Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 57

Кьярваль Хёкульброк опустил глаза.

Пока шли к выходу в хольд, Хаген негромко спросил:

— А откуда ты вообще узнал про эти тайники?

— Раз на Йолль я пил с Гейрмундом Змеиное Око, великим чародеем и наставником нашего Халльдора, — сообщил Арнульф таким голосом, словно попойка с многознающим волшебником для него дело обыденное, — он и рассказал. А когда я угодил в плен, то вспомнилась мне эта история. Решил проверить, не солгал ли мудрый рунотворец… Ага, мы на месте.

Просунул в щель между створками копейный наконечник, зацепил, поддел и отвалил.

— Бьярки, готов? Держи секиру! Ну, да помогут нам асы — ХЭЙ-ЙЯ!!!

Эйнарсон был неподражаем. Он порвал на себе рубаху, рычал и плевался, размахивал секирой и колотил себя по голове. Тёмно-русая копна волос пришла в движение и потешно вздыбилась. Его рыку вторили женские визги да изумлённая грязная брань. Следом выскочили Слагфид и Хравен. Охотник стрелял на звук, как и обещал. То, что под ливень перьев битвы могли попасть женщины и дети, его не занимало. Колдун же снял плащ, развернул его, точно знамя, и подбросил, выкрикивая заклинания. Ткань заструилась над головами, стремительно увеличиваясь в размерах и меняя цвет. Алое стало тёмно-серым — и накрыло зал. Стража, слуги, члены Эрборгенрада и их близкие перепуганно вопили, носились без толку, спотыкались и падали во мгле. Звучали приказы и призывы, просьбы и мольбы. Кто-то поминал богов. Кто-то звал маму тонким голосом. Кто-то ругался. Но всё больше было тех, кто кричал от боли.

— Что глазеете, быстрее! — воскликнул Хравен, прерывая заклинание. — Скоро хверфинг рассеется, я долго не продержусь… — и снова завёл свою жуткую гортанную песнь без слов.

Для ватаги Арнульфа морок был не помехой — так, утренний туман над болотом. Торкель и Хаген бросились к воротам, Кьярваль с мечом в одной руке и копьём в другой отбивался от слишком настырных стражников и собак, а Лони прикрывал его со спины. Вышибли замок, отбросили засов, распахнули тяжёлые створки…

— Всё, Хравен, подавай знак! — махнул рукой Арнульф.

Чародей хлопнул в ладони и исчез. Мгла рассеялась, сменилась привычной вечерней плетёнкой огня и теней. Над головой Хагена пролетел здоровенный ворон, задев висок крылом.

А ужас в глазах эрвингардцев сменился яростью. Пелена спала, и стало видно, что первый ярус башни выстелили трупами не какие-то чудовища и тролли, а кучка разбойников. Из которых один — старик, один — слюнявый полудурок, один в дурацких клетчатых штанах, двое — сопливые щенки, и ещё один — лучник.

А лучников, как известно, никто не любит.

Особенно — чужих.

— Пе-пе-пе-сец, — по слогам проговорил Слагфид.

Бьярки всё не унимался: неистово рубил, что под руку попадёт, извергал рёв и пену, не замечая, что превратился в отличную цель. В него тут же метнули копьё, топор, кочергу и с десяток стрел. Однако это мало ему повредило: железо отскочило от берсерка со знакомым звоном.

— Он что —???.. — Арнульф не договорил. Хаген и Торкель слитно кивнули.

А Бьярки Эйнарсон замер на миг, шумно дыша и раздувая ноздри, поводил головой, нехорошо улыбнулся — и над морем смертной плоти взметнулся серо-красный вихрь. В распахнутые ворота уже бежали люди Орма, Бьёлана и Ньёрун. Хаген, Торкель, Слагфид, Лони и Кьярваль присоединились к ним, вышибая двери, очищая от защитников верхние ярусы.

Арнульф же Седой просто любовался и хлопал в ладони.

Морской король смеялся до слёз и не мог остановиться.

Выдумка Орма сработала. Стражи западного округа бросились на приманку в виде трёх силачей-бородачей с секирами и безбородого силача Хродгара — тоже с секирой. Рагнвальд, Лейкнир, Утред и Хродгар сломали несколько копий, раскололи пару щитов и побежали назад, громко вопя и делая вид, что очень испугались. В спины им метали копья и стрелы, но каждый их них забросил за спину щит, и это им не повредило. Хродгар, правда, получил стрелу в зад, но неглубоко и скорее досадно, чем опасно.

Так они трижды набегали и отбегали, словно волны на берег, а на четвёртый раз их решили догнать и проучить. Утред и Рагнвальд обзывали стражей разными нехорошими словами, и это лишь сильнее распалило их гнев. Но ливень копий из тёмного переулка их остудил. А мечи и секиры Орма и прочих довершили дело.

Тут херсир западного округа затрубил, призывая войско, развернул ряды двумя крыльями, а между них поставил клин и сам стал во главе. Из бойниц хольда и окон Радсаллира посыпались стрелы и дротики. Люди Орма сомкнулись кругом, подняли над головами да по бокам щиты и приготовились умереть. Утред проворчал:

— Ну, Белый! Дунь уже в рог, что ли? Ждёшь, пока распахнутся злачёные врата Вельхалля?

Орм смерил его надменным взглядом и холодно рассмеялся:

— Полагаешь, мне требуется твой совет?

И не дунул.

Лишь когда крылья ополчения сомкнулись над дубовым курганом, а клюв вонзился в плоть многоголового зверя, круша щиты, племянник Сигурда ярла подал знак: длинный гудок, два коротких и снова — длинный. Тогда же разгорелась крыша зала советов. Дым повалил из окон и дверей, пылающие балки валились вниз. Левое крыло дрогнуло: обломки крыши чертили в ночном небе пламенные руны, падали на людей, словно огненные ястребы на куропаток. А через миг в спины защитникам города ударили викинги Бьёлана и скъяльд-мэйяр. Силы сровнялись, а затем сражение превратилось в бестолковое побоище.

Тогда же пали Гильс Арфист и Лейкнир Ледник. На Гильса уронили ночной горшок. Музыкант рухнул с пробитым черепом. А Лейкнир сподобился зарубить херсира западной четверти, но тут же получил мечом по голове. Однако он не просто так носил своё прозвище: стоял до последнего, хладнокровный, сражался обеими руками, иссечённый мечами, исколотый копьями, изрубленный топорами. Не проронил ни звука. Знал Арнульф Седой, кого брать в поход! Остановил Ледника лишь удар тяжёлого копья-брюнтвера в броню рёбер. Лейкнир последний раз взмахнул секирой, обрубил древко, вытащил остриё из груди и сказал с ледяным спокойствием:

— Да, они нынче в моде, эти гранёные наконечники!

А потом рухнул навзничь и ничего больше не говорил.

Следом за ним пали Дрогвар Хмурый и Рати Копчёный. И на этом кончился тот бой. Но продолжался штурм цитадели: над головой Орма захлопали крылья, огромный ворон опустился ему на руку и раскрыл клюв. На ладонь Белому упала золотая монета здешней чеканки.

Орм Эриксон горько усмехнулся, подбросил птицу в воздух и затрубил наступление.

Фрости Сказитель не пошёл со всеми. Он сидел над телом Гильса и пытался отмыть его лицо от нечистот из горшка. Словно не видел, что череп арфиста расколот, что кровь, грязь и мозги тут повсюду, куда ни глянь, что вода во фляге давно кончилась, и что музыканту теперь нет особого дела до того, понравится ли он девицам. Фрости закрыл глаза павшему. Прошептал:

— Похоже на то, что тебе больше не придётся ласкать струны арфы и собирать серебро на пирах, а мне не придётся тебе завидовать, давний мой друг и вечный соперник…

Бьярки лежал под стеной и бредил. Неподвижно глядел в одну точку, бормотал какую-то песенку про трёх сестёр и хромого коня, бледный и потный. Его мелко трясло время от времени. Лейф принёс воды, окатил земляка, чтобы смыть кровь и грязь, а Хаген стянул с одного из мёртвых городских советников меховую накидку и бросил недужащему на полуголое тело:

— Берсерк оброс-таки медвежьей шерстью. К зиме!

— Да ну, гусю в жопу! — проворчал Стурле. — Снова его на руках носить, одоробло такое…

— Тебе полезно, — бросил Торкель угрюмо, — заодно мышцы нарастишь и жирок сгонишь.

— Оба будете за ним приглядывать, — решил Хродгар, которого младшие дружинники негласно признали за своего вожака.

— Нет, — качнул головой подошедший Арнульф, — Торкеля в этом деле заменит сын Лейфа Чёрного: думается мне, он хорошо позаботится о земляке. Волчонок — неплохой мечеборец, и ему следует оттачивать умение в боях. Тебе же, Хродгар, следует уяснить, что мало проку ставить волка сторожить жареный медвежий окорок…