Искушение (СИ) - Комарова Инна Даниловна. Страница 22

— Я же говорю, мы едем на ярмарку. Карета подана.

— И чего я там не видела? Тысячу раз с мужем ездили. Нет, я останусь дома. А ты поезжай, душа моя, — обратилась ко мне Софья Гавриловна. — Получишь представление о петербургских ярмарках. — Не обижайтесь, любезный Прохор Петрович. Как-нибудь в другой раз, — извинялась она перед Федотовым.

— Не печальтесь, ма шер, ваше желание для меня свято. — Федотов подошёл и поцеловал княгине руку.

Я посмотрела на вялую тётушку, затем на Прохора Петровича. Его взгляд застыл в ожидании. После концерта прониклась к нему доверием и благодарными чувствами. Мы дышали в унисон, очень удивилась этому факту, но промолчала.

— Хорошо, поеду с вами, — согласилась я, глядя на него. Федотов обнадёженно заулыбался. Мне показалось, что большому выигрышу на скачках наш опекун не обрадовался бы так, как моему согласию. Его мгновенная реакция о многом говорила. — Несколько минут, и буду готова.

— Не торопитесь, время есть.

Раздолье душе русской

Разудалая, разноликая, разноголосая, шумная, говорливая ярмарка поглотила меня и закрутила в своём водовороте. Народное гуляние шло своим чередом, мы застали его в самом разгаре. Казалось, бесконечные ряды с обилием вкуснейших сладостей и угощением на любой вкус тянулись от начала площади и по всему периметру ярмарки, возбуждая у посетителей неистребимое желание непременно отведать вкусности у каждой лавки.

Фургончики с клоунами, иллюзионистами, цирковыми артистами пользовались неизменным успехом у зевак. Странствующие комедианты-скоморохи вносили в атмосферу ярмарки оживление, весёлость, ликование, развлечение, утеху и отраду. Удовольствие получали все от мала до велика. Какое раздолье для души. Чего здесь только не было! Глаза разбегались.

Бабушка рассказывала, что в период масленичной недели на ярмарку прибывали балаганчики, в которых шли представления, развлекая скучающих и зазевавшихся ярморочных посетителей. На подмостках можно было услышать не только шутки-прибаутки, народные песни, но и увидеть театральные постановки. Кочующие артисты на ярмарках выступали на временных подмостках. У балаганчиков имелись владельцы. По оформлению и убранству каждого из них посетитель судил о скупости либо щедрости его хозяина.

Но и это не всё. Для маленьких посетителей шли представления вертепа. Все истории вызывали интерес, улыбку, их простота и мораль были доходчивыми и развлекали детвору. Многие полюбили весёлого Петрушку. Нередко цирковые артисты привозили забавных медвежат. Они танцевали под музыку гармошки, крутились вокруг своей оси и при этом громко ревели. Порой выступления медведей заметно отличались, в них можно было уловить пародии на людей — миниатюрные сценки из жизни, от которых народ обхохатывался, держась за животы.

Я отвлеклась, рассматривая акварельные картины, которые демонстрировали приехавшие на ярмарку молодые художники.

— Нина Андреевна, взгляните, — позвал меня Прохор Петрович. Обернулась и увидела, как в центре площади по столбу карабкался молодой крепкий крестьянин.

— А что он там делает? — спросила у Прохора Петровича.

— Это старинная деревенская традиция, позволяющая парням привлечь внимание девиц-красавиц. Видите, на самом верху подвешены новые сапоги — награда смельчакам. Соревнующийся юноша двух зайцев убивает одновременно.

— И что, девицы-красавицы на это обращают внимание? — заинтересовано спросила у Федотова.

— Представьте, обращают. Юноша демонстрирует свою силу, волю, смелость, смекалку, сноровку. С таким можно хоть на край света, не подведёт.

— Какой своеобразный метод ухаживания.

— У деревенских отношения складываются, следуя народным традициям и воспитанию.

— Мы далеки от них, их жизнь полнокровнее и веселее, — подметила я и загрустила.

— Вы правы.

Шумная ярмарка — совершенно изолированный островок всеобщей радости, оторванный от той жизни Петербурга, которая напоминала кипящий котёл. Здесь и намёка не было на политические баталии, распри, ссоры, сплетни, недомолвки, закулисные игры. В суете и праздничности ярмарки забывалось о несчастных, больных, страждущих, которым так недоставало тепла, внимания и реальной помощи.

Мы оставляли за собой одни ряды за другими, останавливались у лавок, я примеряла роскошные расписные платки с бахромой. Любовалась красочными подносами и глиняной посудой, искусно расписанной народными умельцами. Любо-дорого держать в руках изящный пузатенький горшочек для запекания мяса или картофеля в печи, не выдержала и купила на память. Прохор Петрович был в ударе. Он себя почувствовал молодым, счастливым лишь оттого, что я поехала с ним, видел, как на глазах оживаю, как улучшается моё настроение, и это обстоятельство вдохновляло его.

Атмосфера ярмарки кого угодно могла зажечь, увлечь и увести за собой. Мастеровые приехали со всех концов губернии показать, на что способны золотые руки трудолюбивого человека. В одной лавке умелец подарил мне шкатулочку с удивительной инкрустацией и надписью: «Для тех, кто еще не любил, но в ком живёт мечта».

— Барышня, это вам на память.

Я открыла свой ридикюль, украшенный красивой вышивкой, и поспешно достала деньги. Когда-то этот атрибут женского туалета мне подарила матушка, и я с ним никогда не расставалась.

— Что вы, я куплю. Вот, возьмите, пожалуйста.

Он жестом показал мне, что деньги не возьмёт.

— Поверьте, я не стану богаче от одной проданной шкатулки, а приятное вам сделаю. Вот увидите, она принесёт вам счастье.

— Благодарю вас. — Я смотрела в глаза чужому человеку, и вдруг нагрянули детские вспоминания, во мне проснулась прежняя Нина Ларская. — Не сердитесь, я тоже хочу подарить вам кое-что на память, — сняла с груди цепочку, на которой висел очаровательный ключик. Естественно, предметы были выполнены из золота высшей пробы. Других украшений я не носила.

— Что вы, барышня, — отмахнулся мастер, — я не могу принять такой дорогой подарок.

— Берите, вам говорю. Когда я была маленькой, мне бабушка надела и наказала: «Девочка моя, когда на твоём пути встретится человек с чистым сердцем и щедрою душой, подари ему на удачу этот ключик». Вы тот человек, о котором говорила бабушка. С этого дня ключик будет открывать все двери в вашей жизни, денежки сами постучатся к вам и благословение Господне спустится с небес. Берите, носите и не снимайте. Отныне это ваш оберег. Никогда хворать не будете.

Умелец склонил голову передо мной, положив открытую ладонь на грудь.

— Дозвольте поцеловать вам руку, сударыня, вы тронули моё сердце, — попросил он. Слёзы застыли в глазах — так он расчувствовался. Я приблизилась к умельцу и обняла. Мы стояли вот так, обнявшись, два совершенно чужих человека. А внутренний голос мне подсказывал, что нет, он по духу мне ближе, чем некоторые представители знати. И неудивительно. В нашей семье не делали разницы между дворянами и крестьянами. Я играла и дружила с детьми наших работников как с равными.

— Сударыня, могу ли я узнать ваше имя? — спросил меня Иван.

— Княжна Нина Андреевна Ларская, будем знакомы.

— Мне очень приятно, поверьте. С этого дня буду молиться и благодарить Бога, что ниспослал вас во спасение души.

— Благодарю. Как звать вас, друг мой?

— Иван Доронин.

— Ваня, вот мы и познакомились. Скажите, вы грамоте обучены?

— Как же. Обучены мы.

— Вот вам бумага и карандаш, пишите, где живёте. Выпадет оказия — навещу вас. — Я вырвала из блокнота лист и протянула Ивану.

— Милости просим. — Умелец записал адрес. — Деревня наша недалеко от города. Из Петербурга доедете по железной дороге, а от станции городской к нам можно и на телеге добраться, — растолковывал мне мастер.

— Не заботьтесь об этом, разберёмся на месте.

— А это от меня детям на конфеты. — Прохор Петрович вложил в руку мастера купюру.

— Что вы, барин, не надо.

— Берите и считайте, что Бог послал. Сегодня — день чудес.

Иван отбил челом до земли.