Роддом. Сценарий. Серии 17-24 - Соломатина Татьяна. Страница 17

ПАНИН

Я тебе говорил!..

СВЯТОГОРСКИЙ

Своих – не пользуют!

ПАНИН

Или ты уколов боишься? В остальном, вроде, как солдат!

Выдаёт короткий смешок. Хорошо, никто не видит выражения лица Евграфова, все заняты работой. Ельский уже обработал и осмотрел на своём столике новорождённых.

ЕЛЬСКИЙ

Заберу в реанимацию. Но так… Как своих и для подстраховки. И Марине контрольная группа нужна. У неё докторская…

Святогорский, Рыба и операционная сестра – хором, с соответствующими лицами, ибо Ельский всех забодал докторской жены:

СВЯТОГОРСКИЙ/РЫБА/ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА

По фето-фетальному трансфузионному синдрому!

(ЕЛЬСКИЙ, ПАЛЕЙ.)

У Ельского на неонатальном столике двойняшки Чекалины. В руках две тарелки для определения групп крови. Он смотрит то на одну, то на другую. Марина сидит за столом, заполняет неонатальные карты. Об этих людях на работе не скажешь, что они муж и жена. Никаких внеуставных нежностей.

ЕЛЬСКИЙ

Марина Викторовна! У девочки Чекалиной первая группа крови.

ПАЛЕЙ

И?

ЕЛЬСКИЙ

А у мальчика Чекалина – третья.

Чуть раздражаясь, что отвлекает из-за ерунды.

ПАЛЕЙ

И что?!

ЕЛЬСКИЙ

У матери первая группа и у отца первая группа.

Марина поднимает на него удивлённый взгляд. Встряхивает головой.

ПАЛЕЙ

Перепроверь!

ЕЛЬСКИЙ

Уже! Три раза.

ПАЛЕЙ

Нагуляла от третьей? Не наше дело.

Ельский откладывает тарелки, шепчет, перебирая пальцами. Палей замечает, смеётся.

ПАЛЕЙ

Решётку Пеннета рисуешь? Если у матери первая, двойняшки с первой и третьей возможны только от отца с третьей. В случае адюльтера первой со второй – возможна была бы комбинация: первая и вторая.

ЕЛЬСКИЙ

У неё роман с Евграфовым. Был. Но у него – четвёртая!

ПАЛЕЙ

От первой и четвёртой родятся комбинации второй и третьей. Тут первая и третья – мужик был третьей группы крови. Ещё раз: не наше дело! Здоровы?!

ЕЛЬСКИЙ

Да.

Она возвращается к писанине. Ельский – к младенцам, которые крепко сцепились ладошками в кулачок. На лице Ельского – суровое такое мужское умиление. Не оборачиваясь:

ЕЛЬСКИЙ

У нас – один?

Палей, не отрываясь от писанины, ровно, без эмоций:

ПАЛЕЙ

Зато точно твой.

(ЧЕКАЛИНА, ПАНИН, ЕВГРАФОВ, ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, СВЯТОГОРСКИЙ, РЫБА, ЕЛЬСКИЙ.)

Все на своих местах, Панин с Евграфовым накладывают асептическую клеевую повязку, затем – манипуляции: согнуть ноги в коленях, вывести мочу. Пока они этим занимаются, Святогорский менторствует, читая Рыбе лекцию:

СВЯТОГОРСКИЙ

Разнояйцевые близнецы, Анастасия Ивановна, как следует из названия, происходят из разных яиц! Не поймите превратно!

РЫБА

Да ну вас, Аркадий Петрович! Я всё-таки оканчивала акушерское училище! У женщины иногда вырабатывается не одна, а две и больше яйцеклеток.

СВЯТОГОРСКИЙ

(как учитель) Почему?!

Смотрит на Мишу. Та молчит. Вступает Панин, не отвлекаясь от работы.

ПАНИН

Большой выброс эстрогенов в нужной фазе цикла. Медикаментозно. Или… Влюблённость, например. Сразу в двоих… Со страстными женщинами это бывает.

Евграфов бросает на него быстрый взгляд, подозревая в ехидстве в свою сторону, но Панин тут без году неделя, его половые страсти интернов не волнуют, он о них не знает, – так что о своём хмурится. Святогорский знает о Панине куда больше Евграфова:

СВЯТОГОРСКИЙ

Вот-вот! Семён Ильич знает, что говорит. Бывают такие страстные…

Панин резко перебивает Святогорского, становясь подчёркнуто-холодным, официальным:

ПАНИН

Кровопотеря – пятьсот миллилитров. Салфетки, инструменты – все. Моча по катетеру светлая, сто пятьдесят миллилитров. Всем спасибо!

Панин отходит от стола, срывает перчатки, выходит. Мрачный. Рыба вопросительно смотрит на Святогорского, мол, что такое? Тот лишь отмахивается. Уже пришла пора его работы. Он склоняется к лицу Чекалиной. Евграфов, забыв обо всём – его сейчас тревожит только любимая женщина, – снимает перчатки, руки слегка дрожат, идёт к головному концу стола.

СВЯТОГОРСКИЙ

Маша! Маша! Мария Леонидовна!

Чекалина открывает глаза.

СВЯТОГОРСКИЙ

У нас мальчик и девочка! Красивые и здоровые! Сейчас я трубочку извлеку – и будем решать, как назовём!

Глаза Чекалиной светятся. Святогорский начинает медленно извлекать тонкую прозрачную трубку у неё из дыхательных путей (изо рта – в виде картинки). Она как бы попёрхивается – извлечение катетера всегда сопровождается рвотными движениями. Извлёк. Она поворачивает к Евграфову, хрипло и тихо, сухими потрескавшимися губами шепчет:

ЧЕКАЛИНА

Алёша…

Он бросается к ней, нежно целует лицо. Несмотря на его всё ещё жёсткое и сдержанное выражение – по щекам его скатываются две слезы. Святогорский тихо делает знак Рыбе и операционной: на выход! Операционная ему укоризненно кивает на инструментальный столик. Святогорский ей раздражённо отмахивает: потом! Выходят, оставляя Евграфова с Чекалиной наедине. На неонатальном столике в штативе стоят две пробирки, наполненные пуповинной кровью, на них бумажные бирки: «Чекалина, муж», «Чекалина, жен».

(ЕЛЬСКИЙ, ПАЛЕЙ.)

Палей за столом, Ельский манипулирует у кувеза, занят.

ПАЛЕЙ

Ты четыре пробирки пуповинной крови набрал от двойняшек Чекалиных?

Ельский, не отвлекаясь от работы.

ЕЛЬСКИЙ

Да. Для лаборатории и для тебя.

ПАЛЕЙ

И где мои?

ЕЛЬСКИЙ

Чёрт! В разные штативы поставил. В операционной забыл. Чуть позже принесу…

(ОПЕРАЦИОННАЯ СЕСТРА, ЕЛЬСКИЙ.)

Операционная уже убрана. Стол, пол, тазы – всё чисто, протёрто, сверкает. Операционная сестра у раковины занимается предстерилизационной очисткой инструментов (моет их под проточной водой ёршиком, в перчатках). Заходит Ельский. Смотрит на неонатальный столик. Пробирок нет.