День и ночь (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 7
Квартал был тот самый.
И дом оказался угловой.
Люся поскреблась в окно.
— Прасковья Никитична?
Окно скрипнуло и приотворилось.
Люся посмотрела на Ирину с тревогой.
— Она его не открывает…
С точки зрения Ирины, в этом квартале на ночь надо было окна еще ставнями и решетками закрывать.
— Люсь, может, наряд вызовем?
— У тебя удостоверение с собой?
— Я не при исполнении.
— Мы только взглянем. И тут же вызовем, если надо. А если бабке срочно помощь нужна?
Ирина покачала головой. Но…
Ладно!
Авось, не убьют, да и их двое…
— Перчатки у тебя есть?
— Платком руку оберну.
Двор был тихим. Суббота, утро, кто спит, кто по рынкам…
Дверь послушно приоткрылась под ключом.
— Нет, ну твою ж мать!
Да, эту картину Ирина уже видела. И угловой дом, кстати, тоже совпадал.
Все было разгромлено, а вот цветов… не было?
Нет.
Зато было тело пожилой женщины, которая лежала на диване и смотрела в потолок. И была она, похоже, безнадежно мертва. Да и запах сильно сомневаться не давал. Специфический такой.
— Люсь, тут — все. Пошли, вызывать будем.
— Ты признаки насильственной видишь? Хотя, тут беспорядок!.. Все равно вызывать нужно…
Ирина огляделась.
А вот ей хотелось проверить кое-что еще.
Подоконник.
Проходить в комнату не будем, потом голову оторвут, а вот сделать один шаг, чтобы приглядеться — можно. И шею вытянуть. Комнатка маленькая, этого с лихвой хватит. Подсветка в сотовом, чтобы было лучше видно.
Точно!
Здесь определенно стояли цветочные горшки! Вот и краска где выцвела, где нет! И грязь забилась в щели, так бывает, если цветок перельешь, вода и протечет на подоконник, а оттирать… видеть надо! И силы иметь!
Он же не пластиковый, он деревянный, старых времен. Попробовать фото сделать?
Ну-ка, еще увеличим, есть! Хорошая штука — смартфон. Многофункциональная.
Женщины вышли из дома и Люся умоляюще посмотрела на Ирину.
Та вздохнула, и принялась набирать уже известный ей номер.
СОГ, то есть следственно-оперативную группу долго ждать не пришлось. Полчаса — по городским дорогам и пробкам вообще ни о чем.
Во дворике сразу стало тесно — пять человек, да потом еще судмедэксперт и представитель Следственного Комитета должны подтянуться.
А то!
Убийство, предположительно, не хвост кошачий.
Кинолог с собакой посмотрел и поморщился.
— Опять!
Ирина посмотрела на мужчину лет тридцати пяти. А что — опять?
Долго выяснять не пришлось. Мужчина с собакой сделал несколько шагов вперед, овчарка поджала хвост, прижала уши, стала словно бы меньше ростом и даже слегка заскулила. А потом овчарка попятилась и уселась своей попой на туфли напарника, сообщая всем присутствующим, что вперед она ни за что, никогда, ни одной лапой, ни даже коготочком! Нет! Не пойду!
Всем видом она показывала, что вы, конечно, люди, и главные, но не пошла бы я?
Страшно мне, страшно! И вообще, вы как хотите, а мне вот в туалет надо! Срочно, здесь и сейчас!
Все наблюдали за этим концертом с разным видом.
СОГ — с пониманием, Ирина с сочувствием, остальные с искренним удивлением.
— Мы с Найдой тут, в тенечке подождем, — решил кинолог, направляясь на ближайшую скамеечку. — Нам тут точно работы не будет.
Следователь, кажется, это был именно он, махнул удостоверением в воздухе.
— Майор юстиции Демин, Следственый комитет. Ну, рассказывайте, кто, что, как…
Люся улыбнулась, поглубже вздохнула, показывая бюст, и направилась рассказывать. Ирина даже не лезла, ее сторона тут десятая.
Знать она ничего и никого не знает, адреса, пароли, явки — тоже у Люси. Ей и рассказывать, а Ирина лезть на глаза не будет, посидит тут, с кинологом.
Пусть профессионалы работают, все осматривают, да и знак, похожий на козла, тоже в протокол заносят. Серия ведь…
И никто, и ничего…?
Или все-таки кто-то работает в этом направлении? Может, удастся выяснить?
— Красивая какая.
Здоровущая овчарка принюхалась и шевельнула хвостом. Мол, ты мне тоже нравишься.
Говорила Ирина вполне искренне, собак любила, особенно таких, больших и умных, с серьезными глазами и улыбающейся пастью. Да и на хозяина никаких видов не имела, и духами не воняла.
Можно потерпеть. Пусть сидит.
— Можно?
— Найда, свои.
Ирина почесала подставленную лобастую голову.
— Умница какая.
Влажный собачий язык прошелся по руке. Мол, ты не отвлекайся. Языком разговаривай, а руками — чеши!
— Она у меня такая!
— А почему вы сказали, что пользы никакой?
Кинолог покосился с подозрением, и Ирина поспешила представиться. Даже удостоверение предъявила по всей форме.
— Коллега?
— Стажер. Пока…
— А потом участковый?
— Ага…
— А чего не к нам? Ты зверей любишь…
— Не люблю смотреть, как люди ведут себя хуже зверья, — язвительно ответила Ирина. Кинолог от души фыркнул.
— Это да. Как с овчарками пообщаешься, так потом в троллейбус войти тошно. Никогда собаки себе такого не позволяют, если это не последние шавки. Да и те… их-то жизнь заставляет, а люди для себя выбирают. Федя. Будем знакомы.
— Очень приятно. А почему все-таки…
— Да потому, что собака тут бесполезна. Вообще.
— Перец? Или химия какая?
— Что самое интересное — нет. А собака все равно в ту комнату не пойдет.
— Вообще никак?
— И ни за что. Найда уже в паре таких мест бывала… вот не сойти мне с места, она словно хищника чует. Большого.
— Хищника?
— Тоже не веришь…
— Да просто кто туда вместится-то? В эту конуру для кошки?
Федя только плечами пожал.
— Не знаю. Но выглядит это именно так. Боится она, понимаешь?
Ирина кивнула.
У них собака была дома. Понимала, конечно.
— И так в каждом месте?
— Ага, где эта рожа козлиная отметилась.
— Понятно…
Осмотр шел своим чередом. Судмедэксперт возился с телом, осматривая его, чтобы можно было отправить в морг.
Люся беседовала со следователем, оперативник опрашивал пока соседей, но все бестолку.
Никто ничего не видел, не слышал, не почувствовал, а человек померши.
Отчего?
Вроде как смерть естественная. Инфаркт, похоже, но отчего? И до или после визита грабителя? Или вообще — во время оного? Много ли пожилой женщине надо?
Стукнули в окошко, вот и инфаркт пришел.
Соседи сходились в одном. Прасковья была одинокая, хоть и при родственниках. А не привечала она их никого. Не любила, не уважала, чуть ли не тряпкой из-под окна гоняла.
Найда попросилась в туалет, и кинолог вышел со двора. А к Ирине тем временем на скамейку подсел один из местных жителей, по виду, не просыхающий уж неделю. А то и побольше, с месяц.
— Этот маньяк, значится, и до Парашки добрался?
Ирина пожала плечами.
Разговаривать с такими кадрами изначально бессмысленно. Знать-то они кое-что могут, да только вы никогда знать не будете, то ли это правда, то ли это их алкогольная галлюцинация. Живут по принципу: сам придумал, сам поверил… есть и другие, но этот — типичный синяк.
— Наверное, этот.
— Моя баба грустить будет. Они с Парашкой дружили.
У него еще и баба есть? Вот ведь… героическая личность!
Алкаш хмыкнул.
— А ты думаешь, я вовсе уж и мозги и дом пропил? Э, нет, я не алкаш, я пьяница.
— В чем разница? — заинтересовалась Ирина.
— Алкаш водочку кушает, пока не подохнет. А у меня запои. Да, раз в полгода срывает меня, вот, на пару-тройку недель, я свою норму выкушаю — и опять домой. А так-то я столяр не из последних.
Ирина покосилась на хибару, на которой не было никаких признаков столярного искусства.
— Не веришь? Это зря. Я вообще не здесь обитаю, хата эта моей бабе от матери досталась, а так-то у нас квартира на Мостовой. Просто баба моя там, дети, внуки… к чему им на такого деда смотреть? Меня, кстати, дядя Коля зовут. Николай Петрович, но это — там, в мастерской