Возвращение (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 23

Переоделись, и…плюхнулись на кровать. Вернее – я плюхнулся, Ольга только присела рядом. Не хочет портить прическу.

– А может тебе как-нибудь поинтереснее одеться? Я так-то костюм тебе купила…рубашек всяких. А то большой писатель, а одет как простой рабочий!

– Ты глупенькая – хохотнул я – Простые рабочие здесь в джинсах «Монтана» не ходят. Эти джинсы здесь стоят как две их зарплаты. Отвыкла от Советского Союза, да? Хе хе… А если серьезно – я тебе уже говорил: не в одежде дело, а в ее содержимом.

Ждали мы недолго, минут пятнадцать. Я стал немного придремывать, и когда прозвенел звонок, невольно вздрогнул, а Ольга буквально подскочила на месте:

– Пришли! Уже пришли!

Ну что же…раз пришли – значит, пришли. Чего теперь суетиться? Кстати сказать, пора привыкать к положению, когда я совсем не «хуже» моих гостей. Да, они маститые и заслуженные, но и я вообще-то не лыком шит, чего-то добился! Просто сидит во мне это вот…ну не знаю, как назвать…преклонение перед легендами? Легенда Раневская, легенда Уланова, легенда Богословский. А вообще – они такие же люди, как и я. И кстати, с не очень-то сложившейся личной жизнью – если не считать Богословского, конечно. Этот считался и считается баловнем судьбы. Ни разочарований, ни проблем – порхает по жизни, как мотылек и пьет нектар. Больших премий и наград у него не было, но денег всегда была куча, известности выше крыши и никто его никогда не репрессировал. Может потому, что характер у него легкий, незлобивый? Потому, что власть его считает безобидным шутом? Типа – дураком? А дураку, как известно, жить-то завсегда лучше. Никто тебя не воспринимает всерьез, а значит, и не опасается, и не строит козни.

Это был Махров. Он пришел без двадцати минут шесть, и в руках у него была…черт! Ну забыл же! Гитара! В точно таком же чехле, что и у Богословского!

– Вот! То, что ты просил! «Кремона»! – Махров гордо вручил мне гитару, и я едва удержался, чтобы не расхохотаться – не было ни одной, и вот две! Забыл! Совсем забыл что заказал ее Махрову! Надо было позвонить Махрову, отказаться, а у меня совершенно вылетело из головы.

– Из недр министерства культуры! Было две на складе, но какая-то сволочь одну прямо передо мной забрала! Хорошо хоть эту уцепил! Представляешь – министр культуры не может взять гитару со склада, чтобы подарить ее другу! Слов нет, одни выражения!

– Эта сволочь – Богословский! – все-таки не выдержал, расхохотался я – Видал?

Я указал на гитару, лежащую на пианино, Махров вытаращил глаза и начал хохотать вместе со мной. Потом сделал страшные глаза и приложил палец к губам:

– Надеюсь, он пока не здесь? А то неудобно вышло! Сволочью назвал!

– Нет, пока не здесь. Долго болтаем! Представь меня своей жене!

– Любаша, это тот самый Михаил Карпов, наш золотой…

– Если ты скажешь про гуся или гусыню – я тебе нос откушу! Меня Страус задрал этим прозвищем! – предупредил я.

– Телец! – гордо закончил Махров – Бык! Буйвол! Миша, это моя любимая жена Любаша.

– Когда так говоришь, мне кажется, что у тебя есть еще несколько жен, нелюбимых! – улыбнулась Люба и протянула мне руку – Здравствуйте, Миша! Мне Леша все уши про вас прожужжал – Миша то, Миша се…а я вас вживую так и не видала. Очень рада вас увидеть, очень!

Люба была блондинкой лет сорока, слегка отяжелевшая, но очень миленькая, с простым, открытым лицом. Голубые ее глаза смотрели на меня прямо, без превосходства или наоборот – преклонения. Просто жена друга, и просто ей приятно быть здесь. Хорошая баба, опора и поддержка. На таких все хорошие семьи и держатся.

– Очень рад, Люба! – я взял ее руку и поднес к губам. Она слегка порозовела, вздохнула:

– Видишь, как настоящие мужчины с дамами обходятся! Вот брошу тебя, мужлана, и уйду к Михаилу! Примете, Миша?

– Только если вы победите в борьбе без правил мою подругу Ольгу! – улыбнулся я Любе – Оля, это мой друг Леша Махров, ныне волею судьбы и умных правителей министр культуры. А это его жена Люба. Люба, Миша, это моя подруга, секретарь, переводчица и машинистка Оля.

– Здравствуйте! – улыбнулась Ольга, и Махров невольно присвистнул:

– Господи, вы с Варлей клонируетесь, что ли?! Вы с ней не близнецы, давно потерянные, а потом найденные?! Ну прямо-таки индийское кино!

– Мы даже не однофамильцы – улыбнулась Ольга – Она Варлей, а я Фишман. Проходите, пожалуйста.

– Сейчас. Только ботинки переоденем – кивнул Махров – Все-таки там весна! Кое-где грязновато! А тут, у тебя, на этом паркете…плюнуть некуда, чисто, как в трамвае! Хе хе хе…

Они переобулись – Люба надела туфли на высоком, но не очень высоком каблуке (видимо не привыкла в восьмисантиметровым «клювам»), Махров надел блестящие лакированные полуботинки, и через минуту они уже цокали «копытцами» по направлению к гостиной.

– Ооогоо…ну и хоромы! – протянул Махров – Люб, ты посмотри что делается! Вот как живут простые советские писатели, видала?! Миш, ну ты крут! Ладно, кто должен еще прийти кроме нас?

– Раневская, Уланова, Богословский – кивнул я – Можно сказать, уже тесная компания. Уланова у меня через стену живет, в соседней квартире. Раневская – над булочной.

– Мы, кстати, еще торт со сливками принесли. Свежайший! И шампанского! Ты конечно миллионер, но и мы не лыком шиты. Не нищие! Вообще, Миш, конечно – ты круто поднялся. Я ожидал, что поднимешься, но что бы ТАК! Пока никого нет, давай-ка обсудим с тобой экранизацию «Звереныша». Уверен, что ты уже обдумал, какого режиссера на него поставить, так говори, не стесняйся!

– Мне видится или Ричард Викторов, или Евгений Шерстобитов – подумав, выдал я.

– Шерстобитов – это тот, что «Туманность Андромеды»? Ну да, точно, он. А почему именно он? Из-за того, что снимал фантастику?

– Не только. Он еще и детские фильмы снимал. «Мальчиш-Кибальчиш», к примеру. И «Акваланги на дне». И еще кучу всяких фильмов. И он еще и сценарист.

– А Викторов? Он как в этой компании оказался?

– Есть у меня основания думать, что он справится – уклонился я от прямого ответа. Ну что я ему скажу? Что этот человек через год снимет «Москва-Кассиопея» и прославится? Что он умудрится снять фантастический фильм в Советском Союзе, не имея никаких на то никаких технических средств? Так снимет невесомость, что и космонавты не смогут отличить настоящую невесомость от той, что он изобразил в фильме!

Буду просто давить авторитетом, и все тут. Но прежде надо будет поговорить со обоими режиссерами – вдруг они еще и сами не захотят снимать мое кино?

– Викторов уже снимает – разочаровал меня Махров – Какую-то фантастику. Так что он занят, точно знаю. Остается только Шерстобитов. А почему ты не хочешь Тарковского? Величина! Глыбища!

– Не нравится мне эта глыбища – поморщился я – Ну что в нем такого глыбного? Мне драйв нужен, движуха, энергия! А у него только застой, созерцание да нытье. Я вообще не понимаю, чего вы так над Тарковским кудахтаете. Кстати, уверен, что скоро он свалит за границу. Нет, не скоро, но свалит. Кстати, виновата и наша власть – дали бы ему снимать нормально, он бы и не глядел в заграницу…наверное. Понимаешь…в чем его проблема, как мне кажется…вот, к примеру, я написал роман. Его собрались экранировать. Но появляется Тарковский, и говорит: а я вижу роман ВОТ ТАК! Я буду снимать не как в романе написано, а совсем иначе! Я художник, у меня свое видение! Ну как бы тебе объяснить...нарисовал я картину. Повесил на стену, и всем картина нравитс. И вдруг появляется человек, который заявляет: я вижу эту картину совсем по-другому! Берет краски, и…зарисовывает то, что МОЕ! То, что я нарисовал! И что тогда это? И зачем мне это? Если я соглашаюсь на съемки по моей книге, то сразу же это подразумевает, что сценарий пройдет через мое одобрение, как и актеры, играющие героев фильма. Кстати, насколько помню – Тарковский снимает свой Солярис, так что он все равно занят.

– Уже не занят. Фильм доснят, и тринадцатого мая будет представлен на Каннском кинофестивале. То есть фактически Тарковский свободен. Миш, а если тебе с ним поговорить? Может он и не гениальный режиссер, но то, что он у нас ЛУЧШИЙ – это бесспорно. Те, кого ты называешь, это детские кинорежиссеры, которые ничего кроме детских сказок не снимали. А у тебя эпическое полотно, где много насилия, крови, жестокости. Смогут ли эти режиссеры снять ТАКОЕ? Честно сказать – сомневаюсь.