Бывший лучший друг (СИ) - Макнамара Элена. Страница 12

Может, неправильное — это как раз самое правильное.

А теперь Милка зажата, сконфужена и очень-очень отстранена.

Так близко и так далеко.

— Я не знаю, Паш, — говорит тихо, чересчур внимательно рассматривая нашу обувь. — Это всё как-то странно. Мы друзья, — слышу её бодрый голос, а губы предательски дрожат. — Давай пока оставим всё как есть.

— Давай, — бросаю ей с обидой, отпуская руки. Не понимаю её.

Чёрт возьми, нихрена не понимаю.

— Я пойду, — разворачивается, а я её не держу.

Уходит, оставляя меня в полнейшем недоумении. Впервые в жизни в один момент лишаюсь боевого духа. Впервые за долгие годы дружбы жалею об этой дружбе.

Я не должен быть её другом, я должен быть её всем…

Длинный коридор измерен неторопливыми шагами. Запах больницы впитался в одежду и заставляет внутренности содрогаться. Обшарпанные стены и вовсе приводят в уныние. Влада нет, он уехал, как и обещал. А я уже полчаса не могу переступить ненавистный порог палаты. В ней лежит мой лучший друг. Спит, как говорят врачи. Умирает, как считаю я. А я ничем не могу ей помочь, и никто не может.

Ладно, хватит заниматься самобичеванием. Истязать я буду себя позже, в спортзале. А сейчас я открою чёртову дверь и войду в палату.

Дёргаю дверную ручку, применяя больше силы, чем требуется. Вваливаюсь стремительно, не давая себе шанса передумать. Глаза сразу находят её, и дыхание застревает где-то в горле.

— Привет, — говорю еле слышно, подходя к кровати и заглядывая девушке в лицо. Оно прекрасно, несмотря на болезненно белый цвет кожи. Такое умиротворённое, как будто действительно спит и видит прекрасные сны. И даже кислородная маска не портит её милое личико.

По соседству с кроватью стоит ветхий стул. Присаживаюсь, беру Миллу за руку, свободную от игл и датчиков. Она перемотана эластичным бинтом, предположу, что это травма, полученная во время аварии. Голова тоже всё ещё перемотана, но сейчас повязка меньше и выглядит не так устрашающе.

— Я тут… это… замещаю Влада, — говорю какой-то бред.

А вдруг она меня слышит? От этой мысли неуверенно ерзаю на стуле, пытаясь придумать, что сказать такого важного. Здравые мысли куда-то в один миг разлетелись и не формируются в слова.

— У меня к тебе серьезный разговор, Милк-Милк, — говорю после минутной паузы. — Я тут последнее время часто вспоминаю наше детство. И не только детство, — улыбаюсь, стараясь показать шуточный настрой. Будто может меня сейчас видеть. — Я много чего вспоминаю. Хотя я и не забывал тебя, — на этот раз я не шучу. — Хотел забыть, потому что ты больше мне не принадлежишь. Но помнил. Все эти годы я помнил каждый миг, что провёл с тобой, — тяжело вздыхаю, сжимаю её ладонь, надеясь на то, что она слушает. — Знаешь, Милк, я всё ещё люблю тебя. И всё ещё не знаю, почему ты ушла. Но на этот раз я так просто не отпущу тебя. Ты очнешься и всё мне объяснишь. Хорошо? Я подожду столько, сколько потребуется.

Сейчас, держа её хрупкую ручку в своей руке, ощущаю себя полнейшим кретином. Не потому что говорю с человеком, который, вероятно, меня не слышит. Просто когда-то, вот также держа её за руку, не задумывался, что могу в одночасье потерять.

Сейчас она так близко и так далеко.

Семь лет назад

Милла

…Сегодня Паша уедет. Мой лучший друг, который в один миг перестал быть просто другом, исчезнет из моей жизни. Всю неделю избегала его, как последняя трусиха. Не ходила вечером на тренировки, не звонила ему в течение дня. Да и он мне не звонил. Вчера прислал короткое сообщение, что его поезд отправляется в девять вечера. То есть через сорок минут. А я сижу в своей комнате, нервно грызу ногти и не знаю, что мне с этим делать.

В универе спросила о переводе, и это возможно. Но подача и одобрение документов требует времени. Я могла бы приехать к Пашке позже, когда всё улажу, но он не звонил мне неделю. Я решила, что он сам уже передумал и не хочет меня тащить в новую жизнь. Это к лучшему. Всё это к лучшему! Ну не суждено нам быть вместе. Баба Валя предупредила меня, а я всё никак это не приму. А теперь сама судьба нас разводит. Паша будет очень далеко и совсем скоро меня забудет.

Из-за горькой утраты по лицу бегут непрошеные слёзы. Они, в конечном счёте, приносят облегчение. Я оплакиваю всё то, чего никогда не будет. О чём мечтала, но никогда не надеялась. Я оплакиваю нашу дружбу, а когда глаза высыхают и больше не остаётся сил плакать, решительно встаю.

Я поеду на вокзал и попрощаюсь с Пашей. Я должна его отпустить и не давать больше шансов на то, что будем вместе. Он должен двигаться дальше.

Выбегаю из дома, наспех кутаясь в кофту. До станции далеко, на своих двоих не успею. Несусь на автобусную остановку, вглядываюсь в номера подходящих к ней пазиков. Запрыгиваю в тот, что едет на вокзал, и нервно посматриваю на время. У меня ещё двадцать минут. Успею, должна успеть. Ох, водитель, миленький, поехали уже.

Водитель как специально не торопится, продолжая обилечивать всех тех, кто только что зашёл внутрь. Гневно смотрит на меня, и только тогда понимаю, чего он ждёт.

— Вот, возьмите, пожалуйста, — поспешно протягиваю ему деньги. Получаю билет и остаюсь стоять рядом с дверью. Задняя часть маршрутки наполовину пустая, но я не могу сейчас сидеть. Напряжение от того, что опаздываю, не даёт расслабиться. До синевы в пальцах сжимаю поручень, когда маршрутка, наконец, трогается и набирает скорость. Пассажиры недовольно фыркают, когда на каждой остановке, приходится меня обходить. Я не обращаю внимания и как завороженная смотрю вперёд в лобовое стекло.

На часах без пяти девять, когда буквально выпрыгиваю из автобуса. Вокзал у нас небольшой, всего три платформы. Бегу в здание, во всегда глаза ищу на табло нужную, ту, с которой уходит сейчас поезд. Но этого не требуется, потому что механический голос гремит и отражается от высоких стен, оповещая меня, куда бежать.

Словно на марафоне, перепрыгивая через ступеньки, выбегаю на вторую платформу и вижу поезд на первом пути. Двери, слава богу, ещё открыты, но платформа кажется пустой. Нет ни провожающих, ни тех, кто уезжает. Поезд кажется бесконечным, пока бегу вдоль него к самому хвосту. Вдалеке маячит силуэт. Один, словно мираж посреди пустынного пути. Это Пашка! Он ждёт меня! Ноги подкашиваются от осознания того, что сейчас будет. Он уедет, а я его отпущу.

— Ты всё-таки пришла!? — кричит мой друг, когда до него остаётся ещё несколько метров.

А я, руководствуясь какими-то непонятными чувствами, не сбавляя скорости, приближаюсь и падаю в его объятия. Впитываю в себя взгляд его добрых серо-зеленых глаз. Под ладонями ощущаю крепкие мускулистые плечи. Льну всей грудью к его груди и припадаю губами к его губам. Не отдаю отчёта своим действиям и возможности передумать тоже не даю. Паша реагирует мгновенно. Теснее обнимает моё тело, подчиняет мой рот своему. Целует так, что не хватает воздуха. И, растворяясь в нём, на секунду забываю, где мы находимся.

Механический голос оповещает нас о скоротечности времени. О том, что осталась всего минута.

— Прости меня, — шепчу другу, с тоской отстраняясь от его губ. — Прости, что не приходила и не звонила всю неделю.

— Это не важно, — с горечью говорит мне Пашка, — главное, что сейчас ты здесь. Ты приедешь ко мне?

— Приеду, — говорю твердо, чего сама от себя не ожидала.

— Когда?

— Скоро, — на секунду, лишь на секунду допускаю, что такое возможно. В голове зреет план, как всё это можно провернуть. Подать документы, устроиться на практику в новом месте, жить в общежитие. Да что угодно, лишь бы быть с ним.

— Я буду тебя ждать, — говорит с напором парень, разглядывая моё лицо.

— Я приеду, — вновь обещаю и снова целую его. На этот раз трепетно нежно и как будто в последний раз. Вместо слов, поцелуй говорит, что мы прощаемся.