Узоры на коже (СИ) - Манило Лина. Страница 15
Когда кожу начинает саднить от моих попыток избавиться от воспоминаний, а голова изрядно кружится от окутавшего кабинку пара, выключаю воду и открываю дверцу душевой.
Не буду о нём больше думать.
Пусть проваливает ко всем чертям. Тоже мне, секс символ нашёлся.
10. Брэйн
Чего-чего? Что это ещё за вселенский звездец?
— Да не буду я ни на ком жениться! — взрываюсь, потому что это вообще ни в какие ворота не лезет. — И невесты мне ваши не нужны, спасибо большое за заботу.
Чувствую, закипающую внутри ярость на ту, кто, вроде бы, добра мне желает, а по факту — просто лезет не в своё дело. Так, Брэйн, спокойно. Дыши, размеренно и глубока, пока не сорвался, пока хуже не стало и глупостей не совершил. Аутотренинг помогает мало, но кое-как, усилием воли, прийти в себя удаётся.
— Ты не понимаешь, Павлик! — восклицает тётя Зина, всплеснув руками. Больше всего на свете она сейчас похожа на матушку Гусыню, и эта неожиданная ассоциация почти веселит. — Девочки у меня на примете хорошие: образованные, тонкие, нежные. И хозяйственные! — тычет пальцем в сторону пустого холодильника, словно это должно каким-то образом меня переубедить. Ага, будто я инвалид безногий, пускающий слюни, неспособный забить холодильник жратвой. Не обязательно жениться, чтобы иметь в доме продукты. — Разве ты сам не понимаешь, что этому дому не хватает женской руки?
Обвожу глазами кухню, в которой, конечно, творится полный бардак, но и это не повод обзаводиться женой. И вообще, клининговые компании для чего-то же в этом мире существуют, правильно? Делаю мысленную зарубку о необходимости вызвать уборочных дел мастеров. Или вообще домработницу найму.
— Тёть Зин, я не маленький, — говорю, когда сердце перестаёт лихорадочно колотиться, в угроза того, что могу выкинуть инициативную соседку взашей, миновала, — и сам могу разобраться, что и как делать. И с кем жить. Правда, не нужно всё это, а то поругаемся.
Сверлит меня взглядом, полным снисхождения. И последнему придурку ясно: она не отступит, да только и я не крошечка Хаврошечка, чтобы моей жизнью вертели, как им вздумается.
— Но что от тебя убудет, если ты просто познакомишься с девочками? Сходите на свидание, пообщаетесь, — похоже, соседка настроена более чем решительно. — Это же совсем несложно, ты не находишь?
Она издевается?
— Со всеми сразу, что ли, на свидания сходить?
— Нет, конечно.
— Так, дорогая моя, любимая тётя Зина, Христом богом прошу, оставьте вы эти странные фантазии, хорошо? Я сам разберусь, с кем мне жить и на ком жениться.
Соседка что-то бурчит себе под нос, глядя на меня исподлобья. Знаю, что не отстанет — уж если эта женщина что-то вбила себе в голову, её не остановишь, но я слишком устал для всего этого дерьма. Хочу лишь зарыться носом в подушку и проспать до вечера.
— Ладно, я пойду к себе, принесу тебе котлет, чтобы голодным спать не ложился, а потом в магазин пойду.
— Тёть Зин, не надо.
Мне не хочется никого утруждать — она же не девочка, чтобы полные сумки на себе тащить, но соседка непреклонна, и в итоге перестаю спорить, потому что бесполезно.
Правда, я уже согласен абсолютно на всё, лишь бы она больше не приставала ко мне с этими невестами. Мороз по коже, как представлю, что там за кандидатки такие — наверное, сплошь серые мыши и синие чулки. Нет, я ничего не имею против — все женщины прекрасны в своей сути, но у меня несколько другой вкус.
— Так, Павлик, не спорь со мной! — произносит, указывая пальцем куда-то в потолок и сдвинув брови. — Я пошла, а ты пока чаю попей, отдохни.
И она уходит, чем несказанно радует меня. Сейчас я вообще ни на что не способен, до такой степени вымотан морально. В последнее время всё чаще ловлю себя на мысли, что мне всё, абсолютно всё в этой жизни надоело, словно из-под ног выбили почву. Это усталость, авитаминоз, стресс, депрессия — называй, как хочешь, но сути не меняет. Нужно уехать отсюда как можно скорее, остаться одному и просто забыть на время обо всей этой суете и работе. И о кандидатках на мою руку и сердце.
— Ты чего, дрыхнешь? — Роджер стоит в дверях, засунув руки в карманы кожаных штанов, и смотрит на меня удивлённо. — Не мог до тебя весь день дозвониться, думал, стряслось что-то.
Я рад видеть друга, во всяком случае, будет с кем обсудить события прошедших суток. Из всех моих непутёвых товарищей именно Роджер способен выслушать и дать дельный совет. Нет, другие тоже для таких дел годятся, просто Роджер самый мудрый из нас четверых. И не только потому, что самый старший.
— Решил взять сегодня выходной и выспаться, — пропускаю гостя в кухню, вдруг чётко осознав, что соскучился. В последнее время навалилось столько работы, что силы оставались только до подушки добраться, не говоря уже о каких-то там посиделках. Роджер странно косится в мою сторону, сверля меня единственным глазом, второй как обычно скрыт под непроницаемой повязкой.
— Не заболел случаем?
В этом весь Роджер: он всегда о нас волнуется, словно отец родной.
— Да ну, бросай, — смеюсь, — когда такое было, чтобы я болел? Просто иногда нужно отдыхать.
Роджер хмыкает, растирая шею, и медленно кивает.
— В последний раз с тобой такое случилось, когда тот придурок тебя подрезал, — протягивает задумчиво, — а так, конечно, ты у нас крепкий парень.
В комнате повисает пауза, во время которой размышляю, рассказать Роджеру о Полине или ну его на фиг? Стоит ли чем-то делиться, если сам не до конца ещё разобрался в своих ощущениях и эмоциях?
— Я так понимаю, что ты никуда сегодня не поедешь? Ни в «Банку», ни в «Бразерс»?
— Угадал, — отвечаю, опираясь руками на подоконник и рассматривая проходящих внизу девушек. Весна внесла коррективы в их гардероб, от того следить за ними одно удовольствие. — Вообще нет никакого желания кого бы то ни было видеть.
— Бывает, — говорит друг, а я спиной чувствую его взгляд.
— Да всё со мной хорошо, правда, — спешу успокоить его, не оборачиваясь. Знаю, что он будет за меня волноваться, забьёт себе мозг и сердце ненужными тревогами. Знаем, плавали. — Просто я понял сегодня, что до чёртиков устал. Хочется отдохнуть, поехать на озеро: рыбачить, валяться в траве, писать незамысловатые пейзажи…
— Эка тебя растащило, — улыбается Роджер, но заметно расслабляется. — Давно я тебя таким не видел. Да никогда я тебя таким не видел!
Я смеюсь, а друг подхватывает мой смех, и скоро мы оба сгибаемся чуть ли не пополам, захлёбываясь от хохота.
— А теперь колись, почему тебя хандра одолела, — спрашивает, раскрасневшись и восстанавливая дыхание. — Что-то же случилось, потому что буквально недавно ты был прямо огурчик свежесорванный, а сейчас на кусок мокрой тряпки похож. И только не нужно мне говорить об усталости, со мной этот номер не прокатит.
Вот же гад, ничего от него не скрыть.
— В сущности, всё нормально, — начинаю, пытаясь придумать, какими словами обо всём рассказать, потом плюю на это дело и начинаю так, как на язык ложится: — Вчера ко мне в мастерскую ворвались две барышни…
— С пистолетами, в масках? — перебивает Роджер, присаживаясь на табуретку возле стола.
— Нет, не выдумывай, ничего такого, просто немного выпившие. Вернее, одна почти трезвая, а вторая мертвецки пьяная.
Роджер вопросительно заламывает бровь, ожидая продолжения рассказа.
— В общем, пьяница вырубилась в моём кресле, ещё и храпела заливисто, — смеюсь, вспомнив Асю, — а вторая осталась в студии…
— И? По глазам вижу, что она тебе понравился, — ухмыляется, поднимаясь на ноги. — Пиво есть? Раз не едем никуда, хоть горло промочу.
Киваю, и Роджер идёт к полупустому ящику в углу. Пара мгновений и он возвращается на место.
Я рассказываю ему, как красива Полина и как завёлся, только оказавшись с ней рядом. О моём "преследовании", заборе и разорванных штанах. И о том, как чуть не изнасиловал её у того чёртового дерева. И ведь взял бы её, как пить дать, да только потом сам себе противен бы стал. Потому что при всей своей отзывчивости в тот момент, Поля была явно не готова к моему нахрапу.