Шут и слово короля (СИ) - Сапункова Наталья. Страница 65

— В прошлый раз наш главный, как его там, шутовской управляющий сделал мне выговор, — Гарт подмигнул. — Вот, все жду еще один. Ого, где мы! Я этажом ошибся, что ли?..

Эдин огляделся — они попали в небольшой по размерам зал, весь увешанный портретами. Лишь один портрет не висел на стене, а стоял на подрамнике.

— Принцесса Ильяра! — с гордостью провозгласил шут, подводя Эдина к этому портрету. — Будущая королева Кандрии, еще одна гретка на кандрийском троне! Это невеста нашего принца Эрдада Кора Крансарта, будущего короля Кандрии. Ее ждут уже завтра. Не правда ли, из гретских принцесс получаются самые прекрасные кандрийские королевы?

Эдин кивнул — не возражать же пьяному, для которого, к тому же, все гретское прекрасно?

— Вот только королева Кандина, — Гарт почесал в затылке, — не только прекрасная, но и умная женщина, да. Но она тоже на четверть гретка!

Принцесса Ильяра действительно была хорошенькой: темноволосой, как Астинна, с ямочкой на подбородке. Портрет Эрдада висел рядом, на стене. Нарисованный принц казался старше, чем на самом деле, но зато был таким же высокомерным и надутым, ни с кем не перепутаешь. Ему что, в детстве объяснили, что будущий король должен строить рожи своим будущим подданным?

— Гарт, а покажи мне портрет королевы Элвисы, он ведь тут есть?

— Да вон же, — показал шут. — А почему именно ее портрет?..

Художник изобразил королеву с двумя маленькими мальчиками, один, совсем маленький, сидел у нее на коленях, другой, постарше, но тоже малыш, стоял рядом, она обнимала его одной рукой.

— Вот принц Эрдад, — Гарт показал на маленького. — А это его брат Сай. С него и начались все несчастья королевы, с его смерти, я хочу сказать. Он упал в реку, нянька, раззява, недосмотрела. Еще и сбежала потом, и правильно сделала — гнев короля был ужасен, но что тут поделаешь? Королева, бедняжка, винила себя. Она ведь больше маленьким занималась, когда тот родился, а старшего поручила нянькам. Часами стояла на том мосту и смотрела на воду, твердила, что быть не может, ее сын не утонул. Король ее, бывало, на руках уносил с моста. Вон там это было! — шут подтолкнул Эдина к окну.

Окно смотрело в парк, и внизу был мост через неширокую, но быструю речушку.

— Она впадает в Лиру тут неподалеку. Видишь, вода как бурлит, — сказал шут. — А принцу нравилось, сам то и дело тащил нянек на мост. Теперь там новые решетки, их уже после отковали. Теперь-то не свалишься, если сам не захочешь. А принца через восемь дней нашли, в самом устье Лиры, у порогов. Королеву и близко к телу не подпустили. И так она словно разумом тронулась. Но потом ничего, отошла. Еще одного сына родила через два года. Но и тому не судьба была жить, — шут расчувствовался, вытер слезы.

— А сама она отчего умерла? — спросил Эдин.

— Простудилась и в грудной горячке сгорела. И лекари не помогли, хотя их тут не меньше десятка шастало. Ну что, пойдем в Охотничий зал?

Охотничьи залы имелись в каждом уважающем себя замке, и этот мало отличался от ему подобных. Большое, продолговатое помещение со стенами из дикого камня было сплошь уставлено чучелами животных. Большинство из них Эдин знал, некоторых — нет.

— Почему здесь пустое место? — он показал на просторный и пустой угол.

— Тут стояло чучело медведя, которого убил еще король Сай. Ценнейшая реликвия, но прошлой осенью его погрызли мыши. А король Герейн на днях на медвежью охоту собрался.

Неподалеку на поваленном стволе дерева прикорнула огромная черная кошка… очень-очень большая кошка.

— Пантера, — пояснил шут, — королева-мать держит таких в замке, еще встретишь. Они ручные у нее, но близко не подходи.

Эдин кивнул и прошелся дальше — посмотреть, кто еще тут есть. Еноты, барсуки, лисы, волки, олени, огромный лось…

Он отвлекся, а Гарт-Кука тем временем куда-то исчез.

Нет, не исчез. Шут сладко спал, свернувшись калачиком под лапами пантеры.

— Эй, Гарт, Гарт… — Эдин потряс его, да куда там — вино с родины наконец свалило старичка намертво.

Со вздохом Эдин вскинул его на плечо, отметив про себя, что маленький — это не обязательно легкий. И начал вспоминать, как же им возвращаться восвояси, вдоволь ведь покружили по лестницам, можно и заблудиться.

— Эдин! — из-за портьеры высунулась физиономия Дика. — Эдин, иди за мной, я буду дорогу показывать.

— Дик, ну ты молодец, — обрадовался Эдин. — Что, шел за нами?

— А то, — широко улыбнулся мальчик. — Первый раз, что ли? Кука, как напьется, всегда бредет в Охотничий зал и там засыпает, и его приходится нести в постель. Нет, ты не думай, он не пьяница, он — редко…

— Ладно-ладно, — махнул рукой Эдин.

Шагая рядом, Дик по ходу дела работал языком:

— Эдин, так ты, значит, фокусник? А монеты из рукава можешь доставать? Научишь?

— Могу. Научу.

— А ты был когда-нибудь на медвежьей охоте? А ведь тебя наверняка возьмут, это же во время праздника будет, Кука тоже ездил на охоту во время праздника. А егеря медведя нашли, но, говорят, не годится, мелковат, а нужен крупный…

Эдин усмехнулся. Королю Герейну не годится мелкий медведь, ему нужен крупный. Чтобы не уступить славному предку.

Только вот великий король Сай славен не убитыми медведями, а совсем другими делами.

— Попозже я тебя познакомлю с медведем, — пообещал он Дику. — С огромным. Ты его даже погладишь.

— Правда? — обрадовался Дик. — Он ручной, да? И ты его совсем не боишься?

— Совсем не боюсь. И ты не будешь его бояться.

На следующее утро Эдин проснулся рано. Оделся, умылся, перетряхнул свой сундучок, присланный Якобом. Что же, все необходимое у него есть, и денег Якоб положил увесистый кошелек. А вот фигурку Элвисы вынул. Наверное, это правильно, незачем шуту в королевском замке такая вещь, еще увидит кто, спрашивать начнут…

Он не мог хоть ненадолго забыть услышанное вчера от Димерезиуса. И действительно, ведь все так очевидно…

Хотя, что — очевидно?! Что самый богатый циркач Кандрии станет ездить с бедным цирком ради того, чтобы учить безродного мальчишку-сироту, сына танцовщицы-акробатки? Просто потому, что его попросили об этом одолжении. И что Якоб, один из лучших фехтовальщиков Цирковой гильдии — дядька и, как там они говорят? — оружейный учитель при том самом мальчишке? Потому что его нанял Граф. Сотни мелочей всплыли в памяти и сложились в картину, сотни мелочей, о которых раньше он просто не задумывался. И он ведь знал о замыслах Графа, знал, кого же упрекать? И как сильно меняет все тот факт, что Димерезиус и Якоб появились в его жизни не случайно, а по воле Графа?

Слишком много тут воли Графа, вот что беспокоит. Даже пугает. Хотя — он много лет знает Графа, это человек, наделенный талантом влиять, владеть и распоряжаться, держать под контролем. Король вообразил, что Графа можно сделать нищим и жалким — да это просто смешно. Нельзя! Но он смиренно принял эту роль — зачем? Разве, сбежав из Эйля, он не мог забрать из монастыря дочь и обосноваться в таком месте, куда не дотянутся руки короля Герейна? Охрана в монастыре? Еще смешнее. Для того, кого не удержали стены Эйля, монастырь вообще не проблема. Он мог бы попросить покровительства другого государя, и наверняка занять при нем подобающее место. И, быть может, стать врагом Кандрии. Да хоть Сольвенна, вечный соперник Кандрии и безусловная повелительница морей, приняла бы Графа с распростертыми объятиями. Он ведь знает о Кандрии все!

Мог ли граф Верден, близкий друг короля Юджина, стать врагом Кандрии, потому что его обидел сын короля Юджина?

Вряд ли.

Он кандрийский граф, один из самых знатных людей в своей стране, не хотел становиться кем-то еще. Не хотел быть беглецом, под ногами которого горит земля. Хотел благополучия, стабильности и признания прав для дочери. Но король ни за что не откажется от дурацкого замысла выдать Аллиель за шута, и это нестрашно, если…

…если шут будет не случайным выбором короля, а сознательным — Графа. Если шут будет вовсе не шутом? Это у Эдина в голове как-то не укладывалось. Он — чей-то законный сын?