Двенадцать отважных - Вигдорова Фрида Абрамовна. Страница 24

Работа шла очень медленно еще и потому, что вход в пещеру должен быть неширок, и лопаты ребят мешали друг другу. Даже двоим и то работать рядом было нелегко.

Кроме того, рыть пещеру приходилось в полной тайне. Но покровчане и на улицу-то без крайней надобности не показывались, а фашисты, может, потому и с обыском к Носаковым долго не приходили, что не любили окраин. А тут — глубокий, сумеречный овраг. Словом, ребята чувствовали себя здесь полными хозяевами. Но однажды, только было взялись они за работу, смотрят — по берегу реки идет Степанида, жена полицая Сидоренко. Ребята побросали лопаты, ведра в кусты спрятали и стали с криком гоняться друг за другом, словно играли в догонялки. Потом из осторожности они на два дня сделали перерыв — вдруг пройдоха Степанида что-то заподозрила, — и снова за работу.

За несколько дней им все же удалось вырыть довольно большое углубление, его уже могло хватить для дежурки. Только для дежурки! А до остального было еще очень далеко.

ПИСТОЛЕТ

Когда в селе раздавались пальба и треск мотоциклов, жители знали: это квартирьеры, значит через полчаса, через час войдет какая-нибудь вражеская часть. К квартирьерам обычно рысцой бежал Сидоренко. Ребята не раз слышали, как он говорил немецким солдатам «ваше благородие» — слова, которые были им известны только из книг да из фильмов.

Гитлеровцы ходили по хатам, выбирая помещения получше. Они останавливались то в одних домах, то в других. Но в школе неизменно устраивали конюшню.

Село затихало. «Каковы-то будут эти? Надолго ли они?» — гадали сельчане.

Володя Лагер шел к Погребнякам, когда в село неожиданно въехали мотоциклисты. Володя увидел, что один из мотоциклов мчится на него. Он свернул в сторону, однако фашист, сделав поворот, снова направил мотоцикл на него.

Володя подбежал к забору, прижался к нему, и немец опять навел мотоцикл на него и только в последнюю секунду отвернул мотоцикл и погнал по середине улицы. Володя успел заметить, что мотоциклист смеется. Он, видимо, развлекался.

«А что, если бы на моем месте был какой-нибудь старый дед?» — подумал Володя.

На этот раз в село прибыла немецкая батарея. Грузовики с солдатами тащили за собою полевые пушки, которые кивали на ухабах своими стволами в брезентовых чехлах. На улице сразу стало очень шумно. Слышалась чужая речь и чужой смех.

Едва войдя во двор, Володя Лагер увидел, что дома неладно. На крыльце стояли сапоги, чужие и блестящие.

Мать торопливо вышла к нему навстречу. Она и мигала ему и махала рукой, словно хотела, чтобы он сейчас же ушел. Володя остановился в нерешительности.

— Чш-ш-ш! — сказала мать. — У нас ихний главный спит.

До сих пор в их доме еще ни разу не останавливались фашисты. Володя вошел в хату. Ему казалось, что все должно сразу стать совсем по-другому. Однако ничего как будто не изменилось. Та же широкая, недавно беленная печь, те же фотографии на стенах, окруженные бумажными розами, в углу стеклянная горка с давно знакомыми графинами и кружками, тот же стол, который он изрезал как-то кухонным ножом и получил за это по затылку. Те же лавки. И все-таки все здесь стало чужим и враждебным.

На столе стояла большая консервная банка, сверкавшая яркими красками. Стояла так нахально, словно она теперь хозяйка в этом доме. Появился какой-то чужой запах. И, наконец, за перегородкой кто-то сильно дышал.

Володя заглянул туда. На высокой кровати родителей спал грузный и лысый человек. Лица его не было видно. Володя вернулся на крыльцо. Мать крошила картофель в чугунок.

— Много их? — спросил Володя ее шепотом.

Вместо ответа она подняла глаза и поглядела на улицу.

— Еще денщик, — сказала она вполголоса. — Пошел, видно, кур искать.

Володя вернулся в хату. Ему не давал покоя револьвер, висевший на узком ремешке, зацепленном за шарик кровати. Он снова зашел за перегородку. Ярко-желтая кобура висела у самого лица офицера.

Вдруг он почувствовал, что в комнате очень тихо, и в этой тишине невыносимо звонко стучат ходики и очень громко дышит немец. И так же громко бьется его, Володино, сердце, что с ним никак нельзя подходить близко к спящему.

А ярко-желтая кобура висела совсем близко, до нее ничего не стоило дотронуться. Но дотронуться было страшно, казалось, от одного прикосновения к ней все взлетит на воздух.

Все-таки Володя тронул кобуру, и в тот же миг офицер приподнялся и плюхнулся на спину. Прошептал что-то. Вздохнул. Но не проснулся.

С бешено бьющимся сердцем Володя стоял и ждал, что будет дальше. А затем, стараясь не думать о том, что делает и что может из всего этого получиться, он отвел кобуру подальше от постели, отстегнул на ней тугую кнопку и вынул невиданно блестящий вороненый пистолет. Немец не просыпался.

Теперь Володя боялся уже не так сильно. Ему даже пришла в голову новая мысль. Он достал в сенцах из угла свой деревянный самопал, вернулся за перегородку и засунул его в пустую кобуру. Застегнуть кнопку не решился, она щелкнула бы слишком громко.

Володя залез на сеновал, не помня себя от волнения, счастья и гордости. Сверкающий, новенький автоматический пистолет тяжело лежал у него в руках. Еще совсем недавно он был безмерно горд оттого, что в сарае у него мокнет в керосине разобранный на части ржавый маузер, который он нашел в степи. А теперь в распоряжении их отряда будет новый автоматический пистолет с восемью патронами в обойме.

Быстро стемнело, стало холодно. Володя зарылся в сено, которое щекотало его жесткими травами и, как всегда, немного дурманило своим запахом. Спать он не мог. Он думал о том, как явится к ребятам, которые на рассвете должны собраться в дальней степной балке.

О том же думал он и утром, когда бежал задами к речке. «Я немного опоздаю, — думал он, — они меня станут ругать, спросят, почему опоздал. А я скажу — занят был». От холодной росы стыли босые ноги. Володя спустился к речке, пробираясь сквозь серые заросли ивняка. Солнце еще не всходило, речка казалась сизой, и по ней брел туман. Володя ступил на круглые и скользкие от росы мостки. «Или я скажу так, — думал он. — Да, между прочим, я добыл одну штуковину. И даже бровью не поведу. Как? Откуда?! Да ничего особенного, взял у одного фрица».

Он бежал по степи, трясясь от холода и придерживая рукой на животе под рубахой тяжелый пистолет.

Володя и вправду немного опоздал, все уже были в сборе. Только Вася почему-то еще не пришел. Это было обидно, показать пистолет без Васи — значило бы потерять половину удовольствия. Между тем Лена, как всегда, первая учуяла, что с ним произошло нечто необыкновенное.

— Ребята, с Володей что-то случилось, — говорила она в волнении. — Я же вижу! Я же вижу, как он на всех поглядывает!

Ребята обступили Володю.

— Давай выкладывай, — повелительно сказал Борис.

— Да что выкладывать? — стараясь сдержать улыбку, неудержимо расползавшуюся по лицу, ответил Володя. — Если хотите, вот, пожалуйста…

И он вынул из-за пазухи пистолет. Ребята смотрели как завороженные. В довершение всего воздух вдруг дрогнул, брызнул свет, и все кругом стало розовым, и сами они стали розовыми. Это взошло солнце. В первых лучах его пистолет так и засверкал.

— Вот это да! — сказал Борис. — Вальтер. И совсем новенький.

Лена прыгала, ребята галдели и смеялись. Торопясь и путаясь, Володя рассказал свою историю. Восторгам и удивлению не было конца.

— Это еще не все, — продолжал Володя. — Вы думаете, я немцу ничего взамен не оставил? Как можно! Я запихнул ему в кобуру свой самопал!

— Послушайте! — закричала Лена. — Послушайте! Он захочет в кого-нибудь выстрелить, потянется за револьвером, а там, а там…

— А там деревяшка! — перебил Толя. — Ну, молодец!

Ребята стонали от смеха. Но Володя Лагер уже не смеялся — он смотрел на Бориса. А Борис был мрачнее тучи. И внезапно наступила тишина.

— Да ты понимаешь, что ты сделал? — тихо спросил Борис. Володя молчал.