Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей. Страница 27

— Странный нынче улов, — усмехнулся царь, поправив на себе железную корону. Тут же его одолел нестерпимый кашель, который, казалось, загубит его до смерти.

— Да и рыба ты необычная, — он поднялся с трона и медленным шагом спустился к клетке. — Не совсем рыба, — и не человек вовсе. Пускай и обличье твое человеческое, но само нутро звериное.

— И что с того? — с трудом оставаясь в сознании, ответил Ингварр. — Сердце мое звериное, но разум по-прежнему человеческий.

— Может и так. Только вот зачем тебе вздумалось изловить чудную рыбу? Мудрость её не излечит твой разум от злого сердца.

Царь был сухощав и немощен. Совсем старик, жизнь которого едва держалась в обессиленном теле. Вся его кожа была сера, точно пепел. Темные глаза впали в череп, остатки седых волос ниспадали на плечи. Его черная мантия местами была изодрана, низы её подпалены огнем.

— Судя по виду твоему, смерть уж вскоре придет за твоей душой, — сказал Ингварр. — Зачем же умирающему мудрость?

— Я бессмертен, — молвил царь натужным голосом, пытаясь придать грозности своим словам. — И звали меня Кощеем. Но имя это осталось в полузабытых легендах и сказаниях.

— Зачем же тебе мудрость?

— Даже дар бессмертия не позволяет постичь всю мудрость мира, — откашлялся старик. Черный воин вбежал в зал и спешно сообщил о поимке рыбы. — Благодаря тебе мои люди поймали её. — Кощей улыбнулся и велел приготовить её и подать к ужину.

— Твое сердце теряет былую мощь, — сказал он, ведя ладонью по клетке. — А вскоре оно потеряет жизнь. Яд убьет тебя к вечеру.

— Этого не случиться, — упорствовал Ингварр.

— Поразмысли над своей смертью и отблагодари меня, её вестника, сказал Кощей. — Ведь яд мой не позволит тебе обратиться в волколака.

— Верно, — задумался Ингварр.

Слова старика успокоили мужа. Воины унесли клетку в темницу и поставили неподалеку от горящего факела. Крысы метались из стороны в сторону, порой робко подбираясь к слабеющему Ингварру. И вспомнил муж о сестре и о племяннике. Они прогуливались по зеленеющему полю, и лица их сияли от радости. Сердце его заныло от жалости. Но не хотел он причинять им боль даже одним своим видом. А коли волколак возымеет власть над его телом, то не миновать им погибель. Если кому и суждено умереть, то это самому Ингварру. Долго он размышлял над этим, пока образ волколака не встал перед его глазами. Скулящий зверь всем своим видом упрашивал Ингварра о милости. И сердце завопило ещё пущей жалостью. Припомнил тогда Ингварр, как волколак выручал его на снежном хребте и в битве с сатирами. Спасая меня, он спасал и себя, думал Ингварр, однако лишь даже сейчас он в силах повелевать своей судьбой. Он чувствовал в себе силы противиться влиянию волколака до тех пор, пока ведьма не обуздает сердце его. Воля к жизни не преминула возможностью надавить на мысли Ингварра. «Не могу я принять свою смерть вот так, — подумал он. — Доколе есть шанс стать человеком, я буду его использовать». И воспрянул он духом. Сердце его забилось сильнее. Слабость покидала тело. Побледневшие глаза возгорелись. Ингварр раздвинул решетку и, выбежав из темницы, устремился в тронный зал. Десятки воинов пытались сдержать его натиск, но всех их постигла несчастная участь. Их темная кровь запятнала коридоры замка. С каждой новой жертвой клыки Ингварра становились тверже железа, а когти его — острее меча. Левая рука обросла густой шерстью. И без того длинные волосы уже достигали лопаток. Ворвавшись в зал, Ингварр набросился на очередного воина. Последний бесстрашно взглянул на зверя и, отбросив поднос с жаренным лососем, взялся за меч. Клыки крепко впились в его шею, а когти разодрали доспехи и распотрошили мужа. Кощей встал из-за стола и обнажил меч. К Ингварру вернулся разум. Подавив волю сердца, он подобрал меч погибшего воина и бросился в атаку. Кощей сражался достойно, отражая всякие нападки Ингварра. Их темные клинки танцевали при свете луны. Ингварр оказался шустрее бессмертного старика. Выждав момент, он рассек живот своего врага и швырнул того к трону. Корона слетела с плешивой головы. Ингварр стянул со старика мантию, дабы прикрыть свою обезображенною шерстью конечность. Положив лосося в сумку, он бежал из черного замка так быстро, что оставшиеся воины Кощея не поспели за ним.

Ингварр двинулся на юг, к Ясной горе, где рассчитывал заполучить перья феникса. За два дня он изошел десятки троп, блуждая по мертвому лесу. Голод истязал его. Заметив на пальцах своих жир с жаренного лосося, он облизнул их и, сам того не ведая, обрел мудрость веков. А сам лосось стал не более чем обычной рыбой.

Нескончаемая ночь омрачила душу Ингварра и его мысли. Вскоре он узрел ту самую гору, возвышающуюся над обреченными древами. На верхушке её теплился ослепительный пламенный свет. Тьма, казалось, сама тянулась к нему, будто волны моря, пребывающие к берегу. И свет поглощал тьму.

Сойдя с тропы, он напрямик поспешил к горе. Пятеро мерзких гарпий преградили ему путь. Полуженщины-полуптицы обступили его со всех сторон и дерзко атаковали путника. Налеты их были резки. Они хватали Ингварра за плечи своими когтями и швыряли из стороны в сторону. Сколько муж не отмахивался от них, а гарпии были быстры и точны в своих нападках. Это сражение крайне измотало Ингварра, и он пал на колени. Гарпия вновь подхватила мужа и бросила его прямиком в дерево. Ветвь пронзила мужское тело. Ингварр взвыл не своим голосом. Ветвь переломилась, и он пал в лужу. Тут-то звериное сердце вновь взбунтовалось против бессилия человека. Шерсть на руке встала дыбом, клыки и когти удлинились. Ингварр схватил пролетающую гарпию за лапы и прошиб её грудь насквозь. Птица взревела и пала замертво. Следующую жертву Ингварр схватил за крыло и снес голову. Остальные быстро отступили. Муж вытащил ветвь из живота и, обвязав рану, побежал к горе. Ингварр из последних сил карабкался наверх, пробираясь через древесные корни, окутавшие все вокруг.

На горной вершине росло великое дерево. Феникс мирно сидел на одной из ветвей, и любопытно разглядывал своего гостя. Его пышные крылья были накалены, как при ковке железа, и, казалось, вот-вот воспылают ослепительным пламенем. Птицу окружал ореол нестерпимого жара. Ингварр подошел ближе, и шерсть на руке его вспыхнула, а лицо покрылось ожогами. Феникс вспорхнул и уселся на ветке повыше, дабы совсем не спалить глупца. А Ингварра по-прежнему тянуло к нему, к его теплому свету. Сердце мужа пребывало в покое, вся его ненависть унялась. Ингварр ощутил освобождение от своего земного бремени. Он был полон готовности сгореть в этом огне. Его слезы испарялись, успевая лишь выкатиться из глаз. Ещё никогда Ингварр не ощущал такой тяги к свету. И тут феникс поднял крылья. Жгучая вспышка вырвалась из груди его и отбросила Ингварра. Перья взлетели ввысь и, томно вращаясь, потянулись к земле. Пламя сокрыло птицу и тотчас же погасло, оставив после себя лишь черное пятно на древесном стволе и кучку пепла. Ингварр уложил золотые перья в сумку. Слабый проблеск света, исходящий из гнезда, все ещё удерживал тьму от полного господства в небе. Моментом позже из гнезда донесся тонкие птичьи возгласы. Мысль о взятии птенца мелькнула у него в голове. “Раз уж эта птица призвана разгонять тьму в этих краях, — рассудил он, — то я не имею права брать её”.

Несколько дней блуждал Ингварр по лесу, пока не вернулся к реке. Но тьма затянула небо и простиралась далеко на восток. Она верно подступала к лесу Изобилия, но у самого его края свет дня рвал её в клочья, отстаивая свою территорию. Учуяв дым, Ингварр бегом поспешил к селению. Клубки дыма неспешно вились кверху где-то за горизонтом, и разум Ингварра одолели несчастные мысли. Небо постепенно меркло. Выбравшись к околице, запыхавшийся муж застал лишь свежее пепелище. Огонь добивал остатки селения. Кругом лежали истерзанные тела невинно убиенных. Выживших не было. Судя по кирасе одного из погибших, именно воины Кощея разграбили это место. Дождь яростно вдарил по земле, словно горевал по погибшим. И горесть его разбавляла лютая ненависть к нападавшим. Молния сверкнула за тучами и раздался оглушительный гром. Ингварр вышел к колоннам, где неделей ранее он повстречал мудреца. Старец лежал у основания колонны, истекая кровью.