Ловушка на зверя (СИ) - Каблукова Екатерина. Страница 11
Настя вздрогнула, скорее от самого окрика, чем от слов, и упустила те крупицы, которые теплились в руке.
— Анна Михайловна, — незнакомый офицер в мундире семеновского полка вошел в комнату вслед за Степаном. — Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, но я прислан осведомиться о здоровье Александр Борисовича.
— Неужто Степан Федорович надоумил? — фыркнула ведьма, напоказ разжимая ладонь, и демонстрируя переливчатые искры.
— Ну… — офицер смущенно улыбнулся.
— Значит сам…
— Вот вы меня и разгадали, — рассмеялся незнакомец, посматривая на Настю серо-голубыми глазами из-под черных соболиный бровей.
— Все неймется, Михаил Иванович? — голос Анны Михайловны был слишком ласковым.
— Ну что вы, это вы все помните старые обиды. Я и думать про них забыл! — улыбнулся офицер.
Улыбка вышла фальшивой, он и сам это понял, поэтому сделал вид, что закашлялся, после чего вновь обратил свой взгляд на Настю:
— Что за прелестная роза сидит рядом с вами?
При упоминании о розе, Настя прикусила губу, а Бутурлина усмехнулась.
— Михаил Иванович, этот цветок вам не по зубам!
— Ох, Анна Михайловна, — отпарировал семеновец. — Зубами щелкать ваши преображенцы горазды. Ну раз не желаете… — он повернулся к девушке. — Позвольте представиться, майор Михаил Иванович Долгорукий.
Он поклонился и щелкнул каблуками. Насте пришлось ответить.
— Фрейлина её императорского величества Анастасия Платоновна Збышева, — девушка протянула руку, но Долгорукий не обратил на это никакого внимания, изумленно рассматривая девушку.
— Как вы сказали? Збышева?
— Вам известно это имя? — спросила Анна Михайловна.
— Нет, — он выпалил это слишком быстро, и тут же поправился. — Впрочем, мне кажется, я слышал его недавно… что-то связанное с арестами…
Настя вздрогнула и беспомощно посмотрела на хозяйку дома. Та вновь улыбнулась, хотя взгляд оставался жестким.
— Думаю, с вашей стороны, Михаил Иванович, дурно напоминать моей протеже о неприятностях, недавно её постигших! Кому, как не вам, знать о том, что испытывают дети, когда родителей их обвиняют, зачастую незаслуженно!
— Ежели вы про папеньку моего, — беспечно откликнулся тот, — то при его аресте в Березине я был еще совсем мал. Впрочем, обвинения и казнь его не препятствовали мне ни в поступлении в полк ни в продвижении по службе. Но ежели Анастасии Платоновне неприятны мои упоминания, то нижайше прошу меня простить!
Долгорукий вновь поклонился Насте. Та кивнула, давая понять, что извинения приняты, после чего семеновец откланялся.
— Неприятнейший человек, — заметила Анна Михайловна, когда дверь за незваным гостем закрылась. — Его отец был фаворитом у Петра Второго, а сестра — невестой малолетнего императора. Оттого у них уже тогда с Елисаветой Петровной не сошлось — император-то тетку свою невесте предпочитал!
— Поэтому вы так его не любите?
— С чего ты так решила?
— Вы его по имени-отчеству величали.
— А ты молодец, учишься быстро! — Анна Михайловна встала и подошла к окну. — Александр Борисович был денщиком у Петра Великого. Разные поручения исполнял. Секретные. Петр Лексеич всегда говорил: «Ты — единственный Сашка, кому довериться могу» Меньшиков уже тогда в расчет не брался, вороват был… Император, конечно, прощал, правда поколачивал часто. А уж после того, как Меньшиков с Екатериной, женой царевой, амуры закрутил… Петр Алексеевич сослать изменников хотел… не успел. Умер. Тогда Екатерина и развернулась… Александр Борисович тогда к цесаревне Елизавете перешел… даже полюбовником у нее был… оно и понятно: цесаревна сызмальства в обряде инициации участвовала. Преображенцы ей всегда преданны были, как щенки. Потому после смерти Екатерины и боялись тронуть Елисавету Петровну. К тому же молодой император к тетке очень благоволил. Долгоруким это не нравилось, вот они и устроили Александру Борисовичу ссылку в Малороссию… оттуда он уж со мной вернулся… а обида осталась…
Бутурлина вздохнула, с огорчением смотря на разоренный сад.
— Яблони совсем зачахли… надо кого нанять, Степану уж тяжело все на себе тащить, хоть он и хорохорится…
— А с Долгоруким что случилось? — спросила Настя, завороженная рассказом.
— Недалекого ума он был. Подпись на завещании императора подделал, что тот все своей невесте завещал… обман, ясно дело вскрылся, и поехали оба, Катенька — в монастырь, постриг принимать. А сам Иван — за Уральские горы, в ссылку. Там уж и сыновья его родились: Михаил и Дмитрий.
— Но они вернулись?
— Да. Анна Иоанновна Ивана не простила. Обвинила в заговоре и казнила. А детям вернуться разрешила. Елисавета Петровна их трогать не стала. Но и к себе не приближает. Помнит, как отец их интриги плел! — Анна Михайловна вновь вздохнула. — Так что, Настенька, держись от них подальше!
— С чего бы мне с ними дружбу водить? — проворчала девушка.
Незваный гость ей не понравился. Настораживало еще и то, что он знал что-то об её отце. Она так задумалась, что прослушала, что еще говорила Анна Михайловна и машинально кивнула, когда хозяйка дома спросила что-то.
— Ну и хорошо, что согласна! — просияла та.
— Согласна на что? — спохватилась девушка.
— Я же тебя жить со мной здесь позвала, — ведьма выглядела слегка обиженной. — Что тебе во фрейлинском доме ютиться! Здесь все лучше будет.
— Но ведь там… — Настя не знала, как возразить, чтобы не обидеть гостеприимную хозяйку. — Там Даша… и Лизетта тоже…
— Я ж не в острог тебя гоню и не в ссылку. Так — всем удобнее будет. Тебе все одно учиться надо своей силой управлять.
— А… девочкам я что скажу? — пробормотала Настя, сдаваясь под напором ведьмы.
— Скажи — государыня приказала, и вся недолга! — Анна Михайловна позвонила в колокольчик. — Степан!
— Слушаю, барыня, — слуга вновь показался в дверях.
— Сходи во второй фрейлинский дом, скажи, чтоб вещи Анастасии Платоновны собрали и сюда привезли.
— Каму говорить?
— Там Глаша, крепостная моя, — пояснила Настя. — Только лучше в казармы преображенские. Там Петр…
Девушка растерянно замолчала, не зная, как лучше объяснить, что её человек делает в казармах.
— Да знаем, барыня, Петра вашего! — отмахнулся Степан. — Он третьего дня денщику Григория Петровича Белова тумаков надавал, да за хозяином лучше следить наказал!
— Вот как? — нахмурилась Настя.
— Конечно. Только я, барыня, вам этого не говорил! — спохватился Степан и повернулся к Анне Михайловне. — Ну, я побёг?
— Да, ступай! — хозяйка дома встала. — А я к Александру Борисовичу пойду. А ну как проснется, пить захочет… А ты, Настенька, не стесняйся, похозяйничай здесь. Сильно не усердствуй: к вечеру Матрену привезут, горничную мою, я её в Питерсбурх отправила за вещами своими. Если прилечь захочешь — гостевая комната у нас справа.
Еще раз улыбнувшись, Бутурлина вышла. Степан тоже торопливо прошмыгнул на крыльцо. Оставшись одна, Настя прошлась по залу, потом вновь опустилась в кресло, устало прикрыв глаза рукой.
Она просидела так около получаса, во всяком случае, именно об этом говорили бронзовые часы в виде жабы, заглатывающей циферблат-солнце. Хозяйка дома все не появлялась. Настя подошла к дверям, тихо постучала, потом заглянула. Анна Михайловна дремала в кресле у изголовья.
Девушка тихо прикрыла дверь и вернулась в комнату. Время тянулось медленно. Наконец скрип двери возвестил о приходе слуги.
— Степан! — обрадовалась девушка. — Наконец-то! Что Петр?
— Еле нашел, — мужик стащил шапку и отдышался. — Сказывал, все сделает.
— Хорошо. Ты тогда все слуге моему покажешь, ладно?
— А вы куда?
— А я пойду, Глаше подсоблю, да с девочками попрощаюсь.
— Но Анна Михайловна…
— Спит она… устала сильно. Я ей записку напишу…
Настя быстро прошла к столику, где стоял чернильный набор, вывела несколько строк, согнула лист и прислонила к самовару. Оглянувшись, по-детски показала язык своему отражению в начищенном пузатом боку и вышла.