Похищение Прозерпины(Рассказы гроссмейстера) - Котов Александр Александрович. Страница 32

— Почему сорвется? Никакой войны не будет, — успокаивал португалец.

— Сколько бед принесли мне эти войны! В первую потерял родину, вторая помешала туда вернуться.

Ничего, доктор, все будет в порядке. Пойдемте лучше погуляем.

Стояла тихая, безветренная погода, гигантские листья пальм бросали на землю недвижимые тени. Океан дремал, серебристо-желтый отблеск луны разрезал на две части его бескрайное полированное зеркало.

Алехин успокоился. Под влиянием красоты чудесного вечера он размечтался и делился своими планами, надеждами, опасениями.

— Как вы думаете, Люпи, захочет Ботвинник играть со мной матч именно в Москве? А почему бы и нет — это же ведь его дом… Неужели я все-таки попаду в Москву? Даже не верится. Знаете, я поставил обязательным условием приезд в Москву за три месяца до начала матча. Нужно все осмотреть: дом, где родился, гимназию. А может, и не найдешь — там все перестроили, говорят, сломали. Потом съезжу в Петроград, я же там звание гроссмейстера получил. Может быть, даже успею в Сибири побывать. Вам трудно себе представить, что такое Сибирь. Сплошные леса и морозы. Вот у вас уже весна, тепло, а там морозы до сорока градусов. Но как хорошо! Скорее бы, не терпится! Я теперь понимаю Куприна. Русский писатель Куприн. Да, да, именно он написал «Марабу». Так вот, когда он собирался возвращаться из Парижа в Москву, то говорил в нетерпении: «Если поезд не пойдет, я по шпалам пешком доберусь до Москвы». Я его понимаю — дом, родина…

— А у вас родные в Москве есть? — спросил Люпи.

— Нет, все померли. Брат Алексей до войны, сестра Варвара недавно.

— А знакомые?

— У, много! Придут смотреть. Как я хочу именно в Москве сыграть хорошо!

— А что с подготовкой?

— Работаю каждый день. По нескольку часов. Кстати, хорошо, что напомнили. Мне пора. Спасибо, что приехали, а то бы я не смог заниматься.

— Может быть, выпьем по рюмочке? — предложил Люпи.

— Нет, с этим покончено! Только после матча… Простите, что потревожил вас, Люпи.

— Ну что вы! До свидания, доктор.

— До свидания, Люпи. Завтра обязательно приходите. Поедем в агентство. Нужно уже думать о билетах в Москву.

Портье, заметно, изменившийся в последнее время, с улыбкой встретил Алехина.

— Ваш ужин в номере, доктор, — сообщил он, подавая ключ.

— Спасибо. Запишите, пожалуйста, чтобы меня не беспокоили до десяти утра. Знаете, хочу немного поработать, — как бы извиняясь, сообщил Алехин.

— О, конечно, конечно! Все будет сделано, я передам сменщику. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Было уже поздно, в коридорах стояла тишина. По мягкой ковровой дорожке Алехин прошел к своему номеру, открыл дверь и на миг замер на месте. В раскрытое окно номера ворвался широкий сноп лунного света, вдали внизу сияла чудная панорама приморского курорта.

Алехин забыл про занятия и долго стоял у окна. В задумчивости он медленно переводил взор с желтого диска луны на безграничную гладь океана, с таинственных теней густого парка на белеющие в лунном свете узорчатые здания. Вдруг память перенесла его в другую лунную ночь, с искристыми бликами санного следа, с зеленоватым морозным венцом вокруг круглого диска луны. Родные картины вызвали в груди щемящее чувство радости. Вот через людную Смоленскую площадь с трудом пробирается трамвай, его звонки едва перекрывают крики торговок и говор покупателей. А рядом Плотников переулок, низкий дом, уютный садик с большим старым дубом. Слышатся веселые голоса Варвары, ее подруг, И чего они шумят, не дают до конца рассчитать все варианты!..

А это что такое? Величественная гостиница «Москва» и рядом палатки торгашей. Ах да, ты просто перепутал старое с новым! Палатки — это же было давно, теперь их уже нет, ты же об этом сам читал в газетах. А там Колонный зал. Сотни пионеров в красных галстуках, с задорными лицами тянут для автографов книжки, тетради, блокноты. «Только не давайте сеансов против московских пионеров, — слышит Алехин голос Эйве. — Это очень опасно, побьют!» А вот и сияющая лестница Колонного зала. Стройный, в вечернем строгом костюме, он медленно шагает вверх со ступеньки на ступеньку, а по сторонам сотни любителей шахмат тянут к нему руки, улыбаются, кричат: «Браво русскому чемпиону мира! Да здравствует товарищ Алехин! Товарищу Алехину ура!» И он, растроганный, еле успевает кланяться по сторонам. Вот оно, долгожданное признание, миг истинного счастья! Поклоны, поклоны, рукопожатия — как много у него друзей, как много родных, близких людей…

И все исчезло. Вновь окно, лунный свет и океан вдали.

— Размечтался. Хватит, пора заниматься! — вслух произнес Алехин. Решительно захлопнул окно, зажег свет и задернул занавески. Из сказочного мира он сразу перенесся в знакомый и уже изрядно надоевший мир гостиничного уюта. В комнате было свежо. Не снимая пальто, Алехин подвинул к столу подставку для чемодана, поставил на нее раскрытый ящичек с шахматными фигурками.

«Чем бы сегодня заняться? — подумал он, садясь в кресло. — Посмотрю-ка французскую, вариант с жертвами пешек очень рискован. Ботвинник его отлично знает».

Вдруг сильная, сперва тупая, потом острая боль прорезала левую половину груди. Какая-то безжалостная рука схватила сердце и медленно, но с каждой секундой все сильнее сжимала его. Подобные схватки случались и раньше, но на этот раз приступ был особенно болезненным. «Что такое!? — испуганно спросил себя Алехин. — А вдруг?! — мелькнула в голове страшная мысль. Он замер в кресле, боясь сделать малейшее движение. Боль не проходила; наоборот, она все более усиливалась. — Что это — конец? Нет!» — закричал Алехин, но не услышал своего голоса. И никто его не услышал, ибо кругом царила безответная тишина. Он был один, совсем один, помощи ждать было неоткуда.

Через мгновенье Алехин вдруг почувствовал, что ему стало удивительно легко. Боль ушла куда-то далеко-далеко, и он дышал теперь совершенно свободно. Перед ним явились знакомые картины детства; потом толпа аргентинцев несла его на руках, мягкие ласковые пальцы Нади касались его лица. Алехин вспомнил, что перед умирающим в последний миг проходит вся его жизнь, и понял, что это смерть. «Всегда говорил: „Хочу умереть непобежденным“, вот и осуществилось», — мелькнула мысль в угасающем сознании.

Гибкие пальцы судорожно схватили с шахматной доски белого короля. Может быть, это была отчаянная попытка найти спасение, возможно, это означало всего лишь желание сделать последний ход. Жизнь уходила из леденеющей руки, она медленно опустилась сначала на стол, потом сползла на подлокотник кресла и, бессильная, упала вниз. Цепенеющие пальцы не могли больше удерживать полированную деревянную фигурку, и она со стуком покатилась на пол.

Шахматный король упал.