По осколкам разбитого мира (СИ) - Герцен Кармаль. Страница 42

Дани в упор взглянула на нее.

— Я вижу — ты сильная девочка. Если бы ты была Скользящей, уверена, ты была бы одной из нас. А теперь пойдем. Нужно готовиться к штурму лаборатории. Ты уже была там однажды, Джувенел — дважды. В третий раз Венетри от нас не уйдут. И мы освободим твоего отца, наших друзей и просто несправедливо брошенных в клетки подобно бешеным псам.

Они вернулись к Скользящим, занятым каждый своим делом в общем зале. Джувенел вновь учил Эбби рунам, и Алексия была уверена — инициатива исходила от сестры. Похоже, Абигайл твердо вознамерилась в будущем стать рунным магом. Алексия некоторое время посидела рядом, послушала, но решила не мешать разговору учителя и ученицы.

Подошла к Харму, обаятельному блондину.

— Я вчера видела, как ты зачаровывал стрелы, — начала она.

— Будем честны — как я пытался зачаровать стрелы, — с обаятельной улыбкой поправил стрелок.

Алексия рассмеялась.

— Да, верно. Я могла бы помочь тебе — не то, чтобы я была очень сильна в стихийной магии, но несколько раз она меня всерьез выручала.

Харм оживился.

— Конечно! Огненные стрелы стали бы неплохим оружием для штурма лаборатории. Джувенел мог бы мне помочь, но он пока занят с твоей сестрой. К тому же, как он мне объяснил, руны хорошо подчиняются лишь своему хозяину, на чьем теле нарисованы руны изначальные — кажется, он называет это так. Не пойми меня неправильно, выглядит он здорово и девушкам, вроде бы, нравится, но… боюсь мне руны-татуировки не очень пойдут.

Алексия с улыбкой помотала головой, но ничего не ответила. Ей было приятно общаться вот так, обмениваясь незатейливыми шуточками, но… она не хотела, чтобы Харм решил, будто она флиртует с ним. И не хотелось подпускать к себе кого-то ближе установленных границ. Даже… Джувенела, который, вырисовывая на листе бумаги руну для Абигайл, изредка бросал осторожные взгляды на Алексию.

Не сейчас, когда сердце еще кровоточит.

Алексия кивнула и села рядом с Хармом. Зажав наконечник стрелы в руках, призвала огненную стихию. Сталь тут же полыхнула словно бумага, и Алексия выронила стрелу на каменный пол — благо, что не на шкуру.

— Признаюсь, и мой план был не совершенен.

Они синхронно рассмеялись. Джувенел резко оглянулся, и в его глазах Алексия увидела нечто такое… неужели это ревность? Ей трудно было судить, правильно ли она истолковала взгляд рунного мага — Кристофер никогда ее не ревновал, да и она никогда не давала повода, общаясь с мужчинами исключительно вежливо, не допуская ни малейшей двусмысленности… до того момента, как познакомилась с Джувенелом. Их странная встреча, чары отца, столкнувшие их вместе… И Алексия бы решила, что все это продиктовано свыше, но… Не вовремя, все так не вовремя.

От мыслей о Кристофере смеяться ей расхотелось. Она сосредоточила свое внимание на стрелах, пытаясь понять, как зажечь их и не поранить при этом руки. Выходило не очень.

Спустя пару часов Харм сжалился над Алексией и сказал:

— Передохни немного. Ты невероятно бледная. Не спорю, белый цвет тебе к лицу, но…

Она мимолетно улыбнулась.

— Ты прав.

Подошла к столу, за которым они обедали, взяла кружку, наполненную водой, обжигающей холодом горло. Алексии уже давно не приходилось так долго концентрироваться на магии, и эта тренировка выпила из нее остатки сил. Чуть поодаль сидела Рейнара. Высунув от усердия кончик языка, она тонким ножом выпиливала из воскового бруска фигурку куклы величиной с пол-ладони. Алексия заинтересовалась и подошла ближе.

— Дани сказала, что ты владеешь магией вуду. Никогда не слышала ни о чем подобном, — призналась она.

На бесстрастном лице Рейнары скользнуло подобие улыбки, но тут же исчезло, уступив место сосредоточенности.

— Немудрено. Мало кто даже из сильных магов Бездны знает о вуду. И еще меньше тех, кто применяет ее. По своему обыкновению люди предпочитают более агрессивные меры — шевельнул рукой, и врага охватило пламя или осколки камней вцепились ему в лицо. Моя магия тоньше, деликатнее… Но ничуть не слабее стихийной, рунной или боевой. Хочешь, научу? Это может тебе пригодится, когда под рукой не будет меча или противник окажется хорошо экипирован для разрушительных чар. Да что я говорю — в Бездне может пригодиться любое оружие.

Предложение было весьма заманчивым, да и отдохнуть от магической практики Алексии не мешало. Поэтому она села рядом с Рейнарой и приготовилась внимать.

Маг вуду вынула из набедренной сумки несколько восковых куколок и высыпала их на стол. Следом на свет появился кожаный чехол, внутри которого лежали… иглы. Серебряные, длинные — с палец длиной, и острые на вид. Рейнара взяла одну из них и поднесла к кукле.

— А теперь смотри и запоминай. Мало уметь концентрировать свою силу — буквально — на кончике иглы, нужно хорошо владеть иллюзорной магией — без нее едва ли что-то выйдет. И, не в последнюю очередь, нужно помнить, какие точки на кукле вуду, пронзенные иглой, какой эффект возымеют. Пронзишь эту точку — враг заснет. Эту — умрет. Эту — на всю жизнь останется калекой.

Алексия сидела и слушала, пока Рейнара объясняла ей все тонкости магии вуду. Это и впрямь оказалось непросто — для полноценных чар необходимо было овладеть несколькими сторонами магии. Но что-то, а концентрироваться Алексия умела — этому ее еще в детстве научил отец. А значит, она вполне могла стать для Рейнары достойной ученицей.

К тому же, ей импонировала сама суть магии вуду — контроль над человеческим телом, а при должном умении, как заверяла Рейнара, и над человеческим разумом. Тихое убийство, быстрая расплата и почти безболезненная смерть. Алексия не хотела думать о себе как об убийце, ведь ей еще не приходилось убивать. И прав был Джувенел — делать этого ей не хотелось. Но если на кону будет стоять жизнь отца или Эбби, рука ее, держащая серебряную иглу, не дрогнет.

Глава тридцать вторая

Подготовка к вторжению в лабораторию Венетри шла полным ходом. Вецвольд и Джувенел оттачивали навыки боя, часами сражаясь друг с другом на импровизированной арене — в пустующем зала первого этажа. Алексия с Хармом пытались довести до совершенства разработку огненных стрел. Получалось уже лучше — в тот момент, когда Харм натягивал тетиву, Алексия посылала в наконечник огненный заряд, и во врага — в их случае, зачарованную Джувенелом мишень, стойкую к воздействию стихий — летела уже огненная стрела.

Параллельно Алексия училась вуду у Рейнары. Она и сама не ожидала, что это увлечение настолько ее захватит. Приходилось жертвовать сном, чтобы успевать помогать Харму, по мере сил развлекать Абигайл и вникать в тонкости магии вуду под строгим контролем Рейнары. С Джувенелом они почти не разговаривали, пересекаясь лишь в редкие минуты отдыха. Но Алексия была этому даже рада — ей сейчас нужна была дистанция, ее личное пространство, чтобы она могла хоть немного разобраться в себе.

Она постоянно рвалась в бой, сгорала от нетерпения и желания тотчас же бросится по следу Венетри. Ее осаждали, говорили, что еще не время — они не готовы. Что любая стихийная попытка вторжения, продиктованная не холодным расчетом, а обуревавшими их эмоциями, будет обречена на провал. И обвинительные слова — это не ваш отец сидит за решеткой! — застывали в горле, потому что Алексия знала: в тюрьмах Венетри находятся их друзья. Такие же Скользящие, ставшие жертвой экспериментов Венетри. Жертвой их вечной, неутолимой жажды власти над всем и над вся.

Алексия понимала правоту Скользящих, но это ничуть не мешало ей мучиться бессонницей в редкие часы, отведенные сну.

В один из дней ей все-таки пришлось наведаться в Альграссу и рассказать Мири о том, что некоторое время здесь появляться она не будет. Служанка клятвенно заверила, что приглядит за домом и будет ждать их с сестрой возвращения, хотя в глазах ее читались десятки вопросов. Алексия ответит на них… когда-нибудь.

Мири попыталась рассказать о Кристофере — дескать, он приходил, и был встревожен сообщением о том, что обеих хозяек в прошлые ночи в Альграссе не было. Алексия остановила ее монолог — ни думать, ни говорить о несостоявшемся супруге ей не хотелось. Какова наглость — после всего, что ей пришлось пережить, после правды, которая обрушилась на нее словно лавина, Кристофер посмел явиться в ее дом! Дом, порог которого ему больше никогда не переступить.