Волчья ночь (СИ) - Кандера Кристина. Страница 10

— Я случайно слышала, как мистер Барроу кучеру приказал отвезти его в ратушу. По важным делам направился, стало быть.

Эбби вздохнула. Не то чтобы она чего-то не того подумала, но слова Анники успокоили ее. Питер всегда к делам своим относился серьезно. И времени, и внимания работе уделял иной раз больше, чем супруге. И Эбби всегда уговаривала себя с этим мириться. А что поделаешь, когда замуж вышла не за бездельника какого, что только и знает, как в карты приданое супруги проиграть, или же прокутить, а то и такие были, что на девок непотребных все состояние спускали. Нет, ее Питер не такой. Он серьезный. И ответственный. И цену деньгам знает. Сам работает от зари до зари ради того, чтобы семью обеспечить. Пусть от той семьи пока только Эбби и есть, но все же.

Настроение снова стало радужным, и Эбби выпорхнула из спальни.

Позавтракала с удовольствием. А когда завтрак свой уже заканчивала, ей принесли приглашение.

Миссис Ларентейн — весьма милая дама, с которой Эбби вчера познакомила мисс Эрдлинг — приглашала миссис Барроу на чай.

И молодая женщина еще больше уверилась в том, что сегодняшний день будет замечательным. Миссис Ларентейн — дама солидная, жена судьи. А значит и вес в местном обществе имеет немалый. Кажется, вчера мисс Эрдлинг что-то такое рассказывала, да Эбби не запомнила. Вот и будет повод познакомиться поближе, да влиться в местное общество.

К визиту Эбигэйл готовилась со всей тщательностью. Платье выбрала дорогое и элегантное. Из темно-зеленой шерсти, с высоким воротом и узкими манжетами. Украшенное черным с золотом шнуром. И волосы уложила на затылке, чтоб без всяких там кокетливых завитушек. Шляпку, соболиным мехом отороченную сразу думала не надевать — уж больно она хороша была, да потом все же сдалась. Эбби любила, когда ей завидовали. А шляпке этой она и сама позавидовала бы — уж больно та хороша была.

Экипаж подали к крыльцу, и миссис Барроу отправилась покорять Барглин.

На крыльце Эбби все ж замешкалась. Вокруг соседнего особняка творилось нечто несусветное. Бегали люди, ржали лошади, слышались выкрики, ругань и лай собак.

— А… что происходит? — поинтересовалась Эбигэйл у лакея — больше то никого поблизости не наблюдалось.

Но ответил ей, как это ни странно вовсе не слуга.

Ричард Спайк появился точно черт из табакерки и отвесил молодой женщине поклон.

— Сосед ваш вернулся.

Эбби вздрогнула и едва сдержалась, чтобы не обратиться в бегство. Уж слишком сильно ее напугало неожиданное появление мистера Спайка. И как он только сумел приблизиться так тихо, что даже снег не заскрипел под его сапогами.

— Сосед? — молодая женщина с трудом взяла себя в руки и поприветствовала родственника мисс Эрдлинг вежливым кивком. — Какой сосед?

— Роуг, — Спайк скривился. — Давненько уж он в этих местах не объявлялся. Все разъезжал по белу свету. А вот теперь… — он пожал могучими плечами, — решил осесть в родных местах. Неизвестно, правда, как надолго.

— А… — Эбби хотела было что-то спросить, но осеклась и глаза отвела. Уж слишком пристально вглядывался мистер Спайк в ее лицо. Сверлил взглядом, точно бы хотел прочитать ее мысли. И это нервировало. И пугало. Эбби даже про себя решила, что обязательно расскажет Питеру о навязчивом внимании родственника их домоправительницы. И пусть тот пока ничего предосудительного не делает, молодая женщина все одно чувствовала себя в его обществе неуютно. — Спасибо, — но поблагодарить его все же сподобилась. Улыбку из себя выдавила. И тут же отвернулась. — Всего доброго, мистер Спайк.

— И вам, — долетело до слуха Эбби, когда она уже сидела в экипаже.

Возница развернул карету и попытался выехать со двора. Да не тут то было. Лошади нервничали, взбивали копытами снег, хрипели. Эбби украдкой поглядывала из-за шторки. Этот Спайк ей не нравился. Вот совсем. Было в нем нечто такое… опасное, хищное. Точно бы матерый зверь вышел на охоту. А еще рядом с ним Эбби чувствовала себя дичью.

Нет, точно Питеру расскажет. Пусть отвадит медведя этого. А то не ровен час…

Лошади рванули вперед. едва на дыбы не взвились. Карету тряхнуло так, что Эбби с трудом удержалась на месте и не скатилась с сидения. Наперерез ее экипажу мчался другой. Запряженный четверкой вороных. Кучер с трудом удерживал вожжи, матерился на чем свет стоит, пытаясь удержать лошадей и не допустить столкновения.

Молодая женщина едва сдержалась, чтобы не выругаться в голос, но метнулась к противоположному окну и шторку откинула. Любопытно стало. Черная карета с серебряным гербом на дверце остановилась напротив высокого крыльца соседнего особняка — того самого вокруг которого суетились слуги. Лошади взрыли копытами снег, и он закружился алмазной крошкой, переливаясь в солнечном свете. Дверь распахнулась, из нутра экипажа, выпрыгнул мужчина. Он был высок и широкоплеч, строен, одет в темное дорогое пальто — а в одежде Эбби разбиралась превосходно и стоимость мехового одеяния незнакомца могла оценить с точностью до последнего медяка — и с непокрытой головой.

Миссис Барроу скривилась. Сосед — а скорее всего это и был тот самый Роуг, о котором с пренебрежением говорил мистер Спайк — оказался блондином. Пепельным.

Цвета его волос было вполне достаточно, чтобы Эбби начисто потеряла всякий интерес. Она даже почти уже задернула занавеску, к тому же, ее кучер справился наконец-то с лошадьми, и экипаж плавно разворачивался, но в этот момент мужчина обернулся. И глаза его — Эбби не могла рассмотреть цвет радужки, но почему-то точно знала, что они светло-карие, яркие, цвета молодого янтаря — уставились на нее. Сердце дрогнуло и забилось быстро-быстро, жар опалил щеки, дыхание перехватило. Исчезли все звуки и запахи. Растворились и дорога эта и люди, что сновали туда-сюда. В целом мире не осталось больше никого кроме этих двоих.

ГЛАВА 7

Особняк судьи Ларентейна располагался чуть в стороне от главной площади Барглина, на тихой улочке. Массивное двухэтажное строение с башенками по углам, пряталось от любопытных глаз в тени разросшегося плодового сада, ныне погребенного под пушистым снежным ковром.

И в другое время, Эбби полюбовалась бы, что на особняк этот, что на колонны белые, украшающие высокое крыльцо, что на витые решетки на окнах первого этажа. Да и внутренне убранство поражало, если не роскошью, то неизменным вкусом, стилем. Даже в столице редко когда можно было попасть в дом, обставленный с этакой любовью. Слуга в ливрее из темного сукна открыл дверь, поклонился вежливо, пальто вот принял. Горничная проводила гостью в небольшую гостиную. Светлую, обставленную со вкусом. И дорого, что уж тут гадать. Мебель тяжелая из светлого дерева. Явно из столицы выписанная. Обивка опять же в тон и коврам, и занавескам на высоком окне. Безделушки на каминной полке, вазы, подсвечники — все будто бы кричало о том, что в доме этом живут люди достойные, не знающие нужды в деньгах. И вкусом обладающие отменным.

Эбби встретили радушно. Раскланялись. Усадили в кресло. Горничная столик вкатила. Принялась сервировать к чаю.

И Эбби бы наслаждаться. И вниманием, что оказывала ей миссис Ларентейн и две дочери ее, девицы смешливые и любопытные. И теплом от камина. И… да всем бы наслаждаться. Только вот не могла она. Мысли путались, воспоминания крутились вокруг встречи с тем незнакомцем, что взглянул на нее так, что у бедняжки даже сердце едва не остановилось, а в груди разлилось томление.

Ей было жарко и тут же становилось зябко. И дрожь бежала по коже, вызывая странное, необъяснимое желание поежиться, руками себя обхватить за плечи. И ведь ничего такого не было. Лишь взгляд. Глаза в глаза. Всего мгновение, а то и меньше. Но душа миссис Барроу пребывала в смятении. Жар опалял щеки, мысли никак не желали приходить в порядок, а сердце то сжималось точно от тоски по неизведанному, то неслось вскачь все быстрее и быстрее.

И хотелось… Много чего хотелось. Плюнуть на все и выскочить на мороз. Прямо в платье. Бежать на пределе возможностей и прислушиваться к тому, как скрипит снег под ногами. Вдохнуть вот полной грудью и выдохнуть, наблюдая за белесыми облачками пара. И платье мешало. Тонкая ткань натирала кожу, раздражала. А ворот глухой точно бы стал уже и душил. Манжеты кандалами обвились вокруг запястий. Вдохнуть не получалось, перед глазами все плыло и в ушах шумело.