Путь к Небу (СИ) - Кащеев Денис. Страница 7

– Нет, – бросил лисенок. Затем уточнил: – Без меня – нет. За мной, Артур! – повторил он свой призыв и одним прыжком нырнул в темноту.

Торопливо подобрав с пола сломанный почтовый контейнер (кто знает, вдруг его еще удастся починить?) и «звездочку»-сюрикен (что добру зря пропадать?), я поспешил за ками.

Из черноты тайного хода мы вышли на берегу неширокого ручья. По обоим его берегам раскинулись поля спелой гречихи (название культуры подсказал мне полученный некогда от Миюки навык травника), на которых работали неписи-крестьяне в широких круглых соломенных шляпах. Прямо перед нами, у откоса, высились ворота-тории. Рамка их входа светилась красным – путь был закрыт. Видимо, пока закрыт.

– Есть всего одна локация, в которой враги наверняка не смогут тебя вычислить и достать, – принялся объяснять мой рыжий провожатый. – Туда даже мне без уважительной причины хода нет. Я перерегистрирую в ней твой аккаунт – под новым уникальным номером, но с сохранением всех навыков и достижений. Отдельный бонус, что тебе более не придется его оплачивать, и никто не сможет заблокировать к нему доступ. Рано или поздно все Проснувшиеся пытаются провернуть подобный фортель с перерегистрацией – правда, не у всех получается… Тории перенесут тебя в тамошнюю гостиницу – в твою новую личную комнату. Как окажешься в ней – можешь на время выйти из игры – оффлайн тебя, по-моему, уже заждались.

– Кто заждался? – не преминул спросить я.

– Не важно, – нетерпеливо отмахнулся от вопроса лисенок. – Сам увидишь. А пока слушай дальше. К Учителю тебя приведет карта. Прежде чем предстать пред ним – приведи в порядок каратэги, – ткнул он пушистым хвостом в направлении разреза от сюрикена на моем правом плече. – Хозяйка гостиницы охотно тебе с этим поможет. Далее…

Какое-то движение со стороны поля заставило нас обоих оглянуться: вдоль межи к тории приближались двое крестьян. Заметив, что я обратил на них внимание (ками, по идее, оставался невидим для посторонних), оба тут же склонились в низком поклоне. В порыве учтивости один из неписей даже сдернул с бритой макушки свою широкую шляпу – и вдруг, даже не разгибая спины, метнул ее в меня на манер игрушечной летающей тарелки – целя точно в грудь. Рефлекторно я дернулся в сторону, понимая уже, что уклониться толком не успею. Одновременно, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя лапками, мой спутник-лисенок рыжей стрелой взвился в воздух и попытался зубами перехватить необычный снаряд прямо в полете. Поймать не поймал, но с траектории сбил, и край шляпы, оказавшийся на поверку остро отточенным клинком, лишь царапнул меня по боку чуть выше пояса.

Вы получили ранение в бою!

Основной ущерб: – 5 очков Здоровья

Внимание: открыто легкое кровотечение.

Дополнительный ущерб: – 1 очко Здоровья в минуту в течение следующих 5 минут

– Беги, Артур! – тявкнул ками, сплевывая кровью на траву – отчаянный бросок на шляпу, похоже, не прошел для него даром. – Беги, тории открыты только для тебя!

Красная рамка ворот как раз сменилась светло-зеленой, и, не заставив зверька повторять приказ дважды, я прыгнул в нее – еще успев заметить, как, вращаясь, несется мне вслед шляпа второго крестьянина. 

5. Сэнсэй

Рейс из Баку приземлился в Москве уже под вечер.

На вылет я едва снова не опоздал — в медпункте меня промурыжили до упора: сделали перевязку, взяли кровь на анализ (зачем — непонятно, следы наркотиков, что ли, искали?), потом вдруг, якобы, куда-то потеряли мой немудреный багаж… В итоге, отпустили сразу, как только я подписал бумагу о том, что не имею никаких претензий ни к игровому клубу, ни к аэропорту, ни, кажется, к Азербайджанской Республике в целом. Нет, чтобы сразу прямо сказать, что им нужно — устроили, понимаешь, танцы с бубнами…

На борт аэрофлотовского «Суперджета» (именно такой достался мне билет) я поднялся последним из пассажиров и через три с половиной часа, в ходе которых предусмотрительно не сомкнул глаз — справедливости ради, спать мне ничуть и не хотелось — благополучно сошел по телетрапу под сень родного шереметьевского терминала Д.

Первым делом после посадки я снова попытался дозвониться до Миюки — просто на всякий случай, без особой уже надежды – и, ожидаемо не преуспев, набрал другой номер, на этот раз московский. Номер телефона Сэнсэя.

Почему именно его? Мне насущно требовалось с кем-то обсудить ситуацию, в которой я оказался, а лучшего собеседника в таком разговоре, чем Владимир Александрович, тренер, когда-то взявший меня в свою группу зашуганным девятилетним малявкой и в прямом смысле слова «выведший в люди и в мастера», мне было ни в жисть не сыскать.

Наверное, следует пояснить: рос я не позабыт-позаброшен, семья у меня имелась – пусть и не совсем такая, как могло бы мечтаться подростку. Мама умерла, когда я еще совсем мелким был, я ее практически и не помню, только по фотографиям и видеозаписям. До моего восьмилетия мы жили вдвоем с отцом, а потом он снова женился. Как я теперь понимаю, на более чем достойной женщине, изо всех сил постаравшейся стать для меня чем-то большим, чем просто мачехой. И если не все ей в этом плане удалось – львиная доля вины за то на мне, а вовсе не на ней. Новую супругу отца я не принял категорически, как позже не принял и их общую дочь Вику, появившуюся на свет где-то через год. Мой детский бунт был нелеп, но необорим, страдали от него все, и в первую очередь я сам. К счастью, именно в то время в мою жизнь вошло каратэ. Владимир Александрович, тренер, и помог мне примириться – сперва с самим собой, а потом и с семьей. Отношения дома постепенно нормализовались, и тем не менее при первой же возможности — в девятнадцать лет — начав подрабатывать в секции и получать какие-то деньги, я переселился в съемную квартиру, крохотную, напрочь «убитую», в добром получасе пути от метро, но отдельную, и пока вносится плата — только мою.

И со своими подростковыми, а после и с юношескими проблемами я всегда шел не к отцу и, тем более, не к Лидии Дмитриевне, мачехе (она же «Эта», она же «Лидка», она же «Дмитревна»), а к Сэнсэю.

– Да, Артур! – определился абонент у Владимира Александровича.

— Добрый вечер, Сэнсэй! — по-ребячески радостно выпалил я. — Я только что прилетел. Вы во Дворце?

В ходе тренировочного сезона -- с сентября по май – наши секции арендовали спортивные залы окрестных школ, но летом доступ туда был нам закрыт, и занятия переносились в помещение окружного Дворца Творчества Детей и Молодежи. С утра до вечера его полуподвал был в полном нашем распоряжении. Здесь даже татами было постелено, о чем в универсальных школьных залах, увы, приходилось только мечтать. Правда, мягкое, как мы его называли, «дзюдоистское» – но всяко лучше, чем никакого!

– Да, но через два часа убегаю, – последовал тем временем ответ на мой вопрос. – Ты вот прилетел, а я как раз улетаю. Как твое здоровье?

– О нем и хочу переговорить. Дождетесь меня? Я возьму такси – через час буду!

– Два часа я еще здесь, – повторил Сэнсэй. – Подъезжай.

– Постараюсь как можно быстрее! – заверил я.

Увы, «быстрее» не вышло. Сперва пришлось добрую четверть часа ждать начала выдачи багажа, потом мой баул выехал на ленту одним из последних, когда я уже почти решил, что его таки забыли в Баку. В довершение всего взятое мной на последние деньги такси застряло в невесть откуда взявшейся в субботу вечером на МКАДе пробке. В результате на высокое крыльцо Дворца я взлетел лишь минут за двадцать до обозначенного Сэнсэем крайнего срока. Разувшись (рука машинально попыталась засунуть снятые кроссовки за воображаемый пояс) и, как положено, поклонившись на входе, я бегом пронесся через зал. Кивнул на ходу Пашке Иванову, проводившему занятие с пятью-шестью синими и зелеными поясами, постучал в дверь тренерской и, не дожидаясь ответа, распахнул ее и шагнул через порог.

Владимир Александрович сидел за столом и что-то писал в толстом потрепанном журнале. Приблизившись, я замер, уронил на пол кроссовки, опустил туда же баул и приветствовал Сэнсэя поклоном-рэй. Оставив записи и поднявшись, тренер ответил на него и протянул мне руку: