Торжество матери (ЛП) - Хонфлер Миранда. Страница 6

— Я ждала тебя весь день, — заскулила она, нижняя губа дрожала. Она играла. Когда она не получала то, чего хотела, она делала вид, что плакала, и тогда все получалось. Не в этот раз. Не в его последнюю ночь свободного человека.

— Иди домой, Роксана, — тяжко вздохнул он.

Она прошла к нему, топая, сжав в кулаки бледные ладони. Молния Перуна… она собиралась закатит истерику, и ему придется поддаться, только бы спастись от ее фальшивых слез.

— Я унесла твою картину в твою комнату. Ты не можешь проявить хоть немного благодарности? — она махнула на его мольберт, где стояла картина озера. Она ее забрала.

Он смотрел на картину, а не ей в глаза. Роксана гордо демонстрировала не законченную картину на мольберте. Обычно он прятал это под кроватью.

— Как ты ее нашла?

Роксана опустила голову, занавес волос скрыл ее лицо, шаркая ногой по полу.

— Я шла домой, но увидела, как ты зашел в амбар. Я знала, что твоему отцу не нравятся твои картины, но ты трудишься над ними. Было бы обидно, если бы он уничтожил их.

— Не стоило. Теперь темно… мне придется проводить тебя домой, — он снял картину и собирался убрать ее из виду.

— Думаешь, он живет тут? Тот лебедь? — с тоской спросила Роксана.

В детстве она нашла раненого лебедя, они вместе пытались выходить птицу.

Пытались… но без толку.

Каспиан потянул себя за ухо. Его терзала вина, как собака кость. Может, он был слишком жестоким с ней. Хоть она вела себя по-детски, у нее было большое сердце.

Слезы блестели на ее длинных ресницах, но в этот раз настоящие. Он обвил рукой ее плечи, притянул к своей груди, и она уткнулась лицом в его грудь, маленькие руки обвили его пояс, как в тот день. Ее волосы задели его подбородок, напоминая пух того лебедя. От нее пахло сладким хлебом и солнцем.

Она шмыгнула носом, но не отодвинулась.

— Ты так красиво нарисовал озеро. Я хочу сама его увидеть, а еще лебедей и их птенцов… Ты отведешь меня, Каспиан?

Было приятно слышать похвалу в адрес картин, и он знал, что Роксана говорила искренне. Но когда Роксана называла картину красивой, это не вызвало трепет в его сердце… как когда она это сказала. Та загадочная юная ведьма с озера. Глаза выдали ее, такого же цвета как у ткачихи. Он слышал о третьей, самой юной ведьме, но не видел ее до этого.

Он сможет увидеть ее снова? Он пригласил ее на праздник завтра, но не было уверенности, что она придет. Как ее мог привлечь праздник в деревне, когда вся природа лежала у ее ног, зачарованный лес, магия, с которой обычный мир не мог сравниться? Для нее его жизнь была бы до смешного скучной. Его жизнь и он сам.

Он отодвинулся от Роксаны, но ее ладонь сжимала край его туники. Почему он думал о невозможном? Он женится на Роксане Малицки. Хотел он того или нет, как только он произнесет клятву, для другой женщины в его мыслях не будет места. Никогда. Лебедь мог хотеть плавать, а угорь — летать, но они оставались собой, и ему все равно придется жениться на Роксане, чего бы он ни хотел.

Он убрал ее ладонь от своей туники.

— Ты боишься леса. Зачем мне тебя туда вести?

Роксана прижала ладонь к его груди.

— Я знаю, что ты не видишь во мне жену, — тихо сказала она. — Но моя мама говорит, чувства придут со временем, — она посмотрела на него из-под длинных ресниц, улыбаясь.

Это ощущалось неправильно. Но ему хотелось отчасти, чтобы это было не так. Чтобы он мог смотреть на нее, как мужчина на женщину.

Но ее глаза были красными, опухшими от слез, и щеки были в мокрых следах. Он видел только девочку, сжимающую птенца лебедя. Она всегда будет для него маленькой девочкой, но его свадьба послезавтра, оставался всего день, чтобы нарисовать свое будущее с новой точки зрения.

— Идем, — тихо сказал он. — Я отведу тебя домой.

ГЛАВА 4

В этом году была очередь Бригиды.

Она сжимала веретено с льняной пряжей, пока шла среди мшистых камней к берегу реки Скавы на закате. Древние дубы обрамляли берега, их широкие стволы накрывали быструю реку тенью.

Поля Чернобрега всегда были плодородными, и каждый урожай ведьма Мрока делала подношение Великой Матери. Каждая ведьма Мрочного озера служила Иге Мрок, леди русалок, которая всегда служила Мокоше, Великой Матери, богине плодородия, смерти, защитнице людей, путников, ткачей, сила, дающая жизнь сила, супругами которой были Перун, правящий сверху, и Велес, правящий снизу.

Мама и мамуся медленно учили ее всему, что нужно знать, чтобы верно служить Иге Мрок и Мокоше. Она научилась всеми, знала, как идеально исполнять свои обязанности, служить спящему лесу и его обитателям и деревне рядом.

Процессия фей трепетала за ней, озаряя шуршащие заросли, и на другой стороне реки корона из листьев стража леса, лешего, возвышалась над водой, его кожа из коры почти не отличалась от дубов на его земле. Он легко мог оторвать человеку конечности, обратить лес против него, но род Иги Мрок всегда разделял с ним ценное понимание. И сегодня она стояла при нем без страха.

Она подошла к камням-близнецам Мокоши на берегу реки, склонилась и опустилась на колено, протянула веретено с пряжей. Белые нити трепетали на ветру, дрожали от нежного дыхания Перуна, соблазненные его мягким шепотом.

— О, Великая Мать, Госпожа земли, мы благодарим тебя. За поля, за овец, за зерно, за нить, лен и шерсть, за смерть и жизнь, которые Ты даруешь и забираешь. Это подношение мы делаем в твою честь, Мокоша.

Не было ни звука, и даже голос Перуна среди деревьев утих.

Бригида встала, протянула руки над камнями-близнецами, и веретено из ее рук упало в реку.

Скава приняла подношение и понесла по течению. Оно покачивалось, стукалось за камни под водой, а потом скрылось за поворотом. Как только веретено пропало, снова зашептал голос Перуна.

Леший за рекой склонил большую голову из коры и листьев Бригиде, и она ответила тем же. Он отвернулся к лесу и пропал за листвой.

Феи рассеялись, и лишь несколько осталось в воздухе с ней. Две опустились на ее плечо, на лиловую сторону ее платья. Они потянули за ткань, болтая и хихикая.

Она улыбнулась.

— Вы знаете, да? — спросила она тихо у двух фей. Может, нижний слой, коричневый от рамшипа, был не таким и скрытным.

Платье было чуть тесным в груди, но она перевязала грудь, и все получилось. С подходящим шарфом в мешочке на поясе ей оставалось дождаться покрова ночи, который скроет ее фиолетовые глаза, и тогда она пойдет в деревню.

Она скажет, что потеряла счет времени, задремала где-то на папоротнике. Ее семья всегда стояла на страже ради Мокоши как богини смерти, но ни одна женщина в Чернобреге не умерла от рук мужчины за семнадцать лет, при Бригиде, и она не будет первой. Как только она, ведьма Мрока, которая даже в скрытном наряде будет выделяться в деревне, вернется безопасно домой, мама и мамуся согласятся, что кошмар мамуси был ошибкой.

Да, она научилась своим обязанностям, верно служила, но не собиралась чахнуть в домике одиноко. Жизнь должна быть смехом и любовью, общими радостями и сложностями, связью, которая делала путь стоящим усилий, как у мамы и мамуси. Так или иначе, но она попробует пересечь долину между лесом и деревней. Это будет первым шагом. И все начнется этим вечером.

Она встретит того художника, поговорит с ним. Может, станет его другом, встретит остальных. Станет частью рощи, не будет одиноким деревцем.

Она решительно кивнула, прошла к границе леса с полем, сжимая порой флакон с озерной водой. Издалека она слышала, как люди пели и смеялись за работой в поле, выучила их песни. Она видела телеги и торговцев, прибывающих и уезжающих, полные украшений. Они привозили кухонную утварь, которую полностью скупали жительницы деревни. Она ощущала вкусный запах мяса из коптилен, который доносился далеко и был таким сильным, что она почти ощущала вкус.

И этой ночью она будет в центре всего этого.

Перед ней стояли горшочки меда, старые буханки хлеба — подношение перед дубом, ударенным Перуном, а впереди был дом с белыми точками в стороне от сияния костра. Костер в честь урожая точно был на площади.