Парижский оборотень - Эндор Гай. Страница 34

В тот же день Эмар появился в приемной директора Jardin d'Acclimatation.

Ему сказали, что господин directeur слишком занят.

— Передайте, — ответил Эмар, — что мы с ним были знакомы еще в ту пору, когда он не знал слов «слишком занят».

Клерк быстро вернулся из кабинета директора. Секунду спустя Жоффруа Сент-Илер, потомок знаменитого Жоффруа Сент-Илера, вести об открытиях которого Гёте считал более важными, чем участь королевств, выглянул в приемную, очевидно, желая посмотреть, кто там, и тут же вернуться к себе.

— Месье… — быстро начал он, но сразу замешкался. — Tiens, c'est tu [75], Эмар!

Они обнялись.

— Как жизнь?

Последовал краткий обмен новостями, но Эмару хотелось сразу приступить к делу.

— Я прочитал в газете, — сказал он, — что сюда привезли волка.

Директор издал нервный смешок.

— Волка? О, да. Ха! Конечно, в газетах всякое пишут. — Вдруг он посерьезнел. — Тебе хочется разузнать об этом волке?

— Да, очень! — воскликнул Эмар. Затем, совладав с эмоциями, попытался объяснить: — Я пришел сюда именно для этого. Погоди, я все расскажу.

— Не надо, друг, — тихо и без улыбки ответил директор, — боюсь, я сам все прекрасно понял. — Он помедлил, а Эмара пробрала дрожь. — Дай подумать. Хм… Я занят по горло, но ты пришел как нельзя вовремя. Мы с Мобером приглашены на ужин. Помнишь его? Мобера, здоровяка Мобера? Нет? Ладно, в любом случае он не может пойти, поэтому со мной пойдешь ты. Встречаемся здесь через два часа. Отправимся вместе. Да, приходи сначала сюда, — спешно закончил он. Эмару показалось, что его друг разволновался.

— А как же волк?

— Ах, да. Волк, — таинственно произнес Сент-Илер и скрылся у себя в кабинете.

Изумленный и заинтригованный Эмар, в голове которого вертелась сотня предположений, вернулся домой переодеться и ровно через два часа опять стоял в приемной директора. «Ему все известно», — думал он, но, появившись, Жоффруа Сент-Илер вел себя как ни в чем не бывало.

Он дружески подхватил Эмара под руку и потащил к воротам, где уже ожидал экипаж, помчавший их прочь на большой скорости.

— Куда мы? — спросил Эмар.

— К доктору Анатолю де Гранмону.

— А волк? — напомнил Эмар.

— Тсс! — прервал его директор.

Путь оказался коротким. Вскоре они покинули карету и вошли в красивый старый особняк. За гостиной виднелась ярко освещенная столовая, а там — накрытый на десять персон стол. На белоснежной скатерти сверкали фарфор и хрусталь, серебро и золото.

Жоффруа Сент-Илер представил Эмара и пояснил:

— Бедняга Мобер не смог прийти. Я взял на себя вольность привести старого друга, месье Эмара Галье, убежденного республиканца. Это наш хозяин, доктор Анатоль де Гранмон, и его гости, месье де Катрфаж и Антуан Ришар дю Канталь [76], члены нашего Société impériale zoologique d'acclimatation. Месье Демаре, знаменитый…

— Мы знакомы, — сказал Эмар. Они обменялись рукопожатием.

— Месье Декруа, наш прославленный пропагандист употребления конины.

— Она насыщенней, питательней и полезней для здоровья, — сурово сказал месье Декруа.

— Месье Гро, чей отец понял, как из овечьей шерсти делать шелк.

— Месье Дежен.

— Месье Жиродо [77].

Эмару показалось, что компания собралась не просто так. Все они, конечно, имели определенный интерес к условиям содержания животных, но за этим стояло еще что-то. Они беспрестанно перешептывались и хмыкали, однако ему никак не удавалось уловить общего смысла встречи. До его слуха донеслось:

— Не сомневайся, ты справишься.

— Боюсь, я слишком склонен к обморокам, — последовал ответ.

Оказавшись поблизости от своего друга, Жоффруа Сент-Илера, и более не опасаясь чужих ушей, Эмар напомнил:

— Как же волк?

— Узнаешь в свое время, — поспешно оборвал его directeur.

Эмар продолжал мучиться: неужели его тайна раскрыта и все это перешептывание — признак замаскированного возбуждения?

Вдруг хозяин попросил тишины.

— Господа! Послушайте меня, пожалуйста! Я вижу, что причина, по которой мы собрались сегодня на ужин, больше не секрет, как нам хотелось бы. Но это неважно. Всем вам известно, что сейчас наша дорогая Отчизна, наш возлюбленный Париж, жемчужина Европы, в великой опасности. Мы здесь, нас почти два миллиона, и пищи фатально не хватает. Враг знает это и стремится воспользоваться нашим бессилием. Но с Господней помощью мы сумеем выстоять, пока провинции собирают войска и спешат нам на выручку под предводительством храброго Гамбетта [78].

Мы тоже можем внести свой скромный вклад. Мы тоже можем помочь. У нас тоже, господа, имеется свой план. Это не изобретение, которое разнесет армии в пух и прах, не стратегия грандиозного сражения, не тактика нашего дорогого Трошю [79] или любого другого из наших храбрых генералов. Это, друзья мои, дар зоологической науки человечеству. Не только нашему многострадальному городу, нет. Всему миру, чей выбор продовольствия сейчас ограничен ничтожно малым числом животных.

Это исторический момент. У нас есть веская причина запомнить его. Мир воздаст почести нашей смелости. Мы разорвем цепи, которыми нас сковали глупые предрассудки и традиции.

Господа, проведем это время весело. Мы, все как один, Колумбы и стоим на пороге исследования нового мира, открытия новых вкусов в кулинарии, обретения новых продуктов питания. Так давайте, как я сказал, воспримем это весело. Вы слышали анекдот, который сейчас повторяет весь Париж? Он возвещает новую эру. Отринем же все, что мы знали прежде, и войдем в нее с улыбкой.

Какой анекдот? Да вот этот: один добрый парижский буржуа, сильно страдающий из-за того, что между зубов ему положить нечего, принес в жертву великому богу аппетита собственного пса. Сидят они с женой в тишине и поглощают своего драгоценного фокстерьера. Жена поднимает глаза и видит, что муж аккуратно выкладывает кости из тарелки, как привык делать. «Зачем все это теперь?» — спрашивает она. Муж одергивает себя и со вздохом отвечает, качая головой: «Ах… Какая незадача! Фидо от этих косточек был бы в восторге».

Хотя некоторые гости уже знали этот анекдот, все одобрительно посмеялись, а затем прошли в столовую и сели за стол. Эмар начал кое-что понимать. Но еще не все.

Суп был великолепен. Все наперебой расхваливали его, особенно месье Декруа, ратовавший за включение конины в рацион человека. Причина сразу стала очевидна. Как только тарелки очистились, хозяин огласил состав блюда — бульон из конины, заправленный пшеном.

Подали relevés (закуски). Восторженные восклицания! Позвали повара, дабы выразить ему свое восхищение. Эмар, немного сбитый с толку, попробовал поданное, нашел вкус приятным и продолжал недоумевать. Гости весело обменялись репликами, после чего хозяин зачитал пояснения:

— Это была зажаренная печень собаки на шпажках a la maîtred'hôtel [80] и рубленый кошачий окорок под майонезом.

Эмар подавил отвращение. Хозяин наверняка пошутил. Галье повернулся к другу за поддержкой, но Жоффруа Сент-Илер делал заметки на обратной стороне какого-то письма. Последовали entrées (главные блюда). Ими, как потом выяснилось, оказались: собачьи лопатка и вырезка, тушенные в томате; кошачье мясо в горшочке с грибами; собачья отбивная с зеленым горошком; рагу из дичи, в данном случае крыс, в горчичном соусе.

Внесли жаркое на огромных тарелках. Эмар с трудом удерживался, чтобы не сползти под стол. Если бы не его ученые сотрапезники, со спокойной рассудительностью пробующие блюда, критикующие, обсуждающие и сравнивающие их, он давно бы сдался и упал в обморок. В жарком под перечным соусом скрывались собачья нога и енот; оно сопровождалось салатом из бегонии с приправами и добавлением охлажденных вареных мышей, а также английским пудингом с лошадиным костным мозгом.