
- Нет, ты невыносим! - со слезами на глазах воскликнула Аня. - Будто это может что-то изменить!
- Я думал, может. Но видишь, я сам оказался недостаточно тверд в своем решении...- Тим крепко обнял Аню и прижал к себе. - Я так устал без тебя...
- Как ты меня измучил! - плакала Аня. - Неужели ты мне совсем не доверяешь?
Он не ответил, целуя ее шею. Аня гладила его руки, чувствуя под ладонью гладкую, как у девушки, кожу, любовалась его красотой и целовала сильную грудь. Возможно ли, что за этой прекрасной оболочкой скрывается страшный недуг, готовый поразить в любую минуту? И что же делать теперь, что делать? Она в страхе прижалась к спасительной груди Тима и закрыла глаза, чтобы остановить льющиеся слезы.
ЧАСТЬ 4.НАКАНУНЕ РОЖДЕСТВА
Еще один граф
- Знаешь, почему они всего боятся? - рассуждал Туринский, сидя на веранде за ноутбуком и попивая крепкий чай с лимоном. - Потому что в Бога не веруют!
Женя рядом за столом чистила грибы, собранные в лесу во время утренней прогулки. Они говорили о современном поколении, которое боится болезней, старости, безобразия, несоответствия новому внешнему идеалу, всего. Они не уверены в завтрашнем дне и страшно одиноки, при этом последовательно отстаивают свою независимость, свободу от всяких обязательств.
- А ты веришь? - спросила Мордвинова без усмешки.
Туринский задумался, потом ответил:
- Ну, по молодости-то, ты знаешь, каким скептиком был. Потом жил не задумываясь, не было времени прислушаться к внутреннему голосу. А тут вот собрался помирать и будто что-то открылось... Нет, не получается говорить об этом!
Женю опять больно кольнуло напоминание о его болезни.
- Страшно было? - спросила она тихо.
- Ничуть! Физиологический страх не имеет ничего общего с человеческим. Я был спокоен, будто все так и должно быть... Но, видно, рано. - Он озорно подмигнул Жене: - Надо нам с тобой, Женька, успеть кино настоящее сделать!
Все-таки Витька втянул ее в эту авантюру. В первый же день привел в свой кабинет, усадил в кресло перед старинным письменным столом, обтянутым зеленым сукном, раскрыл перед ней ноутбук.
- Будем писать сценарий!
- Да ты что, Туринский, какой сценарий? Я не умею и все забыла! - возмутилась было Женя, но тот ее не слушал.
- Лучше спроси, о чем, - лукаво щурясь, сказал он.
- О чем? - послушно повторила она.
- Ты знаешь, сейчас мода на байопики... - начал Туринский.
- На бай... что? - ерничала Мордвинова.
- Ну, на биографии известных людей. Я думал о классике по твоему совету, почитывал кое-что и, знаешь, кем увлекся? Ни за что не догадаешься!
- Ну? - спросила Женя, внимательно его слушая.
Туринский разволновался, заметался по кабинету, а она подумала, что ему нельзя так волноваться.
- Поспокойнее, Вить. Так кем увлекся?
- Алексеем Толстым!
Мордвинова не удержалась от разочарованного возгласа:
- "Красным графом"?
- Да нет, - остановился Туринский. - Константиновичем. О нем хочу снять фильм.
Он выжидающе помолчал, наблюдая за ее реакцией. Женя переваривала услышанное. Туринский опять взволновался.
- Я почитал о нем - уже после того, как пропахал его наследие - и, веришь, с такой трагедией столкнулся!
- Вот удивил! - рассмеялась Женя. - У нас что ни писатель, то трагедия.
Туринский обиделся:
- Ну, вот ты что знаешь о нем?
Женя пожала плечами:
- В общих чертах. Козьма Прутков, "Колокольчики мои", "Князь Серебряный". Да, еще вурдалаки всякие, ужастики.
Виктор Алексеевич подошел к шкафу, вынул из него внушительную стопку книг и сунул их Жене:
- Вот, изучай. Уверен, поймешь меня. Еще в интернете пошарь.
- Здесь есть интернет? - удивилась Мордвинова.
- Спрашиваешь! Поселок-то писательский, забыла?