Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 17
Тут бодро подковылял упомянутый Альвард, обмахиваясь листком пергамента:
— Вот, закончил, едва чернила просохли, можно запечатать и отправлять…
Наткнулся взглядом на викингов, опустил глаза. Хаген сказал:
— Отрадно видеть, что учёный муж снова в деле. Здорово помог нам твой сын. Быть может, из поросёнка вырастет ещё достойный человек.
— А. Это. Ну ты тоже не хворай, викинг, и счастья тебе на пути, — пробубнил Альвард.
Сельмунд пробежал письмо глазами, свернул его и запечатал. Вернул Альварду:
— Отправь с пустельгой в Северную четверть, — и пояснил викингам, словно оправдываясь, — там осталась королевская родня. Потомки тамошнего ярла и Мэвы, сестры Хорсе Весёлого. Они рода конунгов, пусть и по женской стороне, пусть пришлют кого-нибудь. Сидеть на троне.
— А ты сам отчего не сядешь? — удивился Хродгар.
— А зачем оно мне надо? — подмигнул Сельмунд косым глазом.
Хродгар задумчиво поскрёб затылок.
— Я перестаю тебя понимать, герре Сельмунд, — проговорил молодой вождь. — Зачем ты повелел нам убить ребёнка? Чем малец тебе помешал? Я бы понял, если бы ты сам хотел сесть на престол, но… Полагаешь, ты не справился бы с юным королевичем? Не смог бы его перевоспитать, а позже избавиться? Верно ли я думаю, что ты боялся его мести?
Сельмунд отвернулся. И тихо произнёс:
— Я не самый храбрый из мужей, это так. Я мало боюсь простых смертных, и живых, и неживых, но я боюсь не простых смертных. Не знаю, следует ли вам знать о том, но… Эрнгард дворецкий сослужил мне последнюю службу. Были у него подозрения, что мальчишка не так прост. Кольгрим — сын ведьмы. В жилах его — кровь, отравленная чарами. Когда умирает ведьма, её сила — вам это ведомо — переходит ученику или ближайшему из родичей. Малец и так мог бы вырасти сильным колдуном, но по смерти матери… Видрир Синий предупредил меня. Перепуганное дитя, чья душа искалечена колдовством… То, что устраивала Хейдис, показалось бы милой шалостью. Не мне было бы удержать бурю конца времён.
Хродгар бросил взгляд на Хагена. Тот стоял, как каменный столб.
Тут подал голос Лейф:
— Сдаётся, ты переплатил нам, сын Сигмунда. Здесь три тысячи!
— Отчего такая щедрость? — усмехнулся Хродгар.
— Не моё, не жалко, — двинул плечами Сельмунд, — это не мои деньги, а те, что вам посулила моя покойная, безвременно ушедшая супруга. Но, Хродгар хёвдинг, на то, что было обещано в придачу, с моей стороны даже не рассчитывай.
— Невелико горе, — засмеялся тот, — барсучьи окорока я люблю тушёными в сметане.
На том и распрощались.
— Эй, Хаген Альварсон! — окликнул юношу Сельмунд. — Спасибо тебе.
Сын Альвара придержал кобылу, обернулся. Недоумённо взглянул на правителя.
— Ты знаешь, за что, — добавил тот.
— Пустяки, — бросил Хаген с прохладной усмешкой, — на что ещё чужаки нужны?
Из города ехали скоро, рысью, иногда переходя в галоп. На северо-запад, по берегу Колль-реки. Не оглядываясь. Лишь когда солнце переместилось на юго-восток и всадники увидели свои тени перед собой, а Гримсаль окончательно скрылся за перелесками, сбавили шаг.
Первым ехал, как положено, Хродгар хёвдинг. Справа от него — Хаген, слева — чародей. Его плащ вернул свой исконный алый цвет. Позади ехали земляки-линсейцы. Бьярки задремал в седле, Лейф молча курил. Сундучок с добычей он держал спереди, в намертво зашитой торбе. Посреди поезда ехал Торкель, обнимая Эрну, посадив её перед собой. Девушка сладко спала под действием маковой настойки и сонных чар. Рану на сердце Хравен ей заштопал, вычистил боль воспоминаний, оставив лишь саму память о случившемся. По другому Эрну было бы не спасти. На туго перевязанной груди виднелось лишь крохотное красное пятнышко. Лейф пошутил, что, мол, нескоро тебе ещё мять эти дивные плоды. Все засмеялись, а Торкель даже не огрызнулся. Выдавил кислую улыбку.
Поравнявшись с передними седоками, Волчонок тихо сказал Хагену:
— Знаешь, я там тебе наговорил…
— Молчи уж, лоботряс, — посоветовал Лемминг, — а то муха в рот залетит.
Торкель молча кивнул и отъехал назад.
Сам же Хаген спросил чародея:
— Так что ж это выходит, братец-ворон, ты у нас неуязвимый? Бессмертный, что ли?
— Какое там, — поморщился Хравен, надвигая тирольку на самые глаза. — Сразить меня вполне возможно, хотя и не так просто, как думал этот благородный недоносок Тивар. Но признаюсь вам, друзья, то не моя заслуга. Чёрная Школа. Её тьма живёт во мне до сих пор. И будет жить, пока не сожрёт меня изнутри.
— И что тогда? — спросил Хаген.
— Тогда вам лучше оказаться от меня как можно дальше, — безразличным голосом проговорил чародей. И добавил, — впрочем, этот час наступит ещё нескоро. Но скажи теперь ты, братец-лемминг: каково это было, убить дитя?
Хаген пожал плечами. Хорошего ответа у него не было. Дал, какой нашёл:
— Всегда приятно убить плохого правителя, и тем приятнее, что он не успел вырасти.
— С чего ты взял, что он стал бы непременно плохим правителем? — нахмурился вождь. — Тебе старики милее детей?
— Ну, во-первых, — усмехнулся Хаген криво, — малец многовато видел. Во-вторых, он пошёл в своего отца и деда, а не в прадеда и в дядю, это очевидно, и никаким воспитанием того не изменить. Уж поверь, кровь предков — великая сила. Не твоего ли отца кровь толкнула тебя самого на подвиги, на дорогу чайки? В-третьих, плевать я хотел на королевского щенка, но Альвард Учёный снискал моё уважение давным-давно, и, почитай мы мудрость больше доблести, быть может, и жили бы иначе. Потому его жизнь и здоровье мне важнее жизни и здоровья королевича. В-четвертых, мне и на Альварда глубоко наплевать, если честно. Просто так уж стали тэфли на нашем поле. Нам ещё здорово повезло!
— Сдаётся мне, ты не всё говоришь, — заметил Хравен.
— Ну да, давайте поговорим, что у кого на душе, — язвительно бросил Лемминг.
— А ты, дружище, хуже прикидываешься бездушным, чем тебе того хотелось бы, — сказал Тур.
— Так, стало быть? — Хаген изогнул бровь, глядя в лицо Хравена, наблюдая, как плавится под солнцем его вечный лёд. — Ладно, вот вам моя пятая причина. Видите ли, я сам был таким, как этот Кольгрим сын Тивара. В этом ребёнке я узнал себя. Я себе не понравился. И я убил себя. А на предсмертное проклятие Хейдис мне и подавно плевать. Довольно ль вам этого?
Друзья кивнули. Молча. Тогда Хаген обратился к Хродгару:
— А ты, могучий наш предводитель, и в самом деле подумывал отказаться от дела за три тысячи? Не устоял бы перед чарами Фрейи Коллинга? Повертел бы мачтой в её «старухе»?
— Поверь, Хаген, — не устоял бы, — признался Хродгар, — кабы не твои слова. Каждый из нас в этом походе узнал о себе что-то новое, неведомое досель.
— У меня будет к тебе просьба, хёвдинг, — холодно усмехнулся Хаген, — выдай щедрый подзатыльник Халльдору Холодный Ветер, коль мы его встретим. Я тебе напомню.
— Что так? — осклабился вождь.
— Это ведь он направил нас в Гримсаль. Ещё в Седерсфьорде, где мы распрощались. Я так понимаю, что Золотой Совет решил не пачкаться, а устранить эту Хейдис нашими руками.
— Тогда нам стоит его поблагодарить, а не угощать подзатыльниками, — заметил Хравен. — И что с того, что он нас подставил? Это была хорошая игра!
Хродгар и Хаген переглянулись. «Игра!» — фыркнул вождь в усы.
«Хорошая, но — не-игра», — подумал Хаген. А вслух спросил:
— Ты не шутил насчёт того, чтобы вернуться в Гримсаль?
— Этот Сельмунд кажется хорошим хозяином, — пожал плечами Тур, — он откормит для нас кабана по имени Гримсаль. А потом мы его съедим. Коли будем живы… Но — к делу, други ратные! Крак сказал, ему нужно отвезти один груз, а потом он станет ждать нас в Хлордвике. Оттуда — в Скёлльгард. У нас будут и люди, и корабли! И, коли повезёт, Арнульф Седой.
— Ну, тогда — в Хлордвик, — усмехнулся Хаген, пуская Сметанку в галоп.
Прядь 6: Последний полёт орла