Шаг вперёд, два шага назад (СИ) - Хмельная Маруся. Страница 102

— И осуждения не будет? Я три месяца как вдова.

— Не будет, — отмахнулась тётя Света. — Знаешь, Аня, теперь я могу тебе это сказать, ты всё-таки поторопилась тогда. Тем более вы с этим мерзавцем и пожениться-то толком не успели…

— Почему это он мерзавец? — опешила я. За Алекса стало обидно.

— Потому что голову тебе задурил. Американец!.. А сам преступником оказался, прощелыгой каким-то.

— Всё не так как ты думаешь.

— А как? То его на улице мафиози какие-то пристреливают. Потом целый отряд спецназа охотится. Ну что это, по-твоему, нормально?

— Ну потому что Алекс это… ты только не падай, тёть Свет, держись крепко на стуле… мутант. И я его люблю, да. Мы любим друг друга.

Выдохнула я, как в воду нырнула. Устала врать. Устала обманывать. Я люблю Алекса, и не позволю его обижать.

Глаза тёти Светы округлились, она охнула. И приложила руки к груди.

— Ты сейчас серьёзно? — спросила она с надеждой в голосе на отрицательный ответ.

— Абсолютно, — повторила я наш с ней диалог ранее.

— Мне надо к твоей бабке. Срочно! — запаниковала она.

— Она знает, — сказала я.

— И что? — глаза тёти уже полезли на лоб.

— Ничего, — буркнула я. — Не одобряет.

— А ты ожидала, что благословит?! — поразилась тётя Света.

— Нет, но примет. Тёть Свет, как бы тебе сообщить такую новость… Но Исцеляющие и оборотни уже не совсем враги. Мы не хотели тебя волновать, но…

Я рассказала ей всё от начала до конца.

— И, по-моему, любовь не только у меня с Алексом. У Агнии ты найдёшь понимание. Кажется, у Герды возникла любовь с парнишкой-оборотнем, с которым они познакомились в плену.

— Ох, ну и дела…

Тётя Света слушала с открытым ртом. И сейчас сидела переваривала информацию.

— Ты увезла меня, чтобы я не варилась в этом котле ненависти к оборотням…

— Не для того, чтобы ты влюбилась в мутанта! Кристинка меня убьёт на том свете, — закрыла лицо руками тётя Света.

Я подошла и обняла её.

— Я очень счастлива. Спасибо тебе. И хочу вашей поддержки. От тех, кто самые мои родные и близкие. Я люблю и буду бороться за нашу любовь. Я сделала свой выбор. И уже не сверну с него.

— Ох, Анюта. Ты настроена решительно, вижу. Может, ты и права. У нас своя жизнь, у тебя своя судьба, отличная от нашей. Но что дальше?

— А дальше мне нужна помощь…

Я посвятила тётю в свой план. Она задумалась.

— Есть о чём подумать. Ты же понимаешь, что не каждый на этой пойдёт. Ты всё решила для себя, да, ведь?

— Однозначно. Это наш шанс с Алексом. Шанс всех на новую жизнь без проклятья прошлого. Кто-то должен рискнуть ради общего будущего.

— Я не уверена, что готова умереть. То есть за тебя я отдам жизнь, не задумываясь. Но на вопрос, хочу ли я умереть, я не отвечу да. Понимаешь? Я хочу жить. У меня есть Варя…

— Конечно, я понимаю. И не прошу такой жертвы. Это выбор каждого, и он должен быть искренним.

— Где вам удобно поговорить, Анна Витальевна? — Коршунов поймал меня около редакции. — Хотите к нам, хотите к вам. Хотите — на нейтральной территории.

Указал он в сторону лавочек в небольшом скверике недалеко отсюда.

Я направилась туда, благо летняя погода позволяла наслаждаться припекающим солнышком и лёгким игривым ветерком.

— Слушаю вас, что случилось? — строго спросила я.

— Вчера у больницы вы разговаривали с мужчиной, — он поднёс мне под нос телефон, на котором я была запечатлена с Алексом. — Кто это был?

— Вы следите за мной? — возмутилась я.

— Присматриваем, — поправил он.

— На каком основании?!

— У нас есть основания подозревать, что под именем Алекса Боровского скрывался другой человек. А, значит, он рано или поздно появится рядом с вами.

— Но мой муж погиб… — растерянно сказала я.

— Погиб настоящий Алекс Боровский. И вы понимаете, что это значит, Анна Витальевна? Что тот, кого вы называете мужем, убил настоящего Алекса Боровского, чтобы воспользоваться его личиной. Он преступник.

— Я не знаю… вы сейчас такие вещи говорите… у меня голова кругом! — я схватилась за голову, показывая, как она у меня болит. — Почему я должна вам верить? Где доказательства? Алекс столько рассказывал мне о своём детстве…

— Да? Например? — усмехнулся Коршунов.

— Как на трёхлетие ему подарили плюшевого мишку, которого он назвал Тедди и спал вместе с ним…

— Очень оригинальное воспоминание, — издевательски хмыкнул Коршунов. — У каждого второго был в детстве плюшевый мишка, и у каждого третьего в Америке его звали Тедди. А что-нибудь более интимное, Анна Витальевна?

— Ну, например, он рассказал мне про скандал с этой латинской девочкой, не помню как её зовут, Хуанита или Донателла… Как она его соблазнила, а потом заставляла жениться…

Коршунов поморщился.

— Ладно, оставим. Это уже неважно. Кто этот мужчина, Анна Витальевна? — кивнул он на снимок на телефоне.

— Я обязана отвечать? — поразилась я.

— Иначе вас привлекут за сокрытие важных сведений о преступнике. Вы прикрывались, что не можете свидетельствовать против мужа. Это же не ваш муж, правда? Или он?

— Нет, конечно. Алекс погиб. Это просто знакомый, — пожала я плечами со смешком.

— Что за знакомый, Анна Витальевна? Или нам придётся продолжить в другом месте.

— Это долгая история.

— Я готов её выслушать, на вас у меня есть время.

— Хорошо. Когда-то, когда я ещё училась и проходила практику у Стаса Крекшина, моего бывшего жениха, в редакции работал амбициозный, бойкий и активный молодой журналист Василий Садовничий. Он был известен в узких кругах, потому что боролся за правду, поднимал неудобные темы и обличал власть. Неугодный, понимаете?.. И однажды он пропал. Вот… Вышел из издательства на задание и не вернулся. И тела не нашли. Пропал без вести. Мы думали, что его либо убили и прикопали кто-то из тех, кому он дорогу перешёл. Либо по башке стукнули и память потерял. Ждали, что вернётся. Но… — развела я руками.

— Пропал без вести, значит. А сейчас появился? Как удобно. Обрёл память? — ехидничал Коршунов.

— Да, представляете! — воодушевлённо похлопала я глазами. — Она к нему возвращалась постепенно. Он помнил, как на него напали — и долгое время, пока память восстанавливалась, а травмы заживали, боялся возвращаться.

— И первым делом к вам?

— Родных у него не осталось почти. Близких, я имею в виду. У него только мать и была, бабушка умерла ещё в последний год, когда он здесь был. А в меня он, сказал, что был влюблён. Прочитал в газетах о моём… замужестве… Давайте говорить прямо — оно было очень громким, — посмотрела я на полковника. — И решился приехать…

— К вам.

— Да, любовь… не забывается.

— Вы очень роковая девушка, Анна Витальевна. А с виду сущий ангелочек.

— Вы как никто другой должны знать, что внешность обманчива.

— У этого Василия были какие-то основания полагать, что вы ответите ему взаимностью, раз он ринулся вас утешать?

— Вы меня сейчас сочтёте очень легкомысленной, — постаралась я выглядеть как можно смущённей, — но в Василия я влюбилась сразу, раньше Стаса. Стас был большим боссом, я даже думать о нём не смела. А Вася… В него были все девочки влюблены. Он такой, знаете, как факел… революционер… Как Че Геварра. Отважный борец за справедливость. При этом очень умный и добрый… — мои глаза затуманились слезами. — Как мы всей редакцией рыдали, когда он исчез…

Это было правдой, и заплакала я сейчас искренне.

— Ну полно плакать, он же не умер. Вернулся, — с сарказмом привёл меня в чувство Коршунов.

— Да, радость-то какая…

— Вы для него все окна в Снежино открытыми оставили? Тайно будете встречаться?

— Нет, Василию я отказала, он уехал. А окна я открыла проветрить, сожгла на плите… картошку. Поставила варить, отвлеклась и забыла. Такая вонь стояла! На весь дом. Знаете, никогда не делайте в доме кухню-студию. Кухня должна быть закрытой. А то придётся как мне все окна открывать.