Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей. Страница 51

Она пришла в себя и взглянула на задумавшегося Хагена.

— Тебе не стоит здесь находиться, — вымолвил он. — Уходи. Сейчас же.

— Мой путь привел меня сюда.

— Нет, ты не должна быть здесь. Ты сбилась с пути.

— Как я могла сбиться с пути, если он был предопределен?

— Это сделал он.

— Кто? Сигурд?

— Ты знаешь, о ком я говорю. Спеши к пещере, дитя. Оттуда ты выйдешь к реке, где отыщешь лошадь и вернешься на свой истинный путь.

— Вы знаете о нем, — Ядвига схватила Хагена за плечо. — Вы знаете о моем пути.

— Нет, ты ошибаешься.

— Ваши уста лгут, хотя глаза говорят правду. Скажите, что ждет меня дальше? Отыщу ли я своего отца?

— Мне не следует, — успел молвить Хаген, как разозленная Ядвига набросилась на него и принялась избивать.

— Я жду ответа, — сказала она, прижав лезвие кинжала к старческой шее Хагена. — Если вы продолжите молчать, я покончу с вами.

— Так не произойдет, — произнес Хаген. — Этому не бывать, Ядвига. Твоя злость не сделает из тебя убийцу.

— Почему же?

— Потому что этому никогда не бывать.

Лезвие плотно прилегало к дряблой коже. Тяжелое напряжение охватило Ядвигу. Она вцепилась свободной рукой в одежды Хагена и потянула на себя. Кинжал скользнул по коже. Капля крови скатилась по шее вниз. Грудь вздымалась от глубоких вздохов.

— Я не могу, — наконец молвила Ядвига, смахнув пот со лба.

— Не говори так, словно сожалеешь об этом, — произнес Хаген. Ядвига велела ему умолкнуть и отвести к реке. Хаген отказался вести её, но указал дорогу к пещере и дал факел. “Не следуй за ним”, - сказал напоследок Хаген, когда Ядвига уже уходила с крыльца. Дева без особого труда преодолела пещерные лабиринты и вышла к склону, ведущему вниз к реке. Откуда-то слева послышались голоса. Ядвига пригнулась и тихонько спустилась к руинам одинокой башни. Она осторожно заглянула в окно. Гунтер сидел в углу, приняв задумчивый вид, а Хаген расхаживал перед ним, сложив руки на груди. Что удивило Ядвигу, так это молодость Хагена. Только что он был глубоким стариком, но сейчас выглядел гораздо моложе Вольги.

— Это предательство, — сказал Гунтер. — Король не может на такое пойти.

— Он унизил и вас, и королеву Брюнхильду на глазах всех придворных, — настаивал Хаген. — Сигурд не побрезговал рассказать королеве о вашем позоре, а вы смиренно проглотили это! Такой человек не достоен быть королем!

— Сигурд клался мне в преданности и молчании, — возразил Гунтер. — Я верю ему.

— Откуда же Кримхильда узнала о том, что именно Сигурд обуздал Брюнхильду?

— Я не знаю, — склонил голову Гунтер. — Сигурд — мой самый преданный вассал. Он не мог так опозорить меня.

— И все же он это сделал, — насаждал Хаген.

— Ты не знаешь наверняка! — топнул ногой Гунтер, чем остудил пыл Хагена.

— Я на вашей стороне, — вздохнул Хаген. — Многие считают Сигурда виновником вашего позора. И если вы не накажете его, то вы потеряете многих сторонников. Не показывайте вашу слабость, король Гунтер.

— Я, — начал было Гунтер и, ненадолго удержав молчание, продолжил. — Я предоставляю это тебе, Хаген. Даю тебе согласие на свершение правосудия.

Мужи покинули башню. Ядвига хотела вмешаться в их разговор ещё по прибытию, но внезапно нахлынувшие воспоминания обездвижили её. В память всплыли события юности Ядвиги. Её изгнание было тесно связано с преданностью, а точнее, её восприятием значения этого слова. А началось все с того, что мать Ядвиги, Мия, влюбилась в молодого воина по имени Чеслав, представителя одного уважаемого рода. Его наставником был отец Ядвиги, Ярослав. Поначалу юноша не отвечал Мие взаимностью, опасаясь сурового наказания. Но она по натуре своей была очень убедительна и нежна в своих речах. Она избавила юношу от обостренной осторожности, граничащей с паранойей, и одним вечером наведалась в его покои. Мия без зазрения совести отдалась юноше, а через несколько дней и вовсе призналась ему в любви. Чеслав ответил взаимностью. Они встречались тайно, под покровом ночи, зачастую в покоях юноши. Целый год они избегали любых свидетелей своей любви и могли бы избегать их всю жизнь. Подвыпивший юноша разрушил устоявшуюся идиллию, ненароком рассказав о зрелой возлюбленной своему соратнику Винсу. Последний воспринял вести эти вести, как оскорбление чести мужа его любовницы, а потому уже на следующий день рассказал Ярославу всю правду. Тот не поверил и выгнал “подлого лжеца” из своей комнаты. Юная Ядвига наблюдала за этой картиной, стоя за дверью. Она тоже не поверила рассказу “лжеца”, посчитав его речь порождением зависти к способностям Чеслава. Не отыскав поддержки, Винс отправился мстить Чеславу за оскорбленную честь жена своего мастера. Он не мог вынести того позора, на который обрек Чеслав жену собственного учителя, вырастившего и обучавшего его с малых лет. Винс напал на Чеслава прямо в его покоях в присутствии Мии и убил. Ядвига случайно увидела Винса во время прогулки по крышам, когда тот пытался сбросить труп в реку. Мия не могла сказать о случившемся своему мужу, боясь, что он наверняка заподозрит её в измене, а потому молчала. Но Ядвига, верующая в то, что Чеслав был убит из зависти, учинила расправу над Винсом. Скрыв свое лицо, она атаковала Винса на улице. Винс принял вызов. Бой шел недолго — хорошо натренированная отцом Ядвига быстро снесла его голову. Она воротилась к родителям следующим утром и созналась в содеянном, добавив, что убийство это было делом чести. Отец строго осудил дочь за подобное действо и назначил ей удары цепями. Мия была против такого сурового наказания, однако отец оставался непреклонен в своем намерении. Он будто бы не желал добраться до истины, которая наверняка испугала бы его. Наблюдать за наказанием дочери он отказался, хотя этого требовал обычай. Ядвига была подвергнута двадцатью ударам и заключена в публичную клетку на два дня. Местные дети закидывали её протухшими овощами, старухи брызгали слюной и проклинали юную деву, предвещая ей вечные муки, а старики и мужчины ограничивались порицательным взглядом. Винса крайне любили в селении, в отличие от Ядвиги, которая редко объявлялась среди народа. В первую ночь заключения Ядвиге удалось вскрыть замок и бежать из клетки. Она знала, что отец подверг её наказанию не из справедливости, а из непонятно ей страха. А посему она решила посетить родительский дом. Только пробравшись внутрь через окно, она вдруг услышала нарастающий голос отца. “Я знал о твоей связи с юным Чеславом, — говорил он, стоя за дверью. — Моя любовь была сильнее злости. Потому-то я и простил тебя, дорогая Мия, и избавил от позора”. И Мия отблагодарила своего мужа за столь разумное решение, заметив, что вскрытый позор измены был бы гораздо страшнее, нежели позор их дочери. “Она совершила убийство своего соратника, но сделала это из благих побуждений, из чистой преданности”, - говорила Мия. Муж тянул с ответами, но все же во многом соглашался со словами жены. Обозленная Ядвига сдержала разбушевавшийся порыв гнева и без лишних звуков проследовала к окну. Раздался стук в дверь. Внезапный испуг заставил Ядвигу окаменеть. Отец вышел из комнаты и заметил её. Из-за двери раздался мужской голос, говорящий, что пленница сбежала. Ядвига шепотом просила отца отпустить её. Его брови скривились в нахлынувшей жалости к родной дочери. И все же он мотнул головой и объявил прибывшим мужам о том, что Ядвига здесь. Послышался хруст снега. За окнами прошлись темные силуэты. Воины взяли хижину в окружение. Ядвига чувствовала себя преданной и оскорбленной. Утерев слезы, она выпрыгнула из окна, но убежать не успела. Мужи подхватили её под руки и увели обратно в клетку, приставив к ней двух воинов. Лютый мороз играл на мышцах Ядвиги, словно на струнах. Все её тело дрожало так сильно, что дребезжала целая клетка. Её измученное лицо покрылось инием. К полудню следующего дня отец принес тулуп, положил его рядом с замерзшей Ядвигой и ушел. Видя мучения девы, стражники вошли в клетку и укутали её в одежду. Так и пролежала Ядвига до самого вечера, удерживая в себе то небольшое тепло, что поддерживало её жизнь. Когда её наказание истекло, воины отнесли её в родительский дом. Обмороженная Ядвига лишилась четырех пальцев на обеих ногах. Лекарь говорил, что ей очень повезло не погибнуть в минувшую ночь. Вскоре её соизволил навестить отец. Вид его был болезненным, словно отравился он чем-то. Он присел на край кровати и раскаялся в содеянном, оправдавшись тем, что хотел защитить честь своей жены. “А моя честь?” — спросила Ядвига. Она помнила этот вопрос очень отчетливо. Ярослав замолчал, постыдно склонил голову и добавил, что он очень сильно любит Мию, дабы рисковать её честью. Он будто бы хотел сказать что-то страшное, но слова эти все никак не могли сорваться с его уст. Ядвига ожидала рокового решения отца. Его трепещущие губы советовали ей покинуть селение и самой избрать свой дальнейший путь: будь то странствие или создание своей семьи в другом селении, наиболее отдаленном от здешних мест. Ком встал в женском горле. Отец ещё раз извинился за причиненные ей беды и поспешно удалился. Ядвига спряталась под одеялом и тихо хныкала почти весь оставшийся день. Ей не верилось, что родной отец мог так жестоко обойтись с ней. Она пыталась изыскать сакральную причину такого отношения, но очевидная мысль, похожая на сказанные им слова, закрепилась в голове. Следующим утром Ядвига ожидала вновь увидеть отца или мать, но никто из них не пришел. Тогда дева собрала вещи в мешок и покинула родительский дом. Об остальном память пока что умалчивала. Вернувшись в настоящее, Ядвига продолжила двигаться к реке.