Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей. Страница 3

Проигнорировав круглый ручки на, Акамир с такой силой постучал по воротам, что те опасно покачнулись, норовя провалиться вовнутрь. Стража незамедлительно впустила охотников. Они завезли сани к местному мяснику, в обязанности которого входило распределение всего добытого охотниками для каждой проживающей в Вержавске семьи. Акамир, Белослав и Добромир разошлись по своим хижинам. Им требовался отдых.

Добромир тихонько отворил дверь, дабы не тревожить засыпающего под колыбель матери ребенка. Миновав коридор, он вышел к своему личному закутку, находящемуся в самом дальнем углу хижины. Там он уселся на лавку и, взяв меч, принялся неспешно точить его лезвие. Так ему думалось лучше. А думал он о словах Акамира, об эпохе Заката и о легендарных волколаках, в возвращение которых он до сих пор не мог поверить. Для него было настоящим шоком узнать, что Акамир, мудрый, опытный человек, и, к тому же, его наставник, верит в их возвращение. Кроме того, Добромир очень осторожно относился к знаниям Акамира. Не увлекли ли они его? А если увлекли, то какую опасность он представляет если не для своего народа, то для всего человечества? Нет, это слишком возвышенные размышления, истину в которых не отыскать. А пока Добромир пустился в своих нелегкие думы, переместимся к его жене.

Задернув занавески, дабы дневной свет не смел досаждать сладким сновидениям, София вышла в приспешню, где продолжила готовить ужин. Девушка была очень нежна в своем деле, но при этом её рука была тверда и уверенна. Крупные голубые очи прельщали мужчин, влюбляли в себя, заставляя сердце трепетать, будто сотни бабочек ютились внутри их душ. Мужчины селения украдкой смотрели на Софию, тихонько восхищаясь её внешностью, и открыто завидуя её мужу, Добромиру. Зависть эта была зла, очень зла. Она отыскала свое воплощение в словах о том, достоин ли столь изнеженный и чувственный мужчина обладать такой женщиной. По их мнению, её сердцу явно требовались ручищи грубого и смелого мужа, способного и мясо добыть и волколака зарубить. Женщины селения напротив завидовали именно Софии, мол мужа себе взяла умного и силой не обделенного, но и здесь без упреков не обошлось: “Такая из себя вся красавица и умница, а как дело коснется защиты семьи, так сразу же прикинется слабой и немощной, да лишь бы смерть не настигла её. Не жди добра от жен таких! Солнцем клянусь, так оно и будет.” Разные слухи ходили по селению, но никто не смел огульно распространиться о чем-то оскорбительном, ибо раздор средь людей в эпоху Заката мог стать поворотным в определении их скорой погибели. Языки обросли костями настолько, что и сказать лишнего не мог даже самый болтливый из ботливых. А дабы не было соблазна словами бросаться, так большинство селян решило и от хмельных напитков избавиться. Трезвый ум сейчас важен не меньше умений в обращении с орудием. Да и развлечений как таковых уже не стало: с уходом эпохи Солнцестояния расслабление — непозволительная роскошь. Старики да старухи со скрипом сердца вспоминают о тех годах, когда и жилось легче и забот было меньше, да и свобод сколько не отнимай, а все равно вольготно жилось. Хочешь — пей, хочешь — сражайся, хочешь — бездельничай. Не дразнили они себя столь теплыми воспоминаниями. А грамоты, дошедшие до наших лет через десятки поколений, с неподдельной боязнью описывали эпоху Рассвета, сравнимую как раз-таки с нынешней эпохой Заката: тогда и Волколаки только появились, да прочая нечисть повылезала из своих темных пещер. Эпоху Рассвета иначе прозвали эпохой Отречения, а виной всему люди, во вред пользующиеся знаниями. По их причине и появились все эти существа, вытесняющие из мира весь людской род. Но оставим на время эту тему и перейдем к селению Вержавск, где последние несколько дней жители наслаждались миром, пока не прибыл гонец из селения Блестовит.

Запыхавшийся мальчишка отчаянно боролся с громадными сугробами, то и дело поправляя шапку, съезжающую набекрень. Кричал что-то невнятное, окончания слов проглатывал, точно голодный воин хлеб, а тяжелое дыхание сбивало его же с толку. Уже на околице, вконец обессилев, он рухнул в снежное море и уже не шевелился. Выбежавший из избы Акамир взял юношу на руки и внес внутрь, где быстро раздел его и положил на печь, укрыв шерстяным одеялом. Селение всколыхнули слухи, большинство из которых были не более, чем выдумкой тех жителей, чье бравое сердце искало путешествий, но вечно таилось в пыльном сундуке. Большая часть жителей обступила избу Акамира и выжидало его речи, любопытствующим взглядом пытаясь рассмотреть что-то в изрисованных инеем оконцах. Вскоре на крыльце показался Акамир, из-за могучей спины которого выглядывал белокурый мальчонка лет семи от роду, отрок смелого воина по имени Конрад. Отовсюду послышались вопросы, любопытные лица уставились на негласного лидера селения, подталкивая его к разговору, но Акамир был известен свой рассудительностью и недюжинной мудростью, отчего не спешил произнести ни слова. Терпение народа заметно истекало, как истекает со временем горный ручей, и Акамир прекрасно сознавал необходимость начать.

— Мы не склонны томиться в ожидании твоих красивых речей, дорогой Акамир! — сквозь тучный гвалт прорезался ясный голос Ингварра. — Говори уж, как есть!

— Да вот найти бы слова правильные, — Акамир опустил и без того поникший взгляд. — Беда случилась в селении Блестовит. Прошлым утром наш дорогой собрат Гостомысл услыхал Волчью песнь. Это явный намек на близко приблизившихся к селению волколаков. Он отправил гонца к нам, дабы просить помощи, а сам обещался защищать свой дом до конца. Добромир, Ингварр, Ратибор и Белослав — вы отправляетесь со мной. Остальным приказываю заняться хозяйством и ждать нашего возвращения.

И хотел Акамир упрекнуть своих людей в том, что предупреждал он о пророчестве древнем, которое гласило о Втором нашествии кровожадных волколаков. Он предлагал объединить усилия разрозненных селений и создать грозную армию, дабы затрепетали волколаки перед великой человеческой силой. Да не послушали Акамира ни свои, ни чужие, хотя все они были единым народом — Нетоличами. Властолюбие правителей было неприступно. На всякий упрек Акамира шла угроза. “А не хочешь ли ты, дорогой Акамир, объединить нас и самому встать во главе союза нашего?” — не стесняясь говорили они, думая, что только корысть движет им. Обижался Акамир, да ничего с этим не мог поделать.

И вот жители разошлись по своим избам. Ингварр отправился предупредить Добромира о походе и непременно отправился к его хижине. София отворила дверь и, завидев Ингварра так и ахнула, да прижала его к себе посильнее.

— Мой любимый братец! — пролепетала она так нежно, словно медом было смазано её горло. — Чего же ты здесь стоишь? Проходи!

— Приветствую тебя, сестрица, — без лишней радости произнес Ингварр, словно был не в духе. — А где Добромир? Неужто уже слыхал о вести пришедшей?

— Он меч точит в соседней комнате, — поумерив свою веселость, ответила София. — А что за известие-то?

Ингварр и рассказал ей обо всем.

— Да как же это? — всплеснула руками София и, схватившись за рыжеватую косу, стала нервно перебирать её. — Да ведь не было в наших краях волколаков. Не было и быть не должно!

— Но объявились они, — вздохнув, заключил Ингварр. — Отбрось волнение, да присматривай за Янушем, пока его отец в походе.

София разнервничалась ещё боле и хуже оттого все становилось ей. Не могла она не волноваться, когда муж её уходил из избы, не могла и одна она в доме своем находится, чувствуя себя совсем ненужной и беспомощной. И ведь ощущения эти были не оттого, что она была женщиной, а потому, что как человеку нужен человек, как армии нужны воины, а армия сейчас — обязательное условие существования.

До замужества жила она с братом в избе родительской, пока отца не убила болезнь, а мать пропала в лесу, пока дрова колола. Раз, и исчезла, и никто не смог сыскать её. Их погибель погасила уверенность Ингварра пережить эпоху Заката. Мысли его стали мрачными, а душевная боль загубила его некогда живое лицо. София же всегда была живой и подвижной, её горе не продлилось и месяца, как она вдруг воспаряла духом и вызвалась отправиться на торговлю в соседнее селение. Она все бегала без устали, что раздражало вконец потускневшего Ингварра, помыслы которого все вертелись вокруг смерти. Тут-то и объявился Добромир — мужчина дельный и правильный, под стать имени. Родом он был из селения Волынь, а как только пошел ему третий десяток, решил он отправиться в другое селение, дабы устроить там свою жизнь. Да и нечего было делать в Волыни: все животные поблизости были истреблены, воины, отправляющиеся за пищей в отдаленные места, уже не возвращались, причем то ли от нападений волколаков, то ли от других причин. В общем, население стало редеть. Добромир изъявил желание уйти в Вержавск. Родители его напротив остались в Волыне, ибо стали уж совсем больны, да и умереть хотели на родной земле.