Безальтернативная история (СИ) - "Шлифовальщик". Страница 11

— Скорее, штатный прорицатель, — противно улыбнулся Бурлаков. — Твоё будущее предсказываю, которое ты вполне можешь изменить.

С этого бы и начинал, подумал Виктор. Не поиздеваться же пришёл сюда целый начальник отдела.

— Выкладывай.

Карьерист Саша Бурлаков едва заметно улыбнулся.

— У меня есть работёнка для тебя…

— Эпохальным инспектором? — не удержался Виктор. — Ну, знаешь, за вашу зарплату…

— Инспектором я бы тебя хоть сейчас взял, — серьёзно заявил полковник. — Но дело у меня чуть другого касается. Ты решаешь эту проблемку, я устраиваю тебе условный срок.

— Гарантии?

Бурлаков усмехнулся:

— Ты детективы читал, Витя? Никаких гарантий, кроме моего честного слова! И выбора у тебя нет: или соглашайся, или отправляйся в Колымский санаторий на полный пансион с диетическим питанием.

— Ты судья, что ли, чтобы срок назначать?

— Это моя забота, как договориться с судом о твоей судьбе. Хотя, будь я фатумистом, я бы тебе вкатил судьбу Робинзона, чтобы не видеть подольше. Но, увы, мне сейчас нужна твоя помощь. Ты знаешь мемориум как свои пять пальцев, а у меня кадровый голод в отделе.

Когда собеседники перешли к делу, иронично-ёрнический тон беседы поменялся на деловой. Виктор даже забыл, где он находится, увлёкшись проблемой, изложенной полковником.

— Националисты, говоришь, расплодились?

— Именно. Особенно в советском периоде. Проходу от них нет: бритоголовые при Брежневе, русофилы при Сталине… Мемтуристы завалили жалобами, а начальство давит.

— За нарушение Исторической доктрины Российской Федерации? — догадался Холодов. — Где чёрным по белому сказано «не допускать в мемориуме проявлений национализма, расизма, шовинизма…»

— Если бы только это! — вздохнул Бурлаков. — Ещё и Мемконтроль Израиля постоянно претензии шлёт за антисемитизм: Ленин — еврей, Сталин — еврей, еврейские карательные эскадроны по мемориуму скачут…

Виктор рассмеялся:

— Насчёт Сталина чушь, это легко поправить. А Ленин, я слышал, сам был, вроде как…

— Да какой из Ленина еврей! — досадливо сморщился полковник. — Где ты видел рыжих евреев с голубыми глазами и калмыцкими скулами?

Бурлаков поднялся из-за стола и стал расхаживать по тесной комнате.

— Сталинская эпоха вообще одна из самых сложных, — пожаловался он. — А у нас там, как назло, диссонанс на диссонансе. Вначале был «Сталин готовился завоевать Европу — Сталин был не готов к войне». Ладно, консонировали. Сделали так, что Сталин готовился к наступательной войне, не знаю, есть такая или нет. Потом другой диссонанс возник: «комсомольцы жируют — в комсомол загоняют насильно». И с этим справились, консонировали так, что в комсомоле жирует только верхушка. Тут новый диссонанс — «При Сталине расстреливали за анекдот — публикации сатириков типа Зощенко, Булгакова и Ильфа с Петровым». И это консонировали: сделали так, что цензура запрещала эти вещи, но Сталин во время очередной пьянки лично разрешил. Тупо, конечно, но прокатило…

Полковник раздражённо вынул сигарету, прикурил от тлеющего окурка первой и усиленно задымил:

— А теперь националисты подгадили ещё одним диссонансом: «Сталин уничтожал евреев — Сталин сам был евреем». Как его консонировать прикажешь? Сам знаешь, что диссонансы ведут к хистпарадоксам и вызывают биение мемориума: появляются парадоксальные события, возникают неучтённые альтерны с антилогичными законами…

— Убрать националистов из мемориума, и пусть вождь продолжает евреев уничтожать, — предложил Виктор.

— Это и ослу понятно! Кто только убирать будет? У меня на сталинской эпохе самая большая текучка. Недавно инспектор сменился — перевели с эпохи Екатерины Второй. Привык он там в носу ковырять — никаких проблем!

— Не скажи. Был я в той эпохе как-то раз по молодости, один альт-документик добывал насчёт продажи Аляски. Там бедную Катю куча мемпутешественников одолевает. Одни хотят фаворитами заделаться, другие — отомстить за проданную Аляску. Им чихать, что не Катя продавала. И убивали её не одну сотню раз, поверь. Ты видел когда-нибудь убитых в мемориуме, которые по исторической логике должны продолжать жить? Они и живут и не живут одновременно. Мы их фениксоидами или неваляшками называем. Очень неприятное зрелище! Особенно неваляшки, которых много раз умертвляют…

Бурлаков прервал воспоминания Виктора:

— Да плевать на Катю! У меня другая проблема: через месяц мемориум должен посетить президент с командой. Он хочет пробежаться по советскому времени, увидеть величие Родины. Мне начальство задачу поставило — чтобы всё чисто было. Асфальт везде, российские флаги вместо красных, надписи «Слава КПСС» поудалять и всё такое. Забот по горло, тем более что нужно ещё отовсюду вычистить коммунистов.

— Как это? — удивился фатумист. — Там весь всё ими пропитано!

— То-то и оно! По последней редакции Исторической доктрины наша страна в советский период должна процветать без всяких коммунистов. А те должны ей только мешать цвести. Работы море! Скажем, Гагарин по Доктрине должен быть антикоммунистом и, к тому же, православным. Попробуй-ка, сделай! Поэтому мне совершенно некогда ещё и с националистами возиться!

Виктор рассмеялся:

— Похоже, команда президента сама вносит кучу диссонансов! СССР без коммунистов — как кино без попкорна! С прошлым президентом, помнится, меньше проблем было. Типичный либерал-западник, поэтому СССР для него — империя зла, где у власти злые коммуняки. Всё предельно ясно! А нынешний патриот, по-моему, сам внутренне диссонирует: и страна должна быть великой, и коммунисты плохие. Хоть бы определился!

— При либеральном президенте было ничуть не проще было, — возразил фатумисту Бурлаков. — В тогдашней Доктрине было сказано, что Сталин в тридцать седьмом уничтожил сто миллионов человек. Где мне было столько народу набрать для расстрелов? Если, не дай бог, расстреляют больше, чем физически возможно, то появятся отрицанцы, от которых мемтуристы шарахаются. Да и вообще не твоё это дело — президентов обсуждать, — спохватился он.

— За глаза и бога кроют, — пробурчал Виктор.

А полковник продолжил уже холодно-деловым тоном, каким он, наверное, давал указания подчинённым эпохальным инспекторам:

— Твоя задача — реальный срок не получить. И для этого нужно сильно-сильно постараться националистов вычистить из советского периода. А уж с коммунистами мы сами справимся. На всё просто рук не хватит. Сейчас я тебя оформляю, мы едем к нам в управление. Там сядешь у меня в кабинете, жалобы почитаешь от мемтуристов, от хистактёров. Их не так много. Потом вместе обговорим, каким образом будем дальше действовать. Думая, тебе придётся погружаться однозначно. Возможно даже в военное время.

— В сталинскую эпоху опасно погружаться… — почесал в затылке Виктор. — Тем более на фронт. Подкачка будет?

— Любая, — пообещал Бурлаков. — Противопулевая, противопыточная, силовая… Хистприборы сам скажешь, какие нужны будут, выдадим. Даже авторегулятор хистсжатия. Учти, что сейчас в войне действует не прежняя доктрина «трупами завалили», а новая, патриотическая — «победил простой мужик вопреки коммунистам».

Холодов впервые почувствовал преимущество госслужбы. Хоть и зарплаты мизерные, зато погружаться можно спокойно. Не из самодельной скрипучей мемкапсулы где-нибудь в подвале заброшенного дома, когда нужен напарник, стоящий на шухере. Да и на обвесе можно не экономить: хистприборы, подкачка… Всё за казённый счёт — красота! С таким оборудованием можно не только националистов найти, а хоть чёрта раздобыть и обреалить!

2

После ознакомления с документами сам собой появился первый пункт плана действий. Виктор решил найти в мемориуме некоего мемтуриста Твердынина и расспросить того об Игнатьеве, первой зацепке. В отделе регистрации ведётся запись разговоров любого мемпутешественника. К сожалению, видеорегистрацию назначают далеко не каждому. Впрочем, видео и не нужно — в мемориуме каждый волен цеплять на себя любую внешность. Видеозапись здорово бы помогла в другом — можно было выяснить, в каком месте проходил допрос Твердынина, погрузиться туда и вычислить Игнатьева, но, увы.