Святочный сон (СИ) - Тартынская Ольга. Страница 23

Общество удивленно воззрилось на учителя, который принял отрешенный вид. Однако тотчас и сам раскрыл рот и округлил глаза: в гостиную вошла вся красная от смущения Соня. В обществе воцарилось молчание. Соня готова была провалиться сквозь землю, не зная, куда спрятаться от этих изумленных взоров. Владимир поднял брови, затем нахмурился. Дюваль улыбался во весь рот и, Соня могла поклясться, что в его глазах светился искренний интерес и даже, страшно подумать, восторг.

Сашенька, наконец, прервала затянувшееся молчание:

- Как замечательно, Соня! Тебя не узнать! Прекрасная идея!

Девочки прыгали вокруг Сони и хлопали в ладоши:

- Это мы придумали, мы! Правда, весело? Правда, Соня настоящая разбойница?

- Да уж, - усмехнулся Владимир, как-то по-новому разглядывая кузину. Такой Сони он не знал.

Молодая женщина заливалась румянцем и хорошела на глазах.

- Ты полагаешь, мне не стоит так рисковать? - жалобно спросила она кузена.

- Помилуйте, это превосходный костюм, - не утерпела Биби, - даже на балах при дворе я такого не видывала! Поезжайте, Софи, не колеблясь!

Сашенька с улыбкой кивнула головой, подтверждая слова подруги.

- А что ты скажешь, Володя? - все еще не унималась Соня.

- Скажу, что ты меня весьма удивила, - неопределенно ответил Владимир, все еще разглядывая кузину с новым чувством.

- Мадемуазель, не сомневайтесь, вы прекрасны! - сказал вдруг Дюваль по-французски, и теперь все взоры обратились к нему. Нисколько не смутившись, он подтвердил: - Вы украсите всякий маскарад.

Владимир неприятно усмехнулся:

- Поезжай, душа моя. Произведешь фурор.

Проводив детей, взрослые собрались в маленькой гостиной. Явилась Марья Власьевна с огромным ридикюлем, из которого вынула горсть дорогих конфет:

- Вот, была у Ахросимовых на празднике, прихватила с собой угощеньице. Знатный был стол, богатый.

За конфетами последовали засахаренные фрукты, пастилки, рахат-лукум.

- Марья Власьевна, да как же это? - развела руками Сашенька. - Вы что, прямо со стола взяли конфеты?

- А то как же? - невозмутимо ответствовала Аргамакова. - Я всегда с собой ридикюль таскаю, чтобы вкусненькое припрятать. Теперь вот и вы попробуете ахросимовских сластей, и детям останется.

Владимир расхохотался, не боясь обидеть Марью Власьевну, а Биби тотчас отведала рахат-лукуму. Гостья не оскорбилась, она предложила составить партию в вист и скрасить вечерок. Разложили ломберный столик и расселись вокруг. Сашенька с утра чувствовала себя скверно: ее подташнивало, кружилась голова. Ей ничего иного не хотелось, кроме как лечь в постель, однако долг хозяйки удерживал бедную даму за карточным столом. Не было сил наблюдать, как искокетничалась Биби с Владимиром, как он, прежде всегда такой чуткий к ее настроениям, не замечает состояния жены. Сашеньке хотелось плакать, а она улыбалась, выслушивая московские новости от Марьи Власьевны.

Что же происходит в их доме? Отчего муж сделался безучастным, чужим? Или он так наказывает Сашеньку за ее минутное увлечение Дювалем? Однако она вполне освободилась от этой слабости и уже почти без трепета ловит сочувственный и восхищенный взгляд молодого учителя. И ее вовсе не трогает его задумчивость и мрачность в последние дни. Даже не хочется узнать, что происходит с ним, отчего он так переменился.

- Что ты, мать, уснула? - сердитый окрик Марьи Власьевны вывел Сашеньку из сомнамбулизма.

- Мне дурно, - Александра Петровна прижала пальцы к вискам.

Ее бледность была, наконец, замечена присутствующими.

- Да ты и впрямь больна? - переполошилась Аргамакова. - Володюшка, ее надобно уложить!

Мартынов нахмурился:

- Пустяки! Дамские штучки, каприз.

Прекрасные глаза его жены наполнились слезами. Она поднялась:

- Я оставлю вас.

Биби шумно, но вполне искренне захлопотала:

- Я доведу тебя до постели, mon amiе!

Она подала Сашеньке руку, на которую та с благодарностью оперлась. У бедняжки темнело в глазах, и слезы невольно катились по щекам. Ей не хотелось, чтобы Владимир видел эти слезы. Покидая гостиную, Сашенька слышала, как Марья Власьевна выговаривает ему:

- Ты в своем уме, сударь? Уразумей: жена твоя не притвора и не кокетка, как эта вот вертихвостка!

Варвара Михайловна помогла подруге устроиться на постели и вызвала Дашу, чтобы та принесла гофмановых капель.

- Отчего ты плачешь, Александрин? - встревожено вопрошала Биби, помогая подруге ослабить шнуровку. - У тебя болит голова?

- Оставь, Биби, мне надобно отдохнуть. Я посплю...

Она отвернулась к стене и затихла. Варвара Михайловна на цыпочках вышла из комнаты. Даша так и не решилась войти и подать капель, а Сашенька не позвала ее.

Бедняжка утопала в слезах. Непонятная жестокость и равнодушие Владимира больно ранили ее. Когда, в какой момент между ними пролегла эта пропасть, через которую никак не переступить? Сашенька силилась вспомнить, когда же муж сделался холодным, отчужденным. С появлением в доме Биби? Нет. Когда Биби поселилась в доме, он, напротив, повеселел и вышел из кабинетного затворничества. Стало быть, с появлением Дюваля...

Да, в памяти Владимира ожила обида, нанесенная Сашенькой давно, десять лет назад, когда она так легкомысленно увлеклась Петрушей Коншиным. Молодой учитель напомнил об этом, невольно расшевелил затянувшуюся рану. Что говорить, между супругами всегда существовала некая таинственная связь, позволяющая чувствовать друг друга даже на расстоянии. Как только душевный покой жены был нарушен, Владимир тотчас ощутил ее смятение. Не нужно было ни слов, ни объяснений. Да, да, именно тогда он и отдалился. Всякий день трещина в их отношениях лишь росла. Сашенька очутилась в полном одиночестве. Соне она не могла довериться. Кузина так благоразумна, добродетельна, к тому же обожает Владимира, вряд ли она поймет сложные метания Сашеньки. Варвара Михайловна поняла бы, но ей почему-то вовсе не хотелось плакаться. Кокетство Биби доходило до грани благопристойности, она не оставляла своим вниманием ни Владимира, ни Дюваля. Говорить с ней об этом все равно, что носить воду в решете. Биби действует инстинктивно, не думая. Услышав упреки, она наверняка удивится и будет уверять в своей полной невинности. Может статься, на уме у нее действительно ничего дурного нет, это сама женская суть Биби обольщает, соблазняет, манит. Да Бог с ней.

Сашенька достала из-под подушки платок, утерла слезы и высморкалась. Голова кружилась, и тошнота не отступала. Еще это тревожило бедную женщину. Который день уже начинается с подобного самочувствия. Что это значит? Смутные подозрения не давали Александре Петровне покоя, но для того, чтобы они оправдались, требовалось верное подтверждение. Надобно потерпеть еще несколько дней.

Ах, теперь как никогда требовались забота, теплое участие Владимира, его ласка, но, увы! Владимир холоден и безразличен к ее страданиям. Весь его досуг посвящен Биби. Даже, чудится, к детям он охладел и теперь реже возится с девочками, играет с Мишей. Что уж говорить о ней, его бедной, заброшенной жене. И Сашенька с новой силой разрыдалась так, что Даша, услышав ее, набралась храбрости и вошла с каплями.

В этот вечер Сашенька так и не покинула комнату. Даже когда ей доложили о возвращении детей, она не нашла в себе сил, чтобы благословить их на ночь. Она все ждала, что Владимир, как бывало, придет к ней, справится о самочувствии или хотя бы поинтересуется, жива ли его супруга, но он не пришел...

Если бы кому-нибудь в голову пришла мысль посмотреть, чем занята в этот момент Соня, он весьма бы удивился. Соня, размахивая руками, выделывала танцевальные па, шепотом отсчитывая темп. Она все еще не сняла с себя волшебного наряда, который почему-то делал ее такой свободной и непринужденной! На маскараде она произвела впечатление, хотя не танцевала и держалась в сторонке от детского веселья. Маска позволяла ей не струсить окончательно, когда она входила в нарядно освещенный зал. Дюваль, тоже в маске и черной венециане, чувствовал себя вольно, даже танцевал, будучи никем не узнанный. Впечатления сна ожили вновь. "Кто же он?" - опять возник этот проклятый вопрос, который все портил. Однако Соня все же отметила неожиданные в учителе-увальне изящество манер и грацию движений.