И смех и грех, или Какая мука - воспитывать! (СИ) - Мизухара Кристина Ивановна "onix". Страница 23

Любовь ни у кого ничего не спрашивает. Она сама себе хозяйка — что хочет, то и делает.

Иван в изнеможении закрыл глаза. Он так долго молотил мозговыми поршнями и придумывал себе мир, в котором сможет противостоять и своей собственной тяге к этой женственной, милой девушке и ей внушить необходимость дистанции между ними. Так надо! Так должно быть! Это правильно! А Арина только лишь легонько прикоснулась пальчиком к этому пузырю, в который он сам себя поместил, и сделала как хочется. Как желается и жаждется им обоим.

Обняв её маленькое личико руками, Ваня стал медленно приближаться к девичьим губкам. Таким воспалённым и распухшим от солёных слёз. Есть выражение: «Скрипя сердце». Так вот у Ивана сейчас скрипело всё — начиная от мозга, костного мозга, шейных позвонков и заканчивая челюстными сочленениями и корнями зубов.

А вот сердце пело. Оно ликовала от счастья и восторга.

Её солёные губки оказались очень сладкими. Удовольствие разлилось по телу мощным впрыском и смазало скрип. Всё стихло и действительно «пошло как по маслу».

Не врываясь девушке в рот, Иван то немного придавливал, то едва касался, обдавая её своим обволакивающим дыханием. Нежно, совершенно без напора лизнул верхнюю губку, чуть пососал нижнюю. Провёл кончиком языка по зубкам. Он не только целовал, но и исцелял её своей заботой, своим сочувствием, желанием разделить её потерю, показать, что жизнь продолжается.

И что самое интересное — у него получилось. Арина полностью растаяла в его руках, на его губах, забыв обо всём на свете. И саму себя оставив на потом.

Он медленно отстранился и затуманенным взглядом посмотрел на то, что может сделать с человеком один единственный поцелуй. А он-то думал, что опьяневшей Арина была вчера.

Девушка медленно разлепила веки и попыталась остановить свой осоловелый блуждающий взгляд на нём, как на ориентире.

— Ещ-щё.

Иван сглотнул.

— Ариш, это опасно. Я могу… — он пожевал губы, — пойти под откос.

Тогда она немного встрепенулась, собралась и, высвободившись из его рук, молча расстегнула все три пуговички своей домашней кофты с застёжкой тенниски.

— Ещё.

— Ариш…

— Возьми меня. — Казалось ещё чуть-чуть и она опять заплачет.

— То есть! — округлил свои и без того большие глаза Беспалов. — Ты не понимаешь, что говоришь.

— Нет. Не понимаю. А должна? — Арина вроде бы даже немного обиделась.

— Это очень серьёзно, Аринка.

— Да! — вдруг ни с того ни с сего резко крикнула девушка. — А мама когда повесилась, она пошутила? А мама Жанна, когда делала всё это… и теперь она в тюрьме. А бог, когда создавал Валю, он думал, что принесёт столько страданий?

Парень опешил и даже слегка отстранился от её напора.

— Ты тоже хочешь наделать ошибок?

— Нет, я только лишь хочу быть твоей. Мама в тюрьме, Марго опять засела в своём училище, Вали больше нет, Макара я люблю, но сейчас понимаю, что только как друга, а ты… я хочу быть с тобой, Вань.

— Но ты и так со мной! Неужели ты этого не видишь?

— Нет. Не вижу. Ты только рядом. А я хочу… тебя…. в себе. Тогда я буду чувствовать себя… — не договорив, она принялась ломать пальцы. — Я бы никогда ни за что тебе в этом… — девушка сделала свои тонкие бровки домиком, — не призналась, если бы ты первый… тогда… Я и так сейчас со стыда…

— Пф-ф-ф… — повёл по волосам ладонью Ваня.

И опять ему нравился ход её мыслей. По сути, она делала то, о чём он тайно мечтал, снимала с его души грехи и сожаления слой за слоем. Это он должен был её соблазнять и уговаривать, а она… вот.

«Глупышка», — сжалось сердце Беспалова.

Пока он соображал или делал вид, что сомневается, Арина потянулась и поцеловала его в щёку. Потом лизнула его плотно сжатый рот. Когда она высунула язычок и, всё-таки раздвинув ему губы, провела по зубам, просясь внутрь, он не выдержал, грубо схватил её за талию и отстранил от себя. Но и это тоже было ошибкой, потому что девичье тело в руках трезвости ума не способствует.

Тяжело дыша, Иван смотрел на девушку, как бы прося о последней капле.

— Знаешь… — Арина вытянула шею и, не пытаясь вырваться, затараторила так, словно боялась, что он заклеит ей рот скотчем, — сегодня с утра звонила Марго.

— Как её наказали? — быстро спросил Иван.

— Их с Настей и Катей, это те девочки, которые там сидели, их заставили помогать костюмерам после уроков.

— И что она тебе сказала?

— Знаешь, что сказала эта их… Гета Семёновна, после того как мы с тобой ушли? Она сказала, что понимает, почему такому молодому доверили нас с Ритулей. Мы за тобой, как за каменной стеной.

Иван прищурился, пряча довольную улыбку. Он разжал руки и Арина высвободилась.

— Я это чувствую, Вань. — Она залезла ему под полы пиджака и положила ладошки на сорочку в месте ключиц.

Парень ощутил тепло её кожи и вспомнил, каким жарким и скользким бывает женское влагалище изнутри. А когда подумал о том, что перед ним девственница, где-то в одном из углов мозга ударили литавры.

Арина не знала его мыслей и поэтому продолжила:

— Когда ты со мной, я действительно это чувствую. Я хочу к тебе туда, за твою стену. Если ты, конечно, не брезгуешь девушкой, которая навязывается, — она закусила нижнюю губку.

Он улыбнулся и покачал головой, как бы не веря в то, что сейчас собирается сделать.

Беспалов притянул её к себе и склонился к ней одновременно. Он целовал её уже вполне серьёзно, почти по-взрослому, полизывая, дегустируя, присасываясь и орудуя языком уже у неё во рту.

Ощущение чистоты. Нетронутости и девственности человека. Девичьего тела, любящей души.

Раз он смог тронуть её сердце, всё остальное — это только вопрос времени.

Она была настолько открытой для него и новой, что он не смог остановиться и пошел поцелуями по её скулам, шее. Мягкими, трепетными. Иван всю душу вкладывал в касания. Он хотел, чтобы его нежность была достойна её невинности.

А Арине начало казаться, что он погружает её на дно реальности. Всё вокруг воспринималось сквозь толщу эйфории, возбуждения. Теперь уже в это можно поверить — её целует и обнимает Иван. Тот самый. Из детства. Он с ней. Она его заполучила. Это счастье.

Девушка понимала, что она что-то чувствует, но что именно разобрать не могла, да и не пыталась — она вся, абсолютно вся, до кончиков ресниц сосредоточилась на нем, своём человеке. На его губах, его волосах под её пальцами, его коже. Да, немного кололась щетина, но это ощущалось настолько пикантно.

Остановился он только возле ворота её домашней кофты.

— Ты боишься? — прохрипел сбившимся голосом.

— Да, — едва дыша, кивнула Арина. — Очень. Но если ты меня оттолкнёшь, — её глаза наполнились мольбой, — я умру.

Тогда Иван всё-таки ссадил её со своих колен на кровать и поднялся.

— Ты можешь становить меня в любой момент, если передумаешь, пока… — он стряхнул с плеч пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула у стола рядом. — Впрочем… — окинул взглядом картину перед собой.

Девушка хотела было снять кофту, но постеснялась, и поэтому попыталась вытащить хоть одну руку из рукава через ворот.

— Нет, — остановил её жестом руки Ваня, отогнув два пальца. — Я сам. — Положил он свои красивые, эталонные кисти на застёжку ремня.

Однако, только попробовал было вынуть фиксатор из дырочки, как Арина тут же уставилась на его пах, словно неискушенный зритель — на манипуляции фокусника: достанет тот из ящика змею или безобидного кролика. В один из моментов сквозь любопытство и решимость в её взгляде промелькнул неподдельный страх. Такой животный, неконтролируемый ужас.

Вообще-то, на извилистом, тернистом, богатом приключениями и случайными встречами сексуально-жизненном пути Беспалову девственницы как-то не попадались. Ни единой. Мало того, ни в его «истории», ни в «анамнезе» сверстницы практически не числились, и разница в возрасте в подавляющем большинстве случаев была не в его пользу.

Отсюда и опыта дефлорации у него не имелось никакого от слова «ноль». Бог миловал. И даже представлением о том, как она должна проходить правильно, он не обладал. Знал только, что там почти всё как в боксе — через кровь и страдания, а таких «прелестей» семнадцатилетней девчонке доставлять не хотелось. Вот уж совсем не про него. Он боксёр. Боль, которую привык и мог причинить Иван, вся там, на ринге, и у неё строгая гендерная принадлежность.