Карантин - Зорин Виталий. Страница 46

Наконец частные домики уступили место кирпичным трехэтажкам – застройке центральной части Каменки. Место обычной площади здесь занимал скверик с чахлыми деревцами, густо заросший сорной выгоревшей травой, но с чудом уцелевшими на аллее скамейками. Как и во всех небольших городках, именно тут находилось средоточие деловой, культурной и торговой жизни – здание мэрии, кинотеатр, универмаг, несколько магазинов, а в куцей тени под деревьями размещались два торговых ряда небольшого рынка. Сейчас ряды пустовали – надо понимать, из-за жары рынок функционировал исключительно по утрам. Здание мэрии, доставшееся ей в наследство от райисполкома, было выстроено в лучших дубовых традициях советских времен – двухэтажный параллелепипед с большими пыльными окнами и стенами, облицованными коричневой глазурованной плиткой.

Нынешняя власть только то и сделала, что заменила на коньке крыши кумачовый флаг на российский триколор и табличку у дверей. Универмаг «приветствовал» Полынова чисто по-хулигански – битыми витринами и заколоченными дверями. Не нашлось, видно, предпринимателя, который бы рискнул платить аренду за столь громадное помещение, и это лишний раз подчеркивало всю бесперспективность вложений капиталов в российской глубинке. А вот кинотеатр работал, о чем свидетельствовала афиша кинофильма «Титаник», наклеенная на одну из растрескавшихся половинок двухстворчатой двери с облупившейся краской. Правда, сеанс был только один – на двадцать один час, зато крутили фильм уже вторую неделю. За зданием кинотеатра находился обширный пустырь со следами старого, наполовину осыпавшегося, заросшего бурьяном фундамента. Дощечка с выцветшей надписью на покосившемся столбике гласила, что тут строится церковь Христа Спасителя. Но, очевидно, не больно верующие люди жили в Каменке, если дальше фундамента дело не двинулось. А напротив, за сквериком, находились аптека, почта, маленький промтоварный магазин, такой же – продовольственный и парикмахерская. Замыкала периметр зданий вокруг скверика стеклянная коробка кафе с одиозным названием «Минутка» – настолько распространенным в России названием, что оно стало почти нарицательным, как бистро во Франции. Двери везде были открыты, но нигде не было видно ни одного человека. Прямо-таки Южная Америка во время послеобеденной сиесты. Разительный контраст между запустением в Каменке и бурлящей жизнью реставрируемой, чистенькой Москвой еще более усиливал впечатление, что Полынов очутился в ином государстве. То ли не докатилась сюда волна рыночных реформ, то ли на хрен кому сдался этот богом забытый городок, где приватизировать что-либо – себе в убыток. Спонсоров, готовых урвать кусок от чужой славы, сейчас наплодилось немало, а вот бескорыстных меценатов российская земля пока еще не родила. Да и родит ли?

Полынов провел ладонью по щеке и решил, что «Минутка» десяток-другой минут его подождет. В присутственные места даже в такой глухомани надо появляться более-менее опрятным – это производит хорошее впечатление, легче завязываются разговоры, и собеседник более доверителен к гладко выбритому человеку, чем к заросшему двухдневной щетиной.

В зале парикмахерской было пусто, но стоило только половицам заскрипеть под башмаками Полынова, как из-за занавески в углу появился старенький, сгорбленный парикмахер с всклокоченной седой шевелюрой и такой же неопрятной бородой. Похоже, местный цирюльник строго исповедовал древнее правило своей гильдии – посмотрите на меня, такого неухоженного, и станьте лучше.

– Добрый день, молодой человек! – бодренько провозгласил парикмахер и живенько засеменил навстречу. – Проходите, садитесь в кресло у окна…

Никита кивнул, сел, снял кепи, и тут же его горло захлестнула белая простынка.

– Как стричься будем? – поинтересовался парикмахер, профессиональным взглядом оценивая прическу Полынова. Зарос он в Африке основательно.

– Никак, – поморщился Никита и ослабил узел простыни на горле.

– Простите?.. – застыл в недоумении старичок.

– Бриться будем.

– Н-да, – прищелкнул языком парикмахер. – Без парового компресса нам никак не обойтись. Очень уж вы на солнце обгорели.

Он нырнул за ширму и принялся там греметь посудой, наливая воду с паровую баню и ставя ее на электроплитку. Полынов перевел взгляд в окно. Мимо парикмахерской степенно прошествовала громадная свиноматка с выводком снующих вокруг нее поросят.

Жарко было свинье, тень искала.

«Ну чем тебе не гоголевский „Миргород“? – усмехнулся Никита. – Лужу бы побольше перед мэрией и эту свинью – в лужу…»

Старичок-парикмахер вновь появился в зале и принялся править опасную бритву о свисающий со стены ремень.

– Давненько я никого не брил, – весело подмигнул он Никите. – Годика три-четыре. Сейчас все сами норовят. Кто электробритвой пользуется, кто «Шиком», кто «Жиллетом»… Наверное, я уже и квалификацию потерял. Знаете анекдот об ученике брадобрея?

– Знаю, – кивнул Полынов.

– Так вот, – будто не расслышав, продолжал старичок. – Бреет, значит, ученик своего первого клиента, а у самого руки дрожат, сердечко екает, поджилки ходуном ходят. Только прикоснулся лезвием к лицу клиента, как тут же и порезал. «Ой, извините… – лепечет. – Я ученик, в первый раз брею…» – «Ничего, ничего, – успокаивает клиент. – Продолжайте».

Второй раз провел бритвой ученик и опять клиента порезал. «Ой, я вас снова порезал!» – чуть не плачет.

Ну а клиент терпеливый попался, интеллигентный.

«Что же вы так расстраиваетесь? – утешает. – С кем не бывает? Учиться-то на ком-то надо? Продолжайте, не стесняйтесь». Но только ученик прикоснулся к лицу клиента бритвой в третий раз – очередной порез!

Расплакался тогда ученик брадобрея: «Ну не получается у меня!» – и давай от отчаяния свою неудачную работу бритвой кромсать!

Старичок настолько вошел в раж, что даже показал, как это делалось. Бритва замелькала в его руке, отблескивая, подобно винту вертолета.

– Сейчас убегу, – мрачно пообещал Никита.

– Что вы, что вы! – рассмеялся парикмахер. – Шучу я так. Я ведь не ученик, а мастер. Если у меня что-то не получится, кромсать лицо не буду. Зачем же вас мучить, калекой на всю жизнь оставлять, чтобы ни одна девушка в вашу сторону не смотрела? Я вам быстренько горло перережу, и всех делов!

Старичок демонически расхохотался и исчез за занавеской. Больших трудов стоило Полынову усидеть в кресле. Хорошо смеяться над побасенками черного юмора, когда это не касается тебя лично.

Парикмахер появился через минуту, держа в вытянутых руках исходящее паром полотенце, и сказал:

– Нет, я не садист. Приложите-ка компресс сами, а то будете жаловаться, что еще и обварил вас.

Никита с сумрачным видом взял полотенце, наклонился вперед, несколько раз, примериваясь, промокнул лицо и лишь затем плотно приложил компресс.

Не очень-то приятная для обожженной солнцем кожи процедура, но терпимая.

– Так, хорошо… – Парикмахер наклонил спинку кресла. – Теперь откиньтесь назад и запрокиньте голову на изголовье. Вот и отлично. Посидите минутку.

Он снова стал взбивать пену.

– Ну-с, молодой человек, приступим, – наконец сказал он, сорвал с лица Никиты полотенце и принялся наносить помазком пену.

Вскоре Полынов выпрямился в кресле и посмотрел на себя в зеркало. Старый парикмахер был не просто мастером, а кудесником. Такое ощущение свежести и абсолютной оголенности кожи на лице Полынов испытал, разве что когда в первый раз в жизни побрился. Старик во время бритья еще и сыпал анекдотами, и Никита сполна заплатил ему.

Несмотря на внешний непрезентабельный вид, внутри кафе «Минутка» выглядело весьма привлекательно и уютно. Полированные столики, мягкие кресла, стойка бара, за ней на полках – батарея подобранных со знанием дела разнокалиберных бутылок. И, самое главное, в кафе работал кондиционер. В общем, интерьер располагал к тому, чтобы сидеть здесь с утра до позднего вечера, ожидая, пока спадет жара.

Тем не менее посетителей в кафе не было. То ли цены здесь кусались, то ли время было неурочным.