Парижский оборотень - Эндор Гай. Страница 18
— Месье, у меня плохие новости.
— Какие? — спросил Эмар, не отвлекаясь от работы.
— В округе завелись волки. Двух ягнят задрали и обгрызли. Вряд ли это какой другой зверь, хоть волков тут много лет не видали.
— Здесь какая-то ошибка, — сказал Эмар. — В этой части страны волки вымерли. Говорят, лисы могут новорожденных ягнят утаскивать.
— У вас ягнята не пропадали?
— Лучше спроси сына Гиймена, за овцами присматривает он. Зайди к нему сам, — предложил Эмар Брамону.
Лесничий проследовал по подъездной дороге и свернул за дом. Жозефина с Франсуазой раскладывали выстиранное белье на солнечной лужайке. Юный Бертран, которому к тому времени исполнилось девять, играл с большим сенбернаром. Никого из семьи Гиймен не было видно.
Брамон попробовал расспросить женщин, но напрасно. Они ничего не слышали о пропавших ягнятах.
— Месье Галье думает, что их могла украсть лиса. Говорит, лисы иногда утаскивают новорожденных ягнят.
— А почему бы и не лиса? — сказала Франсуаза. — В прошлом месяце у нас много кур с утками пропало. Младший Гиймен ставил ловушки, но никого не поймал.
— Попрошу своего сынишку вам ловушку смастерить. У него хорошо получается. А ты как? — благодушно обратился Брамон к Бертрану. — Не хочешь еще разок поохотиться? Бертран вам рассказал, чем у нас последняя охота закончилась? Он застрелил белку и чуть в обморок не упал. Тебе надо научиться ружьем владеть, если хочешь стать настоящим мужчиной.
Франсуаза засмеялась. Но Жозефина возразила:
— Он у нас слабенький. Да и ест мало.
— Как по мне, он вроде крепкий парень. Что с ним?
— Никогда не могла пожаловаться на его здоровье, — ответила Жозефина. — До этого лета хлопот с ним не знала. Сама не пойму, что случилось.
— Лето слишком жаркое, — предположил Брамон. — Вот и самочувствие плохое. Подрастет, все наладится.
Тем временем Бертран, ставший темой беседы, казалось, ничего вокруг не замечал, увлекшись игрой с собакой. Брамон попрощался и поспешил со своими новостями дальше. Все равно в поместье отнеслись к ним без ожидаемого интереса.
Следующим встретившимся ему человеком был деревенский староста, преуспевающий винодел и торговец.
— Monsieur le maire [47], я с дурными вестями. Думаю…
— Именно вас я и ищу, — перебил его староста. — Пастух Вобуа только что рассказал мне про двух недоеденных ягнят на холме и о том, что, судя по останкам, на них напала большая стая волков. Месье Брамон, вы, кажется, отлыниваете от обязанностей.
— Волков… — неуверенно повторил за ним Брамон.
— Да, волков. Где вас в последнее время носит, раз волчья стая свободно заявляется в деревню и режет ягнят прямо под нашим носом?
— Да как…
— Граждане вопиют о помощи, но никто не может разыскать Брамона.
— Но…
— Вобуа вас везде ищет!
— Monsieur le maire, так я сам…
— Никаких возражений. Мы пока посмотрим на это сквозь пальцы. А теперь беритесь за дело, у вас сутки, чтобы доставить в управу убитых волков.
— Oui, monsieur, только я вам хотел сказать…
— У вас двадцать четыре часа и ни минутой больше. — Староста величественно удалился, оставив пораженного и разъяренного Брамона на дороге.
«Как чувствовал, нельзя было ничего этому тупоголовому пастуху говорить. Каков злодей… как это он меня вокруг пальца обвел?»
Он стоял и ругал пастуха, и тут его окликнул Левалло:
— Брамон, mon vieux [48], ты где был? Новости слыхал? Тебя все разыскивают. По округе волки стаями бродят. Тебе бы со всех ног в лес бежать.
— Заткнись! — взорвался Брамон.
По крайней мере, так рассказывал о появлении волка сам Брамон. Кроте, пастух Вобуа, конечно, придерживался иной версии, а поскольку вся деревня, за исключением обитателей хозяйства Галье, впервые услышала эту увлекательную историю из его уст, то Брамону уже никто не поверил, хотя он бесконечно повторял свои объяснения.
— Да я собственными глазами видел, как Кроте принес ягнят сюда, в управу… — твердили ему.
— Это говорит только о его глупости. Не надо было вообще их трогать — пусть бы волки к ним вернулись, — отвечал он.
— Я самолично Кроте про все рассказал, — говорил лесничий очередному приятелю.
— Ну, насмешил. Конечно, мы тебе, дорогой Брамон, верим. Разве еще какая-нибудь деревня во Франции может похвастать столь прекрасным garde champêtre, как наш?
— Я могу место показать, где их нашел.
— Теперь это всякий может.
После такого Брамон замолчал и подумал, что бы сделал индейский следопыт в подобном положении. Ему точно не составило бы труда мгновенно разоблачить пастуха Вобуа. Увы, Брамон не нашел иного способа поднять свой престиж, кроме как изловить волков. Поэтому он закинул ружье за плечо и отправился в лес.
Следующие несколько дней никто не видел ни волка, ни стаи, но если черт кажет хвост, когда его поминают, то и волки обязательно хвосты должны были высунуть, ведь всю неделю в деревне говорили только про них.
И вот нашли еще одного ягненка с выеденным нутром и с точно так же, как у первых, разорванным горлом. К тому же из крестьянских хозяйств, особенно с фермы Галье, продолжали исчезать куры и утки.
Разные люди время от времени утверждали, что видели волка. Иногда им верили, но по большей части их рассказы вызывали сомнение. Однако ближе к осени случилось нечто, отчего к волчьей загадке начали относиться серьезнее.
Малышка Пернетта возвращалась в сумерках домой от приболевшего дяди и в зарослях у гречишного поля Вобуа заметила огромного пса, размером чуть ли не с теленка. Зверь прыжками помчался к ней. Она закричала и побежала.
Животное всей своей тяжестью навалилось на девочку и опрокинуло на землю. Бедняжка потеряла сознание. Очнулась уже в темноте, когда полная, тускло-красная луна повисла над горизонтом. Дрожащая и плачущая Пернетта поспешила домой, и все узнали о случившемся.
Несчастную так трясло, что она только и могла односложно отвечать на неумелые расспросы, и потому никто толком не понял суть истории. Происшествие, тем не менее, взбудоражило многих, и вскоре ночь озарилась светом факелов в руках вооруженных вилами крестьян, затеявших облаву на волков. Несколько человек, решивших, что на Пернетту напал не волк, а наемный работник, бросились допрашивать пришлых батраков. Прочие селяне в испуге разбежались по домам, искренне веря, что всему виною не просто волк, но сам дьявол.
Брамон, по-прежнему полный решимости убить волка и восстановить свою репутацию охотника, хотя на нее никто пока не посягал, днем и ночью неустанно прочесывал лес. От недосыпания у него ввалились щеки. Когда его сын хотел почитать вслух про могучих индейских следопытов, он грубо обрывал мальчика. Сразу после ужина лесничий снимал ружье со стены и уходил прочь. Но волка так и не видел, хотя проверял каждую зацепку, о которой сообщали ему взволнованные односельчане, склонные принимать любую тень за крадущегося хищника.
Как-то ночью, перед самым рассветом, он пересекал унылую низину — топь с чернеющими лужами застойной воды. Земля поросла вереском и папоротниками, но ближе к воде густо стояли болотный аир со шпажником, меж которыми тихо вздыхал угасающий ветер. Брамон с головой погрузился в тщетные мечтания о том, как вскоре на ярмарке вывесит целую кучу волчьих шкур. Вдруг он остановился, как вкопанный. Метрах в пятнадцати от себя он заметил волка, и глаза его не обманули. Зверь склонился над добычей и с хрустом грыз кости, нарушая тишину позднего часа.
Несмотря на охватившее его волнение, лесничий спокойно выдохнул, просчитал расстояние до волка и выстрелил. Зверь пустился в поспешное бегство прямо через лужу, мчась длинными прыжками и касаясь брюхом земли.
У Брамона, однако, достало времени перезарядить ружье и выстрелить повторно. Затем он поспешил по следу, не сомневаясь, что по меньшей мере ранил волка и даже ожидая в скором времени найти его тушу. То, что он мог промахнуться со столь близкого расстояния, никак не приходило на ум.