Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 68
Утром она хотела сбежать в Марджалетту — и вот она здесь. Но думает только об одном… о том…
Думает она о том, чтобы маэстро от мамы Ленары ничего путного не узнал. И чтобы снова обратился за помощью к ней. К Дамиане. И это… глупо?
И это глупо, да!
Потому что с утра ей хотелось выпрыгнуть в окно и сбежать из палаццо Скалигеров, а к вечеру она места себе не находила, думая о том, хватит ли маэстро смелости и безрассудства, чтобы явиться в Марджалетту!
А ему хватило и того, и другого.
И когда он позвал, она села в лодку и поплыла с ним обратно, не сказав ни слова. Забыв о том, что ему, наверное, нужен только её дар и что верить патрициям — последнее дело. Подумала только, что может, он соврал о том, что именно сказала мама Ленара. Надо было проверить, но…
Но если слушать треклятое сердце, как и велели карты, то оно и радо тому, что она сейчас плывёт обратно. И оно не собирается ничего проверять.
А после слов маэстро: «Вы ведь будете со мной. А со мной с вами ничего не случится, я вам обещаю», оно и вовсе бьётся через раз.
О, Серениссима! Нет, Дамиана, нет! Не будь дурой и каракатицей! Слушать сердце — это последнее дело! Разве не хватило тебе Рикардо Барнезе?! Разве выживешь в гетто, думая только сердцем?!
Впереди Жильо работал вёслами и напевал себе под нос какую-то заунывную баркаролу. Фонарь на носу лодки поскрипывал, покачиваясь на поворотах, и пятно света металось, выхватывая из темноты то корни, то коряги, то длинные ветви тальника, лежащие на воде.
Пока они плыли в дебрях Марджалетты, мокрые ветви касались плаща и бортов лодки, сучья скребли по днищу… А Миа ощущала только, как дождевые капли падают на толстую кожу плаща, а ещё…
… как близко к её руке лежит рука маэстро. Так близко, что они слегка соприкасаются тыльными сторонами. Совсем чуть-чуть, но и этого прикосновения достаточно. И ей кажется, что это от него исходит невыносимый жар, как от печи. Но он не обжигает, нет. Это даже приятно — ощущать вот так рядом его руку и исходящее от него тепло. Сидеть рядом с ним. Она ощущает невидимое притяжение, такое сильное, как будто они две ветви тальника, разведённые в разные стороны и натянутые до предела. Между ними висит такая напряжённая звенящая тишина, что, если бы не дождь, от неё можно было бы просто оглохнуть. И почему-то кажется, что ещё немного и маэстро обнимет её за плечо, потому что сидеть вот так под одним плащом, удерживая его над собой и отстраняясь друг от друга, ужасно неудобно.
Но нет… Всё это просто кьянти… И темнота… И дождь…
Она гадалка из гетто, он патриций…
Маэстро её не обнимет. Он слишком воспитан для такой бестактности. А она просто немного пьяна и испугана… и слишком глупа, потому что думает об этом!
Лодка бесшумно скользила по чёрной воде, и мимо в безмолвии проплывали тёмные дома с редкими пятнами светящихся окон. Дождь шлёпал по воде и всё смешалось в этой непроглядной темноте: небо и земля, набережные, стены, крыши. И любой человек в такую погоду хотел бы только одного: побыстрее оказаться в своём доме. В тепле, а она…
… а она хотела, чтобы это путешествие длилось и длилось…
— Так мама Ленара не знает, кто проводит этот обряд? — спросила Миа, чтобы как-то нарушить напряжённую тишину между ними и отогнать навязчивые мысли об объятиях.
— Не знает, — ответил маэстро, и голос его прозвучат как-то хрипло. — Но у меня есть подозрения насчёт той женщины в красном бархате, которую вы видели в подвале.
— Вы думаете это она? Убийца — женщина? — удивлённо спросила Миа.
— Не совсем. Но она явно имеет к этому какое-то отношение. Судя по её наряду и украшениям — это патрицианка. И завтра мне понадобится вся ваша наблюдательность и ваше предвидение, чтобы определить, кто она такая.
— И как я это определю?
— Человек, вещь или место? Так вы говорили, — в голосе маэстро послышалась усмешка. — В этот раз будет человек. Если и искать где-то богатую патрицианку, так это в театре. И завтра мы с вами туда пойдём.
— В театр?!
— В театр.
— О, Серениссима! С утра в сумасшедший дом, а к вечеру в театр?! — воскликнула Дамиана.
— Вам не нравится насыщенная событиями жизнь, маэсса О'Мелья? — спросил маэстро и, хотя лица его не было видно, нетрудно догадаться, что он над ней подтрунивал. — Я полагал, что цверры легки на подъём, так не разочаровывайте меня. Сомневаюсь, что вы когда-нибудь бывали в театре.
— О! Никаких проблем, маэстро Л'Омбре, в театр так в театр, — рассмеялась она в ответ. — Когда ещё представится случай вот так запросто побывать в театре! На острове стекольщиков и в больнице святой Лючии мы уже были, завтра сумасшедшей доме и театр! У нас с вами и правда насыщенная жизнь! И раз уж на то пошло, то не могли бы вы одолжить мне Пабло и его лодку? Мне завтра нужно побывать ещё в одном месте.
— В каком?
— Э-э-э, на кладбище Санта-Мария.
— И что вы забыли на этом кладбище?
— Ну… Почтить память своих родственников, что же ещё!
— Не держите меня за дурака, маэсса О'Мелья, цверры, насколько мне известно, сжигают умерших, а не хоронят на кладбище Санта-Мария. Я, конечно, дам вам Пабло, но лучше бы мне знать, зачем вам понадобилось туда наведаться. Когда я говорил про насыщенную событиями жизнь, я не имел ввиду посещение ещё и кладбищ.
— У меня там тайник, — пожала она плечами, — немного денег, украшения. После того, как мою лавку разграбили, пришлось всё там спрятать. Надо же мне приодеться к посещению театра!
Она услышала короткий смешок маэстро, и ей показалось, что его рука чуть придвинулась к её руке, как будто он хотел коснуться её пальцами.
— Приодеться? Хм… Хорошо, маэсса О'Мелья, я дам вам Пабло.
Как-то он быстро согласился… И никаких тебе насмешек и намёков…
— Так что сказала вдова Гольдони? — спросила Миа.
Без движения её рука на перекладине лодки совсем затекла, но она боялась её отодвинуть или…
… не хотела. Как будто этим движением могла разрушить возникшее между ними облако странного тепла.
— Это мы узнаем, когда вернёмся, осталось недолго.
Лодка повернула на Гранд-канал, и дождь усилился. Ближе к выходу из акватории Сан-Себастьян ветер стал сильнее, дул порывами, нагоняя волну по широкому каналу, и норовил швырнуть косые струи дождя прямо под плащ. Сразу стало холоднее, и Миа поёжилась.
— Вы замёрзли?
Маэстро чуть отодвинулся и, стянув плащ со своего плеча, полностью набросил его на Дамиану.
— Держите…
— А вы? Вы же промокнете!
— Ничего страшного.
— Но…
Она хотела возразить и снова протянуть ему вторую полу плаща, но он не дал. Натянул ей на голову капюшон и, запахнув полы плаща, ловко затянул завязки под подбородком, а сам встал и перебрался поближе к Жильо.
— Клятый чирокко! — пробормотал прианец, налегая на вёсла, и подведя лодку к причалу палаццо Скалигеров, с силой ударил веслом по колокольчику.
Пока он швартовал лодку, на причал выбежали слуга и мессер Оттавио. А за ними показалась и монна Джованна, кудахча, как курица, и держа над головой плащ. Они удивлённо смотрели то на промокшего маэстро, то на Дамиану, и по их лицам было видно, что они совершенно ничего не понимают. Наверное, такое странное поведение их хозяина не укладывалось ни в какие рамки, и именно поэтому мессер Оттавио опомнился и подал руку лишь тогда, когда маэстро уже выбрался на причал.
— Монна Росси, — маэстро потеснил дворецкого и сам протянул ей руку.
Ветер гнал волну, и вода уже поднялась, залив пару ступеней. Косой дождь бил в лицо и, взбираясь на причал, Миа наступила на полу плаща и упала бы в канал, если бы не маэстро. Он с неожиданной ловкостью, крепко ухватил её за руку, потянул на себя и обнял за талию, поймав балансирующей на самом краю причала. И удержал, на мгновенье прижимая к себе и отступая назад. Но тут же отпустил со словами:
— Э-э-э, монна Росси! Не хотелось бы звать Пабло с багром и вылавливать вас из канала.