Джейн Доу (ЛП) - Стоун Виктория Хелен. Страница 14

Через несколько минут женщина начала бы лихорадочно искать свою очень важную сумочку. Она была бы в ярости. Прервала бы службу. Заплакала бы. После этого, она обвинила бы своих благочестивых соседей в краже ее драгоценной сумки. В конце концов, кто-нибудь нашел бы пропавшую вещь в туалете, и все содержимое осталось бы нетронутым. Сумочка будет возвращена, но никто никогда не забудет отвратительного поведения ее хозяйки. Какая нормальная женщина забудет свою сумочку в уборной, а потом начнет обвинять других в ее краже?

Я ухмыляюсь от удовольствия, что могла бы причинить вред этой даме. Но, увы, я здесь не для того, чтобы рисковать. Не сегодня.

Несколько человек замечают мою радостную улыбку и тепло приветствуют меня. Я, очевидно, воодушевлена.

Приходит все больше народа, так что я сажусь в десятом ряду и устраиваюсь поудобнее. Стивен, похоже, выполняет свои обязанности, потому что выходит из боковой двери и садится на переднюю скамью, где сидят несколько мужчин в костюмах. Я вижу, как он бросает взгляд на другой конец скамьи, где неподвижно сидит женщина в ярко-малиновом костюме. Светлые локоны падают ей на спину.

Она не возвращает Стивену взгляд, смотрит прямо перед собой. Женщина рядом наблюдает за ней. Время от времени кто-нибудь подходит, чтобы поздороваться и пожать руку. Я почти уверена, что она жена пастора.

Гигантская волна красного цвета наполняет комнату. Женщины и мужчины в алых атласных одеяниях полностью занимают пространство за трибуной. Все встают.

Я ожидаю, что группа начнет играть басовую партию или на барабанах, но это не южная церковь. Вместо этого каждый открывает свой псалтырь, и хор начинает петь размеренный гимн божьей любви. Я стараюсь не кривиться. Музыка не только ужасна, но и не обещает мне никакого зрелища. В южных баптистских церквях люди танцуют, и все в таком духе. Иногда они падают посреди прохода и начинают дергаться. Подобные зрелища были моей наградой за то, что мы вставали рано для похода в церковь воскресным утром.

По крайней мере, здесь я могу не опасаться, что моя бабушка ткнет меня локтем в ребра и зарычит, чтобы я перестала ухмыляться, как какая-то шлюха дьявола. Мне тогда было девять. Очевидно, я была не по годам развитой шлюхой дьявола. К двенадцати я сказала матери, что отравлю ее «Доктор Пеппер» визином, если она заставит меня пойти еще хотя бы на одну службу. Поскольку в воскресенье до этого у нее была диарея, она мне поверила. Но к этой болезни я была не причастна. Ее недуг был результатом плохой привычки не мыть руки. Пути господни неисповедимы.

Страшная песня заканчивается, и сразу начинается другая. Я разглядываю людей, поющих вокруг меня. Стивен поднимает голову и начинает петь громче. Женщина, которую я приняла за мачеху Стивена, улыбается, когда вторит ему, но мне ее улыбка кажется неискренней и фальшивой, а уж мне-то нет равных в распознавании лицемерия и фальши.

Наконец-то, пастор поднимается по лестнице, находящейся сбоку сцены. Он не очень похож на Стивена. Седой, лысеющий и немного пухлый человек, а лицо у него гораздо милее, чем у сына, но, когда он снисходительно улыбается всем нам, я сразу же замечаю сходство.

— Друзья! — громогласно произносит он перед собранием и позволяет повиснуть слову среди приветствий, которые исходят от прихожан. — Друзья, — повторяет он, когда воцаряется тишина, — добро пожаловать в нашу церковь в этот благословенный день!

Тихие «аминь» долетают до него. В Оклахоме половина людей уже была бы на ногах, но в Миннесоте все по-другому.

— И это благословенный день в благословленном месте.

— Да, сэр! Да!

— Но не каждое место благословенно, не так ли? Не в этой стране. Не в этом веке. И нам нужно говорить о тех, кому повезло меньше.

Я поднимаю брови, удивленная тем, что этот человек в этой церкви собирается говорить о бедных. Должна признать, это не то, чего я ожидала от отца Стивена. Возможно, Стивен более неоднозначный, чем я думала. Возможно, мой взгляд со стороны Мэг на всю их историю был искаженным и запутанным.

Но лица вокруг меня выглядят самодовольными, а не сочувствующими, и следующие слова пастора Хепсворта доказали, что глаза меня не обманывают.

— Не все благословенны, потому что не всем улыбнулась удача найти господа так, как нам, друзья. Не все понимают, как нужно правильно жить.

А вот и мы.

— Правильный образ жизни, — повторяет он, и сейчас его голос, источая ненависть, звучит глубже и громче. Люди вокруг меня возбужденно зашевелились. — Потому что существует правильный образ жизни, разве не так, братья? Несмотря на то, что вы видите по телевизору, в фильмах и во всем интернете, существует правильный образ жизни, и люди, которые не следуют правилам, расплачиваются за это.

Всем нравится, когда им говорят, будто они правы, ведь это значит, что кто-то другой восхитительно, фантастически неправ. Вот она — радость, которая никогда не стареет. И я тоже от такого получаю удовольствие.

— Времена меняются, — говорит пастор. — Меняются законы. Культуры. Но закон божий... закон божий никогда не меняется, не так ли?

— Нет!

— Закон божий здесь для нас чтобы следовать ему, и если вы следуете ему всем сердцем и на деле, вы будете вознаграждены.

— Да, сэр!

— Вы будете вознаграждены работой, уважением, едой, деньгами, любовью и знанием того, что вы живете правильно.

Стивен поднимает руку в знак похвалы и кричит:

— Да!

— И это не значит, что на вашем пути не будет испытаний и несчастий. Мы все подвергаемся им. Бог испытывает нас. Он проверяет нас увольнениями с работы. Он проверяет нас геями и детьми от беспорядочных связей. Он испытывает нас соблазном.

«И распутными, изменяющими женами», — добавляю я про себя.

— Зависит только от вас, как вы справитесь с этими испытаниями, друзья мои.

— Аминь! — кто-то выкрикивает позади меня.

Я слышала все это и раньше, но я все еще немного ошеломлена тем, как люди все воспринимают. Если другие люди страдают, то это потому, что они неправедные. Но если страдают наши люди — это просто испытания веры.

Это такое наглое вранье, но оно облегчает мою жизнь. Человеческие слабости позволяют мне легко ориентироваться в мире. Сказать правильные слова, нажать на правильную кнопку, и я всегда получаю то, что хочу.

Он приступает к сути проповеди, и, к счастью для меня, сегодня он фокусируется на распущенности с примесью гомофобии. У меня такое чувство, что гомофобия упоминается каждую неделю, независимо от темы.

Я слушаю, потому что эта информация важна для меня, попутно вглядываясь в лица людей, которые внемлют своему пастору. Кажется, им нравится мысль, что женщины и дети страдают от насилия и голода, потому что женщины не могут держать свои ноги не раздвинутыми. Прихожане кивают, когда пастор объясняет, что бедные женщины предпочитают блуд тяжелой работе. Они согласно качают головами при высказывании, что уважаемые, богобоязненные люди вроде них должны платить налоги, стремясь поддерживать праведный образ жизни.

— Если детей приучают, что всегда есть бесплатный обед, то как они смогут усвоить, что тяжелый труд надо уважать и почитать. Бесплатный обед? — выплевывает он с горечью. — Бесплатный обед, бесплатная любовь и бесплатное медицинское обслуживание? Я бы сказал, что у нас есть свобода воли! Свободная воля жить так, как наш господь хотел. Жениться, работать и жить в божьей милости! Не раздвигать ноги и держать сердца открытыми для господа!

Несколько человек одобрительно выкрикивают:

— Раньше у женщин был хоть какой-то стыд! Их не награждали за распущенность! Им не давали талоны на еду, разрешение на бесплатные аборты или квартиру с кабельным телевидением!

Теперь же у всей толпы загорелись глаза. Они устали платить налоги, благодаря которым маленькие ублюдки могут иметь приличную еду и место для сна.

Конечно, у меня тоже нет сочувствия, ведь из-за своей социопатии я остаюсь глухой к страданиям женщин и детей, но это не делает меня слепой. Я могу не испытывать жалости к женщинам, которые работают полный рабочий день и все еще не могут досыта накормить своих детей, но я вижу, что с ними делает подобное существование. Я наблюдаю, как социопаты возглавляют гигантские корпорации, выжимают из них гигантскую прибыль, а талоны на питание их сотрудников оплачиваются из нашего кармана в виде налогов. Таким образом, мы субсидируем корпоративную прибыль. Это гениально! Просто потрясающая афера! Я бы тоже руководила ими, будь у меня такая возможность.