На узкой тропе(Повесть) - Кислов Константин Андреевич. Страница 3

— Да-а, ничего не понимаю. Или он очень болен, или… Его надо отвезти в Коканд, — озабоченно сказал доктор. — Там его посмотрят специалисты, невропатологи.

САИДКА

Проучившись три зимы, мальчишка бросил школу. Как ни старался Джура Насырович посадить Саидку за парту — ничего не получалось. Да и как могло получиться? Отец Саидки, по прозвищу Муслим-дивона [3], нигде не работал, ходил от кишлака к кишлаку и жил подаяниями. В своем кишлаке он появлялся обязательно увешанный пустыми консервными банками, высушенными тыквочками, пучками конских волос, бормоча несусветную чушь. Саидку отец заставлял исполнять роль поводыря, что не могло не наложить отпечатка на характер мальчика. Держался он обособленно, а если встречался с ребятами — старался обойти стороной и никогда первым не ввязывался в разговоры, а тем более в игры. Больше всех он боялся Иргаша, его слов, пропитанных горечью.

— Эх, ты… В музей тебя посадить надо вместе с отцом и с жестянками…

Когда доктор Мирзакул осматривал на окраине кишлака Душанбу, Саидка сидел на крыше своей кибитки и все видел. Никто не заметил тогда Саидку. А он, прижавшись к дымоходу, внимательно следил за тем, что происходило внизу. И как только услышал приговор доктора отвезти Душанбу в Коканд, неслышно соскользнул с крыши и юркнул в кибитку.

…На рассвете Федя Звонков, у которого заболела мать, погнал в стадо корову и встретился с Саидкой. Тот, завернувшись в рваный халат, пробирался вдоль полуразрушенного дувала.

— Эй, куда нос навострил?! — крикнул Федя.

Саидка, состроив рожу, исчез за дувалом. Федю такое поведение Саидки не удивило, однако он заинтересовался, что же будет дальше. Беспечно помахивая хворостиной, Федя свернул за угол и стал наблюдать за проломом в дувале, где укрылся Саидка. Долго ждать не пришлось. Сперва появилась засаленная тюбетейка, потом настороженные Саидкины глаза. Не увидев Феди, Саидка вышел из укрытия.

— Ясно, — прошептал Федя. — Скрывается… А почему? Меня испугался? Я никогда пальцем его не трогал. Надо проследить, почему он скрывается.

В дорожной, пока еще не горячей пыли купалась парочка хохлатых удодов. Федя обошел их стороной — так хотелось понаблюдать за осторожными птицами, но Саидка, миновав последнюю кибитку, свернул на тропу, которая вела в поле. На чумазом лице его трепетала улыбка. Чему он радовался? Может быть, тому, что удалось обмануть Федю? Тропа шла по краю сухого арыка. Это было хорошо: заросли черной полыни скрывали Федю. Так они прошли километра два. Саидка поднялся на бугор, поглядел по сторонам и, свистнув, чтобы спугнуть любопытных сусликов, направился к кишлаку Павульган, который начинался сразу за тутовой рощей. Федя прибавил шагу. Он решил срезать дорогу напрямик и сократить разделявшее их расстояние. Но Саидка, как только подошел к первому домику, оглянулся и ловко вскочил на дувал, а с него — вниз.

— Обманул! — растерянно произнес Федя. — Наверное, заметил… Вот беда! Ищи теперь его по чужим дворам…

Федя хотел уже повернуть домой, но услышал громкий разговор за дувалом, куда спрыгнул Саидка. Отыскав в глиняной стене щель, он припал к ней глазами и увидел айван, где сидели, о чем-то разговаривая, две старые женщины. Третья возилась возле тандыра, подкидывая в его дымящуюся пасть сухую гузапаю. Но где же Саидка? Пройдя несколько шагов вдоль дувала, Федя опять отыскал трещину и увидел Саидку. Под старой урючиной, на кошме, сидел старик в черном халате, а подле него — Саидка! Рябое лицо старика с редкой, словно выщипанной бородкой было красным и рыхлым. Он слушал Саидку, что-то жуя и покачивая головой. Рядом с массивной фигурой старика Саидка казался мышонком, попавшим коту в лапы. Федя не мог расслышать, о чем говорил Саидка — он говорил шепотом, а когда голос Саидки звучал сильнее, старик обрывал его повелительным жестом. Саидка почтительно кланялся и говорил тише. Затем старик поднялся с кошмы. Ухватив за плечо Саидку, он сунул ему в руки горсть кишмиша и кусок лепешки.

— Поешь и ложись отдыхать, — сказал он хрипловатым басом. — Ты рано поднялся, сын мой, и заслужил, чтобы хорошо отдохнуть. А потом… Потом мы с тобой будем читать святой коран. Всегда помни: нет лучше книги той, которую сотворил пророк…

Это все, что услышал Федя. Проводив Саидку в дом, старик вернулся, прилег на кошму. Федя посидел немного в раздумье и пошел домой: ему больше нечего было здесь делать.

РАССКАЗ СТАРОГО БОЙЦА

На бахче в эти дни было скучно. Никто не появлялся, а Тургунбай-ата привык, что возле него всегда были люди, и не просто люди — собеседники. Он даже перестал ловить перепелов и слушать их незатейливые песенки. Перестал готовить для себя пищу и жил одним лишь кок-чаем и черствыми лепешками. Из ума не выходил тот голый человек, которого ребята назвали Душанбой. Откуда он появился здесь, вблизи бахчи? Что привело его сюда? И тот ли он, за кого принял его старик под горячую руку? Все это очень беспокоило старика. Как и в тревожную пору басмачества, он теперь не расставался с ружьем. Бродил по бахче, словно кого-то выслеживал.

— Ох-хо, слава всевышнему, хоть одного поймали и то хорошо, — вслух рассуждал старик, поглядывая по сторонам. — А он, конечно, не просто так заявился сюда…

А когда, наконец, пришли на бахчу ребята и принесли свежие продукты, старый Тургунбай забросал мальчишек вопросами, будто не встречался с ними целый месяц.

— Как поживает ваш косматый шайтан?.. А что говорит учитель? Неужели и он ничего не знает?.. А еще таких вам не случалось встречать? Вы уж не обманывайте меня, честно скажите. Хорошо ли вы обыскали то место, где нашли Душанбу? Теперь надо смотреть в оба глаза, это уж я знаю…

Ответы ребят не успокоили старика.

— Все у вас — нет да нет, ничего не знаете. А в разведчики собираетесь… Какие из вас джигиты получатся, если вы поверху глядите, — ворчал Тургунбай-ата, унося в шалаш узел с едой.

— Не будем же мы врать, — сказал Иргаш. — Говорим правду — не знаем. Учитель ничего не сказал нам.

— Потом, наверно, скажет, — заметил Роман.

— «Потом, потом», — сердился Тургунбай-ата. — Кот ловит мышей, когда они из нор вылезают, а не потом. Чтобы не опоздать, надо наперед все знать.

Дедушка отломил кусочек лепешки и неторопливо стал жевать, о чем-то думая. Мальчишки уселись под навесом. Хмурились. Плохо принял их дед. Переменился. Все ему неладно, все нехорошо.

— Тогда вы почему-то смеялись, дедушка, помните? А сейчас сердитесь — зачем так? — спросил Иргаш.

— Это верно, внучек, смеялся, — согласился Тургунбай-ата. Он дожевал лепешку, стряхнул с бороды крошки и сказал: — Старое вспомнил. Тогда тоже косматые были, только они не прятались в тугаях, а бродили по кишлакам, по базарам шатались и морочили головы честным людям.

— Расскажите, дедушка, — попросил Федя.

— О-о, это были очень плохие люди, дети мои. Нехорошие люди, — начал дедушка Тургунбай, разминая в пальцах душистую травинку. — Против Советской власти шли.

— Против Советской власти?! — Иргаш даже поднялся, а глаза его округлились от удивления.

— Конечно, против народа шли. Разве это люди? Они недостойны называться людьми…

«А Душанба?..» — подумал Иргаш, вопросительно поглядев на своих товарищей.

Глаза дедушки Тургунбая были полузакрыты, глядели как бы в себя, в пережитое, в тайники памяти.

— Кому первому пришла эта дурь в голову — не знаю, — тихо продолжал он. — Много прошло времени. На моем ружье тогда еще не было ржавчины и никто не называл меня аксакалом. И вас еще не было на свете… И вот в наших местах появились «волосатые шайтаны».

— А что такое «волосатые шайтаны?» — перебил Иргаш.

— Как тебе объяснить? То ли дервиши, то ли монахи… Одним словом, косматые баламуты… Бродили по кишлакам и призывали народ верить только им. Болтали, что они наследники самого пророка Мухаммеда. А все остальные правоверные недостойны и заикаться о пророке. Ну, болтать все можно, а особенно им — они вроде как не в своем уме. Это уж я сам видел, как они бесновались и орали не хуже моего старого ишака. Толковали, будто и пророк Мухаммед был таким же бесноватым. Может быть, мы его не видали. Народ не доверял этим бездельникам. Зато басмачий курбаши Курасадхан пригрел их. Они были в большой чести у этого одноглазого дьявола. Предводитель косматых шайтанов Топивалды-ишан заделался советником курбаши, его духовным наставником. Тут они и показали себя, какие они есть наследники пророка! А занимались чем? Думаете, воспевали хвалу всевышнему? Как бы не так! Народ обманывали, в басмачи вербовали. Кто не шел — запугивали, отнимали жен и детей или убивали. А женщин — тех, несчастных, сжигали. Называли они себя хальфами, дервишами, которых благословил сам аллах, мюридами. Всяко называли. Грабили, убивали и все именем аллаха прикрывали. Убьет человека — аллах покарал, ограбит — так аллаху угодно. Особенно угодничал Курасадхану Ариф-ишан. Сильный был этот Ариф. Люди очень боялись его. Но всему бывает конец, сказка — хорошая или плохая — тоже кончается. Пришла в Ферганскую долину Красная Армия и разогнала басмачей. Топивалды-ишан присмирел. А Курасадхан слал из-за границы тайных гонцов к нему, требовал, чтобы его верные люди не прятали далеко оружия: оно скоро опять потребуется. А какие верные люди у басмачей могли быть? Баи, националисты, духовники, бандиты всякие. Чего они могли предложить народу? Бухарского эмира и кокандского хана. Только их и не хватало! Со старым народ покончил и за большевиками пошел. Судили врагов народной власти. Топивалды-ишана, Ариф-ишана и еще нескольких настоящих зверей расстреляли, а остальных «космачей» отпустили и сказали, чтобы занялись делом и не дурачились. Да они под конец, пожалуй, и сами разобрались, что с Курасадханом не по пути. Я был на суде. Долго он шел, много дней.