Безымянная тропа (ЛП) - Лински Говард. Страница 2
На данный момент, Том не хотел раскрывать ей свой действительный статус в газете, его полугодовой контракт на стажировку, пока редактор решает, если ли у него «хватка», чтобы прижиться здесь, так что он выдал следующее:
― Максимум пятизначное число, может шести, но вам надо будет доказать это.
На линии повисло молчание, которое подсказало ему, что она все еще заинтересована.
― Так, почему бы вам не сказать мне, где хотите встретиться, и я буду там. Это ведь то, чего вы хотите ― продать вашу историю?
Может быть, все дело было в использовании слова «продать», которое ее зацепило.
― Хорошо, ― сказала она.
Глава 2
Девушка №5
Шесть недель спустя
У Мишель Саммерс заняло пятнадцать долгих и необыкновенно однообразных лет, чтобы осознать это, но сегодня вечером, когда она стояла и дрожала в темноте под прогнившими досками старой-престарой автобусной остановки, пока дождь отбивал ритмичное и ровное стаккато по крыше над ее головой, она, наконец, смирилась с простым и грустным фактом: она ненавидела свою мать. Ненавидела ее… ненавидела… не-на-ви-де-ла… тупую толстую корову.
Что ее мать и говорила ей в эти дни, так то, что началось со слов «ты была такой». «Ты была такой милой…», «ты была такой веселой…», «ты была такой милой малышкой…», подразумевая под этим, конечно же, что девушка больше не была такой. У Мишель Саммерс была невысокая самооценка и без ее матери, постоянно напоминающей ей, что она больше не хорошая, милая, веселая.
Мишель смотрела, как потоки воды стекают по внутренним стенам остановки и собираются в лужицы на исхоженном, сером бетонном полу. Расширяющаяся лужа заставила Мишель отойти от дальнего угла автобусной остановки на пронизывающий ветер, гуляющий по деревянному укрытию. По мнению Мишель, она жила в убогой деревне посреди ничего в заднице северо-востока Англии, и тут до любого места приходилось добираться на автобусе, даже до дома. Мишель клялась себе, что как только будет достаточно взрослой, она покинет Грейт Мидлтон навсегда, потому что здесь не было абсолютно ничего хорошего. Все знали друг друга, родители одного ― родителей других, и все совали свой нос в чужие дела. В Грейт Мидлтоне ничего нельзя было скрыть.
Мишель пришла на остановку как раз вовремя, чтобы увидеть, как предпоследний ночной автобус прерывисто ползет вверх по холму впереди нее, выдыхая черный дым из выхлопной трубы, переваливаясь через пик, будто маленький паровозик. Сейчас она была рада, что уступила матери, когда та настаивала, чтобы девушка надела пальто, хоть оно и закрывало крутой топ, который был на ней сегодня ночью, и подкачанное тело. Большое спасибо. Даже этому мать завидовала.
― Эх, хотела бы я иметь такой плоский живот, как у тебя, наша Ракушка, ― говорила она, ― и такой маленький пупок. Он как жемчужина!
Дэнни определенно заметил перемену в девушке за последний год, грязный извращенец. Мишель ненавидела своего отчима почти так же сильно, как и свою мать, и не могла терпеть то, как они оба называли ее «Ракушка», будто она была чем-то выброшенным на берег. Немного удачи, и ее отчим уедет к этому времени из дома на фуре. Он все чаще последние дни работал по ночам.
«Чтобы обогнать пробку», ― говорил он, но она задумывалась, может мужчина так же, как и Мишель, не выносил оставаться в их доме. Ее мать, вероятно, уже уснула на диване. Теплый джин и оранжевые таблетки от сердца лежали на столе рядом с ней. Он будет наполовину выпит, а ее мать полупьяна, и Мишель сможет тихо пробраться вверх по лестнице в свою комнату.
Было совсем не хорошо признавать, что ты ненавидишь свою мать. Мишель знала это. Ей бы полагалось любить ее, ходить с ней на шоппинг, делиться шутками, рассказывать о парнях и тому подобном, покупать шоколад на День Матери ― такого рода вещи. Она знала девушек, у которых были такие отношения с матерями.
― Моя мать довольно клевая, ― говорили они. ― Она рассказывает о сексе и обо всем таком, собирается давать мне на противозачаточные, когда я подрасту.
Но Мишель не собиралась говорить со своей матерью о сексе, не в этой жизни. Ее единственное высказывание по этой теме, когда ее дочь впервые стала встречаться с Дарреном «Дазом» Талли на регулярной основе, было чем-то вроде «не забудь, Ракушка, ничего ниже талии».
Она, в общем-то, и не хотела идти со своей матерью за покупками. Толстая корова, вероятно, захочет купить только шоколад, чипсы или джин. Женщина абсолютно запустила себя. Она задавалась вопросом, что Дэнни вообще в ней находит. Ну, правда, они все еще этим занимаются? Им обоим же было за сорок. Может их это не заботило. Вероятно, тебе уже все равно, когда наступает столько лет.
Это бы объясняло, почему Дэнни был таким извращенцем; он всегда болтался рядом с ванной с этой тупой улыбочкой на лице. Первый такой случай произошел немногим позднее ее пятнадцатилетия, и она вышла из ванной только в одном полотенце, обернутом вокруг нее. Он был тут как тут, стоял на лестничной площадке, будто только что взошел по лестнице, но она знала, что это было не так.
― Упс, ― сказал он, будто все это было одним большим совпадением.
Его глаза выдавали его с головой; они горели как у ребенка, проснувшегося рождественским утром, и мужчина, определенно, смерил ее взглядом, словно парень в молодежном клубе; он пропутешествовал взглядом сверху вниз; прошелся по ее лицу, груди, а затем бедрам. Мишель затошнило. Она бросилась мимо него в свою комнату, игнорируя его «Спокойной ночи, любимица», прежде чем сильно захлопнуть дверь позади себя. Мужчины были свиньями, все без исключения. Это она уже выучила.
Теперь девушка не решалась пойти в ванную, если не была полностью одета в пижаму и банный халат от шеи до лодыжек. Это уже не так бросалось в глаза сейчас, когда в доме было не теплее, чем в морге. Отопление было еще одной вещью, которую они не могли себе позволить.
Она рассказала Сюзи все о Дэнни.
― Он, вероятно, думает о тебе, когда играется со своей штучкой, ― сказала ее лучшая подруга, как ни в чем не бывало.
― Сюзи! ― закричала Мишель. ― Ты отвратительна! ― но засмеялась, когда та это сказала.
― Держу пари, он, ну, знаешь, так возбуждается. Я более чем уверена, что это все, на что он способен, ― все еще смеясь, сказала Сюзи.
В ее словах был смысл. Прошло довольно много времени с тех пор, как Мишель просыпалась ночью от звуков стучащего об стену изголовья кровати ее матери и Дэнни. В первый раз, когда она такое услышала, Мишель была маленькой девочкой и резко проснулась, беспокоясь за безопасность своей матери, потому что стуки об стену сопровождались стонами. Не до конца проснувшаяся, она прошлепала к ним в комнату, только чтобы увидеть, как Дэнни лежит поверх ее матери, которая закричала, когда увидела Мишель. Дэнни заорал и начал материться, а девочка развернулась на пятках и убежала. Ее мать немногим позже пришла в комнату в своем жалком потрепанном халате. Она села рядом с ней на уголок кровати и объяснила, что ей нечего бояться, что дядя Дэнни по-особенному обнимает мамочку, и они оба закричали, потому что Мишель напугала их. Немногим позже Мишель переехала в меньшую душную заднюю комнату, «дядя Дэнни» стал жить с ними на постоянной основе, и дата свадьбы была уже назначена. До той ночи отношения с Дэнни были неплохими, когда он пытался понравиться матери, водя ее и Мишель в кино или в зоопарк, покупая девочке мороженое и кукол. Все это вскоре прекратилось, как только «он закинул ноги на кухонный стол»», как назвала это ее бабушка Нэн. Не было больше прогулок, те немногие драгоценные подарки и мороженое появлялись все реже и реже. С деньгами было «туго», как частенько объясняли ей мать и отчим, хотя она и подозревала, что это ее новый отчим был скупердяем.
***
Мишель оказалась резко выдернута из своих мыслей свежим потоком воды, которая полилась с крыши и хлынула на пол прямо перед ней, намочив и девушку в процессе. Почему она не родилась где-то еще, например, в Лондоне или даже в двадцати милях отсюда, в Нью-Касле? По крайней мере, там было чем заняться. В деревне никаких развлечений, кроме курения и быть облапанной парнями на задворках сельского клуба. Это было всем, чего хотел Даррен Талли. Они ходили гулять вместе не больше двух месяцев, и Мишель едва могла вспомнить, как она была рада, когда он впервые пригласил ее на свидание. Даже Сюзи говорила, что Даррен официально «роскошный», и впервые в жизни она почувствовала себя особенной и желанной. Но реальное свидание с Дазом отличалось от ее фантазий. Сегодняшний вечер был типичным. Они всегда обнимались и целовались, по крайней мере, он делал над собой такое усилие, но постоянное засовывание его языка в ее рот и поцелуи с привкусом табака за сельским клубом едва ли были пределом девичьих мечтаний. Продолжительное тисканье всегда оканчивалось тем, что она отталкивала его руки, и парень бормотал «Ты такая замкнутая», будто Мишель была последней девственницей на деревне, прежде чем уведомить ее, что скоро будет вынужден ее бросить, если не начнет «получать что-то в ответ».