Поющие клинки (СИ) - Иванушкин Александр. Страница 23

Загадка Бума, почитай и не загадка уже. А вот загадка Регины — всё ещё загадка. Так что идем в лазарет. Милли умненькая. Особо не помешает.

— Мне тут в лазарет к Регине Ашотовне на полчасика сбегать нужно. Ты со мной?

— Непременно.

В сумерках светились окошки казачьих домов, и собаки там брехали. Каждый дом был двухэтажный, по периметру опоясанный высокой террасой. Миленько. Может ли на даче у реки быть железная руда? Завтра зашлю туда экспедицию.

В лазарете было полутемно и прохладно. Рыжая Регина решительно бросилась ко мне:

— Мой лорд, я вижу вы ранены! Немедленно в смотровую.

Дырки в спине побаливали, да. В конце концов это лазарет. Где эта её смотровая?

Смотровой оказалось большое помещение с несколькими белыми столами в центре и шкафами по стенам. Меня заставили снять с себя пояс с мечами и лечь на живот. Прямо на один из этих холодных столов.

Регина натягивала спецперчатки и ругала Милли:

— Разве не видна кровь на его рубашке? Надо было вести его сюда сразу!

Милли хмурилась и решала, воткнуть Регине Ашотовне ножик для вырезания стрел в правый глаз или в левый. У этих дев абсолютно противоположные понятия о приемлемом.

Меня ощупали, промыли раны на спине, прижгли их чем-то, заставили сесть и плотно перебинтовали.

— Минимум два дня в лазарете. Постельный режим и усиленное питание. Очень большая потеря крови.

Милли расхохоталась. И я, не удержавшись, тоже.

— Как казаки, Регина?

— Одного отпустила уже. А тот, у которого трещина в черепе, еще полежит. Травма очень серьёзная.

Неожиданно меня осенило:

— И больше никого тут у тебя нет?

— Нет.

— И на втором этаже?

Рыжая неожиданно всплеснула руками, как морская птица, и так же отчаянно, чайкой, вскричала:

— Не отнимайте его у меня! Он очень испуган. Мы… Только я могу! А вы его покалечили!

Атас. Бум здесь. Испуганный Бум под крылом любящего доктора. Бум нарушивший приказ лорда и не добывший ни одного кабана.

Картина непрезентабельная однозначно. На лице Милли искреннее омерзение, и я её прекрасно понимаю. Однако кто виновен? Правильно. Виновен лорд.

— Не плачь, Регина. Буму привет. Передай, что его задача теперь — охрана лазарета. И тяжёлых таскать его используй. Обучи санитарному делу, короче.

Регина Ашотовна замерла не веря своему счастью. Только вот не уверен, что Бум при должности, Бум не прячущийся, не испуганный, будет тем Бумом, которого она так крепко любит.

— Спасибо, мой лорд!

— Пожалуйста.

Теперь самое интересное.

— Что ты видела, когда я давал тебе имя?

Рыжая отошла к стене, села там на лавочку и упёрлась пальцами себе в виски. Даже мой высокоумный научный отдел не позволял себе таких театральных мимик. Ладно, лорд, не обижайте женщину, она думает.

— Это было ужасно, но в то же время невыразимо прекрасно. Мой лорд, я видела всё сразу. Мне открылась суть мира. Мы с вами живём под водой, но это не вода…

— Ну да, это воздух.

Подтвердила Милли.

— Нет. Не воздух, а соитие. Соитие всего со всем. Но не как что-то между, а как что-то кристальное и само по себе. Это мы с вами — промежутки! А главное — то, что мы считаем ничем, на самом деле является всем!

Тут Милли уже не нашла что добавить. Просто подмигнула мне и мотнула головой в сторону выхода. Однако такие откровения стоило выслушивать досуха.

— Нас питает не еда и вода. Мы перемещаемся не по земле. Мы не дышим, а делаем вид. Вот у вас, мой лорд, была трубка в носу!

Здесь я засомневался, что стоит слушать дальше, но Рыжая уже вскочила и размахивала руками:

— Но это тоже была не трубка! И это тоже был не нос! Отношения вращаются сами! А мы дёргаем не за то!!!

Приступ завершился кашлем. Регина Ашотовна вытерла рот ладошкой, оправила халатик и очень грустно попросила:

— Я хочу еще раз…

— Я подумаю. Но не сегодня.

Рыжая сникла, опустила голову и прижала тыльную сторону кисти к своему явно горячему лбу. Вся её поза говорила: «Хочу к Буму. Только он меня понимает и может утешить в ответ на то, как понимаю и утешаю его я». Аминь.

Мы с Милли молча покинули лазарет.

— Что-то все же было в ее бреде разумное. Вот это: «А мы дёргаем не за то!»

И Милли озабоченно на меня посмотрела. Шутит все.

А вот я задумался о мягкой комнате, в которую можно сажать невинных, давать им имя, а водой обливать, скажем, через полчасика. А потом записывать показания.

Нет. Достаточно одной дамы с повреждённой психикой. Я запомнил всё, что она сказала. И буду пока размышлять.

Мы вошли в тронный зал. Он был пуст. Стол был чист. Где мой скрытник шляется с моим Бонивуром? Милли упорхнула в свою комнату. Я прошёлся вдоль дверей на своей стороне балюстрады. Вот комната с бочкой и камином.

В бочке была чистая, тёплая вода. Камин горел. Мыться мне, замотанному в бинты, наверное не стоит. Я просто умылся и так, поплескался не залезая в бочку. Под ноги натекла большая лужа. Хорошо.

Я переместился в комнату с дурацким балдахином, содрал его на пол и все же улёгся спать в эту большую кровать. Стоило многое разложить по полкам в голове, но мне чего-то сильно не хватало. Мне не хватало Милли.

Ладно. Примем эту нехватку, как отягощение по типу торбы за спиной. Однако с такого рода торбой у меня ничего не вышло, потому что явилась Милли в своей жёлтенькой развивающейся тряпочке.

Она сбросила ее на пол, забралась под одеяло и объявила:

— Я просто хочу быть тут у тебя под боком. Просто погреться, или за ухо меня подержи.

Можно, конечно, взяться за это маленькое чуткое ухо и упорядочить планы на завтра. Но в шесть утра нас разбудит Виссарионыч. Так что завтра оставим на завтра.

Заснули мы

Заснули мы не выпуская друг друга из рук, но на зелёном пегасе я был снова один. В этот раз он летел не так высоко, как в прошлый и я мог в подробностях видеть, что же происходит внизу.

А там горели замки, резали друг друга армии разных рас, вспыхивали цепочки разрушительных заклинаний. Там разворачивалась глобальная война и кто агрессор, а кто просто защищается, от сюда не разглядеть.

Пегас ускорился. Вдали блеснул знакомый залив. По его берегу расползлось черно-бурое пятно — руины некогда прекрасного города. От величественного замка лорда художника тоже мало что осталось. Летающий конь вострубил, как параход и сбросил меня прямо в эти руины.

Я заорал, но не проснулся. Кругом кучи битого камня, какие-то норы и вот кусок стены, что наклонилась, но не упала. И ничего живого. Ни травинки, ни птички, ни ящерки.

Пегасище закинул меня сюда, чтобы я мог полюбоваться плодами своих действий? Как-то несоразмерны действие и его плоды. Или всё же соразмерны?

Я хотел остановить убийство местного лорда. И проклял убийцу. Местный лорд всё равно умер, и вместе с ним умер его чудесный город. Надо было дать бородатому магу завершить своё дело? Я неожиданно остро понял, что и в этом случае город был бы разрушен.

Только по другому. Со штурмами, пожарами, героической, но бессильной без лорда обороной. Может кто-нибудь спасся бы бегством, а может и нет. Но здесь всё-таки была бы кое-где чахлая травка, ящерки и птички.

Всё, что я сделал — это изменил атмосферу разрухи. Эта была мертвенной, неестественно мёртвой. Наверное так себя оправдывают все массовые убийцы. Я обошёл наклонную стену и двинулся к центру развалин. Там что-то происходило на грани слышимости.

Из дыры под кучей хлама выбрался чёрный паук. Большой, мне по пояс. Вот тебе и ящерка. Однако паук был мёртвым. Он двигался, но не жил. Я позволил ему пройти сквозь себя и то, что это некросущность, стало предельно ясно.

Шум стал отчётливее и переместившись совсем немного я увидел двух зомби, что копались в куче костей. Глаза их горели зелёным. Они двигались не бесцельно. Мертвецы что-то строили. Строили-строили, и построили.

Только что, на моих глазах, было возведено строение «костяная шахта». Это некрокрестьяне! А я во владениях лорда некроманта. Как интересно. И где же он сам?