Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 11

— Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого, отпускаю тебе грехи. Аминь.

— Спасибо, преподобный, — поклонилась девушка. И спросила, — а что теперь с ними будет?

— Всё в Божьей деснице, — уклончиво отвечал престур [31], — но вот что я должен знать, дитя моё: кому ты ещё об этом говорила?

— Ни душе, святой отец, — Кудряшка честно захлопала ресничками.

— Точно ли это? Смотри же, не говори и дальше, пока я не разрешу. Так ты сможешь помочь всем наилучшим образом, в том числе — и этим несчастным грешникам. Иди с Богом.

Вот настал праздник Вентракема. Люди в Сторборге готовились к попойке и гуляниям, принарядились и выкатили бочки свежего эля. При дворе короля суетились слуги, выметали сор, мыли полы, скоблили столы, оттирали сажу, кололи дрова, возились на кухне. Музыканты настраивали арфы, скрипки и волынки, скальды мерялись кённингами, гости слонялись по замку и обменивались новостями. Хельга со своими эскмэй [32], придворными девами, прихорашивалась к свадьбе. Альдо беседовал с Фроди Скальдом о поэзии. А Карл Финнгуссон, улучив момент, взял под локоток фюрста Хельмута и, проникновенно глядя ему в глаза, прошептал:

— Я всё знаю о вашей маленькой авентюре.

— Не понимаю, о чём ты, святой отец, — холодно процедил Хельмут.

— Ложь есть великий грех, — пожурил его Карл, — как и жадность. Но если кто-то пожертвует золото на здешний храм Святого Нильса, Господь будет милосерд. Что такое какая-то сотня гульденов для такого человека, как ты, герре Хельмут?

— Наслышан я о тебе, Карл Финнгуссон, — Хельмут с отвращением сбросил руку проповедника, — о твоей алчности, о твоих выходках и о твоей жажде власти. Потому, как сказал Йон Спаситель Дьяволу в пустыне: отойди от меня, искуситель.

— Помилуй тебя Господь, сын мой, — сокрушённо покачал головой преподобный.

А вечером по всему городу зажгли огни. Люди толпой валили к открытому святилищу старых богов за свадебным поездом: и язычники, и крещёные иониты. Всем было любопытно, всем хотелось поглядеть на молодых да погулять на свадьбе. Подворье капища было уставлено столами со снедью и бочками пива. Невесту везли на колеснице, скрыв прелестное личико под шёлковой накидкой, а жених уже ждал возле резных храмовых столбов. Встречал свиту невесты сам Сигвальд годи в рогатом шлеме и в шкуре вепря:

— Что за деву везут ныне в Альхёрг?

— Везут белорукую Фрейра невесту, — чинно отвечал возница, — Хельгу Красавицу, дочь кольцедарителя! Здесь ли жених? Готов ли выкуп?

— Здесь жених, Альдо ван Брекке, — отвечал Сигвальд, — и выкуп готов: сотня гульденов червонного злата! Кто примет выкуп? Кто вручит невесту?

— Я мунд возьму и невесту вручу, — выступил Арнкель конунг в белом наряде и алом плаще.

— Кто ты таков и какого ты роду? — грозно спросил годи.

— Отец я невесты, — молвил тот, — зовусь я Арнкетиль, сын я Арнгрима и Арнкеля внук! Славен мой род меж людьми Вестандира, и слышали обо мне в землях далёких. Предки мои сели здесь королями, властвую здесь по закону и праву! Дочерь моя королевского роду. А ты кто, жених?

— Альдо зовусь меж сынами людскими, — поклонился фюрст, — не рода я асов, не рода я ванов и альвам не родич, но всё же я прибыл сюда из-за моря за тем, что обещано.

— Быть посему! — провозгласил годи.

Затем жрец принял у жениха увесистый мешок и с поклоном передал конунгу. Тот встряхнул мошной: монеты зазвенели, толпа отозвалась восторженным криком. Арнкель подал руку дочери, ссадил её с колесницы и подвёл к Альдо:

— Вот я вручаю тебе руку моей дочери, а сердце её, думается, и так уже твоё.

И отвернулся: смахнуть скупую слезу.

Тут торжественно заиграли вистлы и волынки, Сигвальд годи повёл молодых к алтарю Фрейра и Фрейи, где их ждали священный перстень клятвы да хрустальная чаша тёмного пива, хмельного, сладкого и горького, как сама супружеская любовь. Помощник жреца поднёс каменный молот — осенить новобрачных, чтобы богиня Вар услышала и подтвердила их клятвы.

Сигвальд по обычаю сказал:

— Прежде чем Альдо и Хельга скажут клятвы и выпьют из кубка судьбы, надобно выяснить, нет ли какой причины, чтобы им не заключить союз. Если кто-нибудь из тех, кто здесь собрался, знает такую причину, пусть скажет немедля, или же молчит до гибели мира!

Над Боргасфьордом легла такая тишина, что был слышен прибой, и даже неугомонные морские птицы молчали. Два удара отмерило сердце Альдо, пока не раздался недобрый звук.

— Кхе-кхе, — многозначительно сказал Карл престур.

— Да, крестовый жрец? — поднял голову Сигвальд. — Тебе есть что сказать?

— О да, добрые люди, — вышел вперёд преподобный Кристофер, — и не только мне.

С этими словами Хельмут ван Шлоссе начал тихо пробираться к выходу.

— Сей добрый юноша — явно не тот, за кого себя выдаёт, — начал престур, — ибо я бывал при дворе в Хальстере, и там никто о нём не слышал. Впрочем, это было давно, и всё могло измениться. Но скажите мне, добрые люди, как может человек ходить по морю зимой, когда бушуют бураны и мёрзнут прибрежные воды? Как может человек подолгу скрываться зимою в горах? Да, ведомы случаи, когда изгнанникам удавалось долго жить на пустошах, но чтобы при этом сохранить благопристойный внешний вид, да ещё и баловать любимую дорогими подарками — воистину, тут не обошлось без колдовства.

Тут Хельга нахмурилась под вуалью, ибо часто задавалась она подобными вопросами, но почитала их до поры делом пустячным. Альдо же словно окаменел, и дорого ему стоило не выказать тревоги. Сигвальд годи спросил:

— Что же тут такого, пусть жених и колдун? Я знаю многих чародеев, и не все они паскудные мерзавцы, в отличие от вашей ионитской братии. Да и где доказательства? Кто свидетель?

— Есть у меня и свидетель, — улыбнулся Карл, — пусть выйдет сюда йомфру [33] Аннэ-Марика и расскажет, что видела.

Тогда вышла Тордис Кудряшка, которая нынче утром помогала Хельге делать причёску, поклялась на кольце и на кресте говорить правду, и молвила застенчиво:

— Не проклинайте меня, добрые люди, за недостойное дело, ведь я люблю нашу Хельгу и хотела ей только добра! Как-то я пошла за ней по берегу фьорда и в горы, и увидела, что в пещере, на входе, её встретил этот юноша, Альдо ван Брекке. Ну, потом… гхм…

— Смелее, дитя моё, — ободрил девушку престур, — тут нечего стесняться.

— Я… я сидела в зарослях можжевельника, пока Хельга не поехала назад. А Альдо провожал её. Потом он исчез. Я поднялась за ним. В пещере было плохо видно, но мне показалось, что он коснулся лица и как бы сменил облик. Потом он отодвинул камень в скале и исчез за ним. Там был потайной ход, но я не могла его открыть. Это всё, что я видела…

— Да что ты брешешь, как последняя сука! — вскричала Хельга, сорвала пышный головной убор и швырнула в лицо Тордис. — Никто тебя не хочет, вот ты и оговорила нас!

— А не ты ли, Хельга Красавица, хвастала перед нами новыми подарками от своего милого? — язвительно спросила Гудрун дочь Фроди. — Тут каждая это подтвердит!

— Так ли это? — сурово спросил Сигвальд годи свою дочь Катлу.

— Да, это так, — кивнула та, а с ней и прочие служанки.

— Кто ж ты таков, Альдо ван Брекке? — нахмурился Арнкель конунг.

— Я говорил уже, — бесстрастно молвил юноша, стоя навытяжку перед сотнями глаз, — и нет охоты повторять до десять раз. А ты, проповедник, испытай меня, коли можешь!

— Воистину, нет ничего проще, — с этими словами преподобный осенил Альдо крестом, окропил святой водой из фляги и произнёс нараспев, — во имя Отца, и Сына, и Духа Святого, во имя Господа Нашего Йона Распятого, именем ратей небесных, именем Святого Никласа, и Святого Мартена, и Святого Йорга, и пророка Хелье, и архонта Микаэля, — изыди, языческое колдовство, сгиньте, чары, прочь отсюда, злые духи, и да помогут нам боги старые и новые! Властью, данной мне свыше, совлекаю покровы: явись же в истинном облике, гость подземельный!