Мой невероятный мужчина - Медведева Алёна. Страница 4

Буквально отодрав меня от себя, охотник недоумённо качает головой. И тут же, чуть встряхнув, тянет за собой. Я послушно бреду, на каждом шагу увязая в песке и придерживая полы импровизированного плаща.

Далеко уйти не удаётся. Вновь подводит тонкая подошва сандалий, и я, вместо того чтобы спокойно шагать, прыгаю с ноги на ногу, с трудом сдерживая шипение. Охотник оборачивается, и в его глазах я вижу недоумение.

– Что с тобой? Что за ритуальные пляски? Это танец призыва? Ты зовёшь на помощь?

Впору застонать, но я лишь падаю на колени, подоткнув под них кусок трофейной шкуры. Ни шагу дальше! Дайте мне сгинуть тут, не мучайте больше.

– Заморыш, ты хочешь прилечь?!

Идарианец смотрит на меня абсолютно круглыми глазами. Нависнув надо мной, он приподнимает свой капюшон, впервые позволяя полностью рассмотреть своё лицо. И я при слепящем дневном свете отчётливо вижу смуглую кожу, широкий, слегка приплюснутый нос, тугие завитки мелких кудряшек, вырывающиеся из-под кожаного ремешка и падающие на лоб. Они немного смягчают выражение мужского лица, утяжелённого громоздким подбородком. А ещё частично скрывают неровный розоватый шрам, рассекающий лоб.

Сглотнув, я обессиленно пожимаю плечами. Как объяснить ему, что моя обувь не предназначена для раскалённой поверхности? Проще тихо тут сгинуть.

– Вот же камушек на шею себе повесил!

С этим раздражённым замечанием охотник вздёргивает меня вверх, вынуждая подняться, и тут же подхватывает на руки. Я едва не плачу от облегчения, осознав, что мужчина не собирается меня тут бросить. Больше того – намерен нести на руках! Такой подвиг мне и в самых радужных мечтах не представлялся. Переполненная благодарностью, приникнув к его груди, я посылаю настолько сильную волну воодушевления, что идарианец даже спотыкается. Но всё же несёт меня дальше.

Равномерное покачивание успокаивает, и я расслабляюсь, надеясь, что идти не далеко. Увы… Ещё как далеко. Невообразимо далеко! А местное кровавое солнце облегчать нам путь не желает. Слепит, нагревает воздух, высушивая и рождая марево жара. Жизнь на корабле воспитателя не подготовила меня к настолько суровым условиям. Временами я отключаюсь, измученная жарой и жаждой. Воспоминания о каплях влаги в норе чудовища воспринимаются как пытка. Понимая, что не выдержу, с трудом шевеля потрескавшимися губами, я слабо пищу.

– По… терпи, – натужно выдавливает идарианец.

Я скорее чувствую, чем слышу его ответ. Ему определённо труднее. И тем страшнее становится мне. Что будет, если он сдастся и рухнет на раскалённый песок? Ведь мы погибнем в этой пустыне, простирающейся до горизонта.

Из последних сил снова и снова посылаю мужчине волны поддержки и убеждённости в благополучном исходе. Каждый раз чувствуя, как отчаяние и усталость в его душе берут верх, прогоняю их ветерком надежды. Это единственное, чем я могу помочь ему. Нам! Укрепить его дух…

Но и мои силы, подточенные потрясением, голодом и жаждой, в конце концов заканчиваются. Я уже не держусь, безвольно повиснув на сильных руках охотника, сосредоточившись на одном – поддержании его веры. Тьма забытья неумолимо обступает, но всё же я, в последнем отчаянном усилии удержаться в сознании, понимаю, что идарианец ещё идёт, и слышу тяжёлые удары его сердца.

– Малыш… очнись… потерпи… мы… дошли…

Я лежу? Вдруг понимаю, что нет больше поддержки рук и мерного покачивания. Невероятным усилием приподнимаю веки и вижу… озеро! Самое прекрасное видение в моей жизни. Такое яркое, наполненное поразительно сочными оттенками салатового – от насыщенного и густого цвета молодой зелени, плавно переходящего в желтоватые оттенки, до едва приметного зеленоватого отлива на белом искрящемся фоне бортиков. Они, где-то видные под водой, где-то выступающие на поверхность замысловатыми узорами, делят озеро на множество крошечных заводей. Вода в них кажется до того голубой, что режет взгляд.

Мой организм, почувствовав близкое спасение и отыскав скрытые резервы сил, рвётся туда. К воде! Я ползу прямо в шкуре чудовища по раскалённому, пышущему жаром песку. Всё заслонила собой потребность окунуться в воду.

– Не вздумай!

Резким рывком меня возвращают на исходную позицию. И в реальность. То есть к мыслям о моём спутнике. Зачарованная видом водоёма, я совершенно забыла о нём. А сейчас, мучительно пытаясь шевельнуть во рту распухшим языком, смотрю на идарианца и на то, что окружает нас… Всё та же рыже-жёлтая пустыня с одной стороны и каменные нагромождения с другой. Остатки гор? Не важно. Главное, они дают тень, укрывая от прямых лучей солнца. Или солнц? Почему-то светило двоится в моих глазах.

Охотник же яростно кромсает осколком звериной шкуры огромный выпуклый нарост на ближайшем торчащем из песка скальнике. Более того, отступив на несколько шагов, он ещё и ударяет в него стремительными белыми молниями, выстреливающими из его ладоней. Они оставляют тёмные опалённые пятна на поверхности нароста.

Голубоватые искры, отлетающие в сторону, и характерное потрескивание я узнаю. Так вот как он одолел зверя! Этими разрядами энергии! Но смысл действий мужчины волнует меня в последнюю очередь. Я изнываю от жажды, а вода так близко! Отчего же охотник не пускает меня к ней?

Невольно вновь устремляюсь к водоёму и снова чувствую крепкие мужские пальцы, сомкнувшиеся на лодыжке. Очередной рывок. Стеклянная поверхность шкуры идеально скользит по песку – я тут же оказываюсь у ног идарианца и, не скрывая ярости, взвизгиваю!

Мужчина шипит, мгновенно вскидывая обе руки, чтобы закрыть уши, над нами раздаётся глухой хлопок, а на моё лицо, больше не укрытое спасительным плащом, падают капли влаги!

Охотник мгновенно разворачивается, забыв обо мне, и из его горла вырывается радостное восклицание. Причину я тоже вижу – терзаемая поверхность наконец-то поддалась. Нарыв вскрылся, а внутри обнаружилась сочная мякоть. Именно её освежающие капли и попали на мою кожу.

Однако стоило защитной скорлупе лопнуть, как жар принялся за спасительный клад. Теперь шипение испаряющихся капель наполняет пространство вокруг. И снова моё тело реагирует быстрее разума. Уже не думая об озере, я вскакиваю на ноги. Но мне не позволяют приникнуть к сочной и явно освежающей мякоти.

– Не теряй время! Если будем возиться долго, воздух высушит всё раньше, чем мы заберёмся внутрь! – рявкает идарианец и принимается безжалостно выгребать мякоть, бросая её прямо под ноги. Оказавшись на раскалённом песке, она тут же начинает шипеть и подрагивать, испаряясь и уменьшаясь прямо на глазах.

Он хочет запихнуть нас в эту густую освежающую ванну? О, да! Чем бы это ни было, но я и не думаю спорить. Более того, бросаюсь ему помогать. Вот только ладони, вырвав мякоть из развороченного сочного нутра, против воли подносят её к лицу. Ну не могу я запросто отшвырнуть величайшую сейчас ценность – влагу!

Каким же блаженством становится ощущение прохлады! Не думая об угрозе отравления, я втягиваю губами крошечный кусок… О, счастье! Мякоть оказывается растительной, наполненной чуть сладковатым освежающим соком.

– Ты нас погубишь! – Идарианец, отвесив мне ощутимую оплеуху, чудом не сбивает меня с ног. – Залезем внутрь, и ешь сколько захочешь! А пока…

Он, бесцеремонно сдернув шкуру, вталкивает меня в уже довольно глубокое место прорыва, а я зажмуриваюсь и рьяно вгрызаюсь в сочную мякоть, помогая себе руками и упираясь ногами. Чудо какое-то! Посреди этого палящего ужаса. Настоящий клад!

Питаться! Питаться! Вода и пища – вот единственное, чего сейчас жаждет моё тело. Изнурённый трансформацией, организм личинки с жадностью восстанавливает силы. Усталости как не бывало, я превращаюсь в механизм, в буквальном смысле пожирающий мир вокруг.

– Этого я как-то не учёл…

Голос идарианца, последовавшего за мной через несколько минут, звучит более чем потрясённо. Настолько потрясённо, что я даже оглядываюсь, на миг прекращая питаться. Реакция, в общем-то, понятная – за эти минуты я умудрилась проесть пространство, вместившее и меня, и этого крупного мужчину. И теперь охотник изнутри тщательно затыкает незаменимыми шкурами место разрыва в прочнейшей окаменевшей броне.