Шаг вперёд, два шага назад (СИ) - Хмельная Маруся. Страница 27

В тот раз их поймали на краже в магазине. К счастью, видеозапись охраны показала, что Шурик был ни при чём, но он мог пойти соучастником. И прощай тогда диплом о высшем образовании на последнем курсе института. Я хотела, чтобы Стас воздействовал своим авторитетом и на Шурика и в институте. Но Стас, выслушав меня, сказал, что в этот раз помогать не будет. Он на днях уже помогал. И что в итоге? Снова здорово.

И это было правдой. Буквально неделю назад, в институте с участием Шурика случилась драка. У Шурика было оправдание для своего поступка: тот, кому он вмазал — мальчик-мажор, оскорбивший бедного студента ботаника-дрища. Он издевался над ним и унижал. Но все закрывали глаза, потому что папа мальчика дружил с деканом факультета.

Шурик спросил нас, разве он был не прав, что заступился? И как нам было ответить, учитывая, что декан под давлением папы избитого студента требовал немедленного отстранения Шуры от учёбы? Я могла обратиться только к Стасу. Тот уладил дела с папой потерпевшего, и Шурика допустили к учёбе. При этом Стас нажил врага в виде этого папы, потому что, чтобы уладить дело, пришлось прибегнуть к шантажу, имея сведения о кое-каких тёмных делишках этого товарища. И вот спустя несколько дней я снова прошу о помощи. И снова с тем же вопросом.

Я понимала возмущение Стаса. Но что мне было делать? Бросить Шурку в беде я не могла. И не только из-за него, но и из-за его родителей, которым многим была обязана. Тётя Женя в то время сильно сдала, у неё даже начались проблемы со здоровьем. Отец пытался, но не мог повлиять на сына.

Стас отказал мне в помощи, он пытался убедить, что это из лучших побуждений. Если Шурку постоянно спасать и вытягивать, он не научится отвечать за свои поступки. Будет всегда надеяться на помощь со стороны. Придёт добрый волшебник и по мановению волшебной палочки всё утрясётся само собой.

Я соглашалась с его доводами, но считала, что потеря диплома слишком высокая цена за его проступки. Все его выходки надо просто пережить, он парень неглупый и хороший, скоро сделает выводы и исправится. Надо просто что-то придумать, вывести его из той компании, познакомить с другими авторитетными людьми, взять его к нам в редакцию на исправление, например. Ведь он уже успел поработать у нас на прошлых летних каникулах, и показать себя как перспективный журналист в будущем. Нагрузить работой, чтоб ему некогда вздохнуть было, не то что шляться по улицам.

Стас на это сказал, что его издательство — не исправительная колония и не благотворительное общество. Он платит людям деньги и хочет получить за это ответственных работников. Разгильдяи вроде Шурика ему не нужны.

В момент спора в кабинет, несмотря на запрет секретарши, ворвалась одна наша светская львица, которая со всеми мужчинами вела себя как роковая кокетка, флиртуя и заигрывая. И требующая ответной реакции от мужчин. Ей вот срочно потребовался Стас. Она знала, что мы состоим в отношениях, но ей было плевать. Она делала вид, что меня не существует, и открыто флиртовала со Стасом, строя глазки.

Меня в тот момент задело то, что Стас принял её правила игры. И вместо того, чтобы указать ей на дверь и закончить со мной, он начал хихикать с ней, словно меня тут не было, и болтать о каких-то глупостях. Когда у меня на кону стояла дальнейшая судьба брата.

На самом деле у Стаса была такая манера общаться с женщинами: игриво, с лёгким намёком на флирт. Когда я возмущалась, что его не так поймут, он говорил, что это проблемы того, кто неправильно поймёт. А женщинам нравится такое обращение, и так намного легче вызвать расположение и добиться своего. Данная тактика и правда срабатывала, и он никогда не переходил черту флирта. Поэтому я закрывала на это глаза, хотя не всегда уютно себя чувствовала.

Но в тот момент мне как будто дали под дых, это было неправильно, несправедливо с его стороны по отношению ко мне. Кроме того, из их милого трёпа я узнала, что накануне, ночью, они вместе весело проводили время в одной общей компании. И сейчас делились воспоминаниями. Я ему названивала полночи в панике за жизнь брата. А он отключил телефон, чтобы ему не мешали веселиться.

И опять же, ничего криминального в этом не было, он же не знал о моих проблемах. И он мне не изменял, не делал ничего предосудительного. Но всё вместе дало ошеломительный эффект. Я вдруг поняла, что это не любовь. Любовь в моем понимании совсем другое. Чувствовать человека. Даже на расстоянии, даже мысленно, без слов. На уровне интуиции. И я захотела именно такой любви.

Чтобы не сомневаться в любимом человеке, чтобы быть уверенным в нём. Что он всегда на твоей стороне, что бы ни произошло. Даже если ему кажется, что я не права, но для меня важно, чтобы это было сделано — значит, сделать это. Чтобы всегда можно было положиться и знать, что тебя поддержат. Чтобы в беде всегда приходил на помощь. Чтобы мои любимые люди были дороги и ему тоже. Чтобы он понимал, когда меня может что-то унизить и никогда этого не делал. И чтобы я для него была единственная женщина на свете, которой можно оказывать знаки внимания.

Я ушла из кабинета потрясённая своим открытием. Стас даже не заметил. Он потом вернулся к теме проблемы с Шуркой, хотел и дальше переубедить меня и увидеть реакцию, поняла ли я его. Приняла ли его доводы. Я молча со всем согласилась, но он даже не заметил подвоха. Лишь почувствовал облегчение, что всё так легко прошло. Я не сразу разорвала с ним отношения. Я хотела убедиться, что это было не мгновенное помешательство. И что завтра всё не будет как вчера. Но нет, любовь ушла. Навсегда. И тогда я ему это объявила. Без объяснений, потому что он бы не понял. Извинился бы. Постарался исправить и загладить допущенную ошибку. Но я этого не хотела.

С Шуркой я решила вопрос сама. Понимая, что если дойдёт до института, я уже ничего не смогу сделать, был один выход — чтобы имя брата не фигурировало в деле. Мне стоило больших усилий убедить следователя убрать имя Шурика из дела. Я ходила за ним по пятам сутками, караулила на входе и выходе, поселилась у кабинета. Он уже угрожал посадить меня за преследование. Денег брать тоже не хотел, обещал посадить и за взятку. В конечном итоге я взяла его измором. Ну, или тронула, это кто как решит. Кляня меня и всё наше семейство, потому что тетя Женя не уступала мне в упрямстве, он перевёл Шурика из соучастников в свидетели. И в институт никаких бумаг не пришло.

С Шуриком у меня была долгая и обстоятельная беседа. Я не сказала ничего такого, чего не говорила раньше. Все те же слова о загубленном будущем, о страданиях и здоровье матери, о правильном выборе окружения и независимости собственного мнения, психологии подчинения шестёрки. Но в этот раз, мы к счастью до него достучались.

Повлияло на него больше то, какой ценой далось в этот раз выпутаться из очередной переделки. Стас был прав в одном, раньше всё решалось чужими руками, что было сродни мановению волшебной палочки. И итог был предрешён заранее. Сейчас же он видел наши усилия, которые могли не увенчаться успехом, понял, что будущее его висело на волоске, и проникся.

Плюс, соединив в своём уме дважды два, а именно возникшую по его вине проблему и моё последующее расставание со Стасом, он сделал вывод, что это его вина. Я переубеждала его много раз, объясняя, что причина в другом, но он мне не верил. В нём крепко засела эта мысль, он чувствовал себя виноватым — как же, лишил сестру личного счастья! И очень хотел, чтобы мы со Стасом помирились. Но вслух этого не говорил, чтобы не вызвать лишний раз мой гнев.

Свой рассказ чудовищу я закончила на том, что моё представление о любви не совпало с представлением Стаса. И что я хочу другую любовь, и описала какую.

— Это глупо, да? — задала я риторический вопрос. Потому что ответ предвидела.

Глава 23