Джейн Доу (ЛП) - Стоун Виктория Хелен. Страница 8

— Все хорошо. Я справился с этим.

Даже самый доверчивый человек может распознать ложь, а я никому не доверяю. Стивен ненавидит свою мать. Не лучшая перспектива для будущего бойфренда.

Он переворачивает кулак и захватывает мои пальцы.

— В любом случае, это все в прошлом. Мы с отцом все еще близки. Я хожу в его церковь каждое воскресенье. Делаю кое-какую работу для него. У моего брата двое замечательных детей, и мне нравится быть дядей.

— Так ты хочешь собственных детей?

— Когда-нибудь, — он подмигивает, будто угостил меня чем-то сладким.

Я суну это в свой карман и, когда вернусь домой, положу это в свою Большую Книгу Мечтаний.

— Где находится церковь твоего отца? Она большая?

Он рассказывает мне об общине церкви Иисуса, пока я избавляюсь от очередного кусочка чесночного хлеба. Это место находится в пригороде Яблочной долины, где живут небедные христиане.

— В последнее время община выросла. Мир хаотичен. Люди возвращаются к Богу. У нас теперь почти двадцать пять сотен человек.

— Это грандиозно. И ты там работаешь.

— Я дьякон.

— Ого. Я не думала, что вокруг есть хорошие парни.

Он заглатывает крючок вместе с леской и грузилом. Стивен знает, что он хороший парень, потому что ходит в церковь. Неважно то, как он относится к людям. Не имеет значения, жестокий он или нет. Стивен богобоязненный человек, так что он хороший. Я проглатываю свой гнев, запивая вином. Он наполняет мой бокал, не спрашивая. Раскрасневшись от злости и алкоголя, я снимаю кардиган.

Сегодня мой бюстгальтер из лавандового кружева, и он выглядывает из-за последней пуговицы платья. Стивен тоже допивает бокал вина. Он не может бороться с желанием опустить глаза вниз и остановить взгляд на вырезе моего платья. Он, может, и боится бога, но все еще любит сиськи, и я точно знаю, что он верит в блуд.

Нам приносят салаты, и он с удовольствием начинает пробовать.

Хорошо, что плохими мужчинами легко манипулировать. Если бы он был действительно хорошим парнем, я бы пропала. Откуда мне знать, что движет хорошими людьми? Как же мне заставить Стивена делать то, что я хочу? Дело не в надежде на то, что он заметит меня и захочет начать отношения. В манипуляции я хороша, ведь мне пришлось учиться и учиться, чтобы понимать, как люди ведут себя в той или иной ситуации.

До того, как я поняла, что со мной не так, я чувствовала себя пришельцем. Я никуда не вписывалась. Это был типичный подростковый страх... вот только я, честно говоря, действительно не могла найти общий язык ни с кем. Я была так чертовски одинока.

Когда в первый раз моего брата отправили в тюрьму, мне было шестнадцать, и я до сих пор помню свое глубокое замешательство и растерянность от эмоциональной реакции моей семьи. Мама рыдала, возмущаясь несправедливостью и прогнившей системой, и что теперь мой брат никогда не получит достойную работу. Отец плакал из-за своего «мальчика». Плакал как ребенок. Бабушка бросила пару расистских эпитетов и жалоб, что в наши дни трудолюбивый белый мальчик не мог ничего добиться.

Все это было полной чепухой. Мой брат заслужил тюремного заключения. Его, наконец, поймали, когда он торговал краденым из своего задрипанного грузовика, и, к счастью для него, ему пришлось отбывать срок только за то, с чем его поймали, а не за сотни других вещей, которые он крал и продавал на протяжении многих лет. Все знали, что к белым людям система уголовного правосудия более лояльна. Ему дали срок гораздо меньший, чем следовало.

К тому же, он ленивый засранец, и всегда им был, достойная работа никогда не маячила у него на пути.

Так зачем же такое горе и удивление?

Когда я сказала, что он действительно виновен и заслуживает наказания, бабушка назвала меня мерзкой сучкой. Конечно же, я слышала эти слова и раньше, но обычно от матери. Мерзкая, хладнокровная, эгоистичная, алчная, наглая, неблагодарная маленькая сучка. И я знала, что это правда. Я чувствовала холод в собственных венах.

Что со мной было не так? Почему я не могла быть нормальной? Как и любая другая девочка-подросток, я очень хотела вписаться в окружающий мир. Но тогда я не умела притворяться, ведь не понимала, что пыталась подделать: душу.

В последний год старшей школы я выбрала психологию в качестве факультатива, и бум! Вот оно! Описание меня прямо в нашем учебнике. В тот первый раз, когда я прочитала о социопатах, я почувствовала, что меня наполняет яркий свет, который был в равной степени ужасом и радостью. Наконец-то, наконец-то я поняла. Да, было страшно узнать правду, но не так пугающе, как неведение.

Я не испытывала сомнений. Не чувствовала себя виноватой. И сочувствие оставалось, в основном, за пределами моего понимания.

Конечно, это был золотой век книг о настоящих преступлениях серийных убийц, и какое-то время я думала, что быть социопатом означает, что я обречена на существование психопатического зла внутри меня. Я думала, что это неизбежное развитие моей жизни. В конце концов, я переспала со своим женатым учителем английского и не чувствовала ни капли сожаления несмотря на то, что его жена была моей очень доброй учительницей математики. А он рыдал от стыда и вины. После всего что случилось, разумеется. Всегда после. Эрекция и чувство вины не могут существовать в одной реальности. Одно уступает место другому.

Я видела, как он плачет, его вялый и мокрый пенис, и думала, что это был мой первый акт истинного зла. Я соблазнила своего учителя только потому, что ненавидела домашнюю работу и хотела шантажировать его, стремясь получить хорошую оценку. Я решила, что скоро попаду в ряды серийных убийц. Я отпустила кролика своего соседа в лес, потому что была уверена: однажды утром проснусь с искушением убить его. Я хотела отодвинуть свое перерождение на как можно более поздний срок.

К счастью, в дальнейшем, изучая литературу по этой теме в окружной библиотеке, я убедилась, что большинство людей, вроде меня, не вырастают убийцами. Мы лжем, манипулируем и пользуемся преимуществами, но обычно это делает нас успешными в бизнесе. Ура капитализму.

С тех пор я научилась сосуществовать с этим... недугом. Я даже научилась ценить свое горе, видеть порядок и логику жизни вместо того, чтобы поддаваться порывам.

Я чувствовала себя дурой всю свою жизнь, потому что я такая. Тем не менее, я не настолько сильно отличаюсь от других, как вы могли бы подумать. Нас таких очень много. Больше, чем я тогда себе представляла. Большинство из нас просто пытаются прожить день, как инопланетяне, тайно живущие среди людей. Мы хороши в экономике. Легко получить прибыль, если у тебя нет сомнений.

— Ты хороший едок.

Он мог бы похвалить меня за то, что съела всю порцию, но это не так. Он имеет в виду, что я не отстаю от него.

— Спасибо, — отвечаю я.

Он удивленно смеется, а потом нам подают второе, и, черт возьми, я собираюсь вылизать тарелку. Болоньезе пахнет потрясающе, и я внезапно испытываю благодарность Стивену за этот вечер. Официант добавляет пармезан, и Стивен смотрит, как я откусываю первый кусочек.

Боже мой, это прекрасно! Он улыбается моему счастливому стону, и я расслабляюсь от удовольствия.

Стивен упоминает дзюдо, и я знаю, если взрослый мужчина занимается боевыми искусствами, эта тема важна для него, поэтому я задаю вопросы и позволяю ему говорить об этом в течение целого получаса, чтобы он чувствовал себя важным. Я не упоминаю о том, что наблюдала за поединками по каратэ и джиу-джитсу элитных спортсменов со всей Азии. Это не то, что мне особенно интересно, но посещение подобных мероприятий — это просто часть делового общения.

К концу трапезы я уже наелась, наполовину пьяна и думаю, что лучшим способом закончить эту ночь, будет секс. Черт, в этот момент я бы даже согласилась на секс со Стивеном. Он был очень милым, но милый или нет, спать с ним сейчас было бы тактической ошибкой. Он потеряет всякое уважение ко мне. Я просто буду офисной шлюхой, которая слишком легко дает. Он будет избегать меня. Стивен больше никуда не пригласит меня. Он не будет уязвимым.