Сказания Фелидии. Воины павшего феникса (СИ) - Маркелова Марина. Страница 30

Римальд едва не задохнулся от счастья. Он низко поклонился Главам, прощаясь, и заторопился обратно, к своим людям, как вдруг, словно по чьему-то немому приказу, почти весь лагерь зашевелился. Воины, привлеченные чем-то неожиданным, оставили свои дела, повскакивали с мест и спешно устремились в одну сторону, восточнее шатра. Воздух уплотнился от гама, в котором разобрать хоть слово было почти невозможно. Римальд удивленно оглянулся на шатер. Главы стояли не шевелясь, на губах Маниуса и Криста стояли удовлетворенные, торжествующие улыбки, неизвестный старик еще больше сжался и, казалось, искал малейший повод поскорее улизнуть подальше от шатра. Молодому Главе далисских лучников было откровенно, не скрываемо скучно и неинтересно смотреть на это всеобщее воодушевление.

Римальд, не раздумываясь больше, вклинился в людской поток, сначала не мог ничего понять, но вдруг, а может, показалось, земля дрогнула под ногами. Потом снова и снова, подтверждая, что это не слуховой обман. Римальд напрягся, прислушался и тогда понял. Ему ли, всаднику, проведшем в седле больше времени, нежели на ногах, было не знать, как гудит земля под копытами тяжелой конницы.

Отряд «Могучий»… О нем, пожалуй, легенд слагалось даже больше, чем о далисских лучниках. Отряд, сметающий на своем пути все живое, созданный Главой Конных Воинов и потому преданный только ему. Всадники — все как один, горы мышц, закованные в латы. Немногословные, если не немые. Их и видели не часто, а разговоров вовсе никто не слышал. Говаривали, что всем всадникам «Могучего» отрезают языки, чтобы они ненароком не выболтали своих страшных тайн. А еще, что всадники — бессмертные, каменные истуканы, которых оживили однажды при помощи древней магии. Безжалостные, бессердечные. Смерть во плоти. Римальд знал, что про камень, это только выдумки запуганных простолюдинов, но в жестокости «Могучего» ему сомневаться не приходилось. Сам видел, как на полном скаку, отряд врезался во вражеские войска, пробивал бреши, не страшась ни копий, ни луков, ни мечей. Слышал, как крошились кости под обитыми тяжелым металлом копытами.

Кони «Могучего» были специально выведенной породы, совмещающей в себе силу, выносливость, массу, способную выдержать не только тяжесть всадника, но и собственные латы и безрассудную смелость.

Перед этими всадниками трепетала вся Фелидия, а теперь они приближались. Зрелище поражало своей грандиозностью. Конница не мчалась, не летела — она тяжело скакала. Огромные, заросшие косматой шерстью копыта врезались в сухую землю, взбивали облака седой пыли, которая не успевала оседать. В ее призрачной пелене закованные в серебристые доспехи, в светло-серых плащах и одеяниях, всадники виделись жестокими призраками, явившимися карать людей за одно лишь прегрешение — за то, что те живы. Кони скалили ровные белые зубы, храпели. В защитных намордниках они становились страшными безглазыми скелетами животных. Стальная чешуя прыгала и грохотала на их крепких телах, отбивая своеобразный, угнетающий ритм. Этот сильный звук, как удары молота, оглушали и гипнотизировали людей. Конница смерти… сейчас она как никогда оправдывала свое прозвище.

Думалось, она не остановится. Но случилось чудо. Возглавлявший отряд всадник поднял руку в металлической перчатке, на солнце сверкнул начищенным серебром сжатый кулак. И «Могучий», весь, разом, придержал коней. Животные спешились, затоптались на месте, перестраиваясь и, когда, наконец, осела пыль, перед пораженными воинами предстал идеальный, ровный строй.

Глава отряда, снял шлем. Под ним оказалось заросшее черной щетиной лицо, длинные вьющиеся волосы, клювообразный нос и темные, как остывшие угли, глаза. Всадник безучастно взглянул на всех тех, кто в трепетном ожидании стояли возле, издал непонятный звук, похожий на шипение, и конь, дернув шеей, неторопливо двинулся вперед.

Люди расступились перед всадником, как вода разрезанная килем. Глава «Могучего» невозмутимо направил коня туда, откуда шел Римальд — к красному шатру, и ничто не могло задержать его в пути.

Когда стих глухой перестук копыт, Римальд, глядящий всаднику вслед, с настороженностью обнаружил, что завидует этому человеку, да и каждому, кто имел счастье оказаться в «Могучем». Завидовал не до злобы, просто вдруг Римальду захотелось почувствовать, каково это — быть лучшим воином, среди лучших. Героем своей страны. Услышать про себя сказку небылицу и глухо, не разбивая наивных мечтаний рассказчиков, усмехнуться.

Зависть защекотала где-то в горле, требовательно не сносно. Сглотнув ее, Римальд бросил последний взгляд на всадника, который уже достиг шатра и в тот момент решил, что добьется желанного. Чего бы это ему не стоило.

Эпизод III

Пожелтевший от времени пергамент привык быть свитком. Теперь же его развернули, и потрепанные почти до бахромы края настойчиво стремились свернуться снова. Пришлось их прижать, иначе разработать план штурма Аборна казалось невозможным.

Маниус знал эту карту наизусть. Все линии, точки, знаки, фигуры — все, что детально изображало столицу Фелидии в миниатюре, являлись ему даже в снах. Бывший Глава разбирался в карте настолько хорошо, что, казалось, ночью, с закрытыми глазами мог найти в Аборне любую дорогу и даже тропу. Потому и на бумагу он смотрел скорее по привычке, чего нельзя было сказать о его сподвижниках. Главы фелидийских войск склонились над столом, пытливо разглядывая пергамент, и перебивали друг друга размышлениями вслух. Маниус, стоя чуть поодаль и слушал — от всех этих людей зависело его восхождение на трон, да и разумные советники ему требовались.

Толстый, до уродства короткий и приплюснутый, палец Зансара, верховного главнокомандующего армии Фелидии, ткнул в карту, в маленький разрыв кривой линии, изображавшей западную стену Аборна. Этим разрывом обозначалась Велисская башня и ворота в ее основании, к которым, как длинный каменный язык примыкал каменный мост через Рагн.

— Здесь, — промолвил Зансар, многократно постучав пальцем по своей цели, — именно здесь. Стена в этом месте рухнула во время землятрясения. Позже ее восстановили, однако, кладка была уже не та, что в древние времена. Прорваться через Велисскую башню труда не составит.

Маниуса передернуло. Не из-за предложения Зинкара, а по причине его образа. Руки Верховного Главнокомандующего, широкие и плоские, будто размозженные копытами, его тонкий, высокий голос, никак не вяжущийся с его воинским званием и заслугами, блестящая лысина, обрамленная седым полумесяцем, маленький рост и круглое тело, раздражали бывшего советника до дрожи. Зинкар походил на комочек румяного, свежеиспеченного теста, на изнеженного священнослужителя, но никак на воина, которому подвластны все войска Фелидии. Но без него было не обойтись — главнокомандующий был живой гарантией подчинения войск.

С Советом Зинкар не ладил — не мог простить ему войны, на которую сам согласия не давал. Он приводил весомые доводы против этой губительной для Фелидии затеи, однако его не только не послушали, но и пригрозили смещением с поста в случае неподчинения. Маниус сыграл на этом, и к тому же преподнес внушительную сумму денег. Зинкар любил золото, быть может, больше славы. Так, сравнительно просто, Маниус заполучил в ряды своих соратников одного из самых властных людей в Фелидии, но вот с личными предпочтениями ему приходилось бороться до сих пор.

— Не нам одним это известно, — отметил Маниус, — Таланий будет за этот участок биться как зверь.

— Ну и пусть дерется, — вставил свое слово Крист, — что он сможет? Это даже смешно.

Сорокапятилетний Крист был рослым, широкоплечим блондином с квадратной челюстью и глубоко вдавленными под брови глазницами. Он виделся суровым, но женщины находили в Кристе вышедшего из бойни героя, от чего нежные сердца их трепетали и загорались. Должного уважения слабому полу Глава конных воинов не уделял, считая женщин лишь необходимым дополнением, своеобразным способом удовлетворения определенных потребностей. На службе же Крист отличался жестокостью, пленных предпочитал не брать. И был старым боевым товарищем Маниуса, чем навсегда привязал себя к бывшему советнику.