Горечь рассвета (СИ) - Манило Лина. Страница 11

Иду, стараясь аккуратно и бесшумно переступать через уродливые трещины в земле, пытаясь всеми силами выкинуть из головы, что произошло с этим миром по нашей, между прочим, вине. Иначе свихнусь, рухну на землю и буду рыдать до потери сознания. Но разве имею право расклеиваться?

Хорошо помню этот маршрут: налево Поле, прямо Город, где мне посчастливится оказаться, если буду идти, никуда не сворачивая. Я давно там не была, но чувствую, что ничего хорошего меня в итоге не ожидает.

Пройдя несколько сот метров, вдруг слышу какой-то шорох. Спина мгновенно покрывается липким потом, а в глазах темнеет как при панической атаке, что случались у меня в далёком детстве. Что за хрень? Нечему же шелестеть — здесь всё превратилось в пепел! Ноги мгновенно прирастают к земле, и я превращаюсь в одно из этих несчастных, покорёженных катастрофой деревьев — стараюсь мимикрировать изо всех сил, чтобы меня не заметил тот, кому я ни при каких условиях показываться на глаза не намерена. Во всяком случае, пока. Дыхание замирает, и я вся обращаюсь в слух. Шорох повторяется, чуть поворачиваю голову влево — там видна граница, отделяющая Лес от Поля. Что-то знакомое мерещится вдали, мозг лихорадочно принимается работать. Болотный оттенок нашей формы я не спутаю ни с каким другим, и именно его я сейчас вижу! В этом не может быть ни малейшего сомнения.

Срываюсь с места, наплевав на безопасность, и бегу со всех ног к источнику звука. По мере приближения всё больше уверена, что на границе найду кого-то из наших. А с другой стороны не может же быть всё так просто. Так не бывает. Во всяком случае, не в этой жизни и точно не со мной — везение и я понятия несовместимые.

А может там Айс? Запрещаю себе об этом думать, ибо моя любовь к нему — только моё дело, сейчас рефлексия о том, как могло бы быть, если бы не тысяча "но", только ухудшит положение. Правильно Генерал говорил: "Любовь делает вас слабее, заставляя чувствовать себя уязвимыми". Пусть Марта, будь она не ладна, забивает свою хорошенькую головку подобным дерьмом. А я, лично, выше этого.

Тряхнув головой так, что она чуть с плеч не слетает, продолжаю бежать. Осталось не больше сотни метров, и я уже могу различить, что это точно кто-то из наших! От радости сердце готово выпрыгнуть из груди. А, может быть, это обманка — мираж, который меня заставляют увидеть и поверить в то, что ещё могу спастись? Что имею на это право?

Но, наконец, достигаю цели. Глазам не могу поверить: это же Марта собственной персоной! Твою же мать! И надо было именно мне её увидеть, словно мне и так не достаёт проблем.

Если вы хотите знать моё мнение, то Марту я не выношу. Слишком уж она красивая. И ещё её любит Айс. Чем не повод для неприязни? По-моему, очень весомый.

Она меня, кажется, тоже недолюбливает. Но раньше мы старались как можно меньше пересекаться, ходить в разные походы, дежурить в несовпадающие между собой смены. Да мы даже палатки старались разместить в противоположных концах Леса! Нет, я рада, конечно, тому, что она выжила, но ведь были же и более достойные кандидаты.

Марта валяется на земле, как чучело в камуфляже. Волосы спутаны, лицо бледное и всё в поту. Я замедляю шаг и осторожно подхожу ближе. Она, кажется, без сознания, а её нога застряла в какой-то штуковине, по виду напоминающей капкан, только как-то уж очень хитро устроенной. Никогда раньше с такими не сталкивалась.

Марта без сознания. Ну, во всяком случае, мне хочется думать, что она просто вырубилась, обессилев, а не умерла.

— Марта, — тихо зову её в надежде, что услышит. Я не могу понять, что это был за звук, который привлек меня к ней. Может, померещилось? Даже если и так, это помогло её найти.

Она меня не слышит. Подхожу ещё ближе, присаживаюсь и дотрагиваюсь до плеча. Она такая маленькая и несчастная, хрупкая. Особенно сейчас, когда так беззащитна, она кажется совсем крошечной. Чёрные длинные волосы, предмет её гордости, спутались и превратились в паклю. Красивые глаза закрыты, и под ними кожа посинела до самых скул. Руки-веточки раскинуты в стороны, будто она хотела взлететь, но что-то помешало.

Я продолжаю её звать, стараясь все-таки не кричать, трясу за худые плечи, бью по бледным щекам. Сейчас мне совсем не важно, что было между нами в прошлом. Мне хочется, чтобы Марта жила, несмотря ни на что. Пытаюсь ощупать её застрявшую в этом странном приспособлении ногу и как только дотрагиваюсь до икры, Марта визжит, что тот поросенок. Вот не зря я её не выношу, истеричка чёртова.

— Блин, дура, не кричи! — ору с перепугу и затыкаю ей рот ладонью. — Нас же услышат! Совсем сдурела?

Марта в ужасе таращится по сторонам, безумно мотая головой. Она как будто не видит меня — наверное, шок играет свою роль.

— Это я — Ингрид — твоя заклятая подружка. Узнаешь меня? — шепчу на ухо, не отнимая руки.

Марта мычит и наконец, фокусирует на мне взгляд. Узнавание мелькает в глазах, и я чувствую, как постепенно расслабляется её тело. Прекрасные глаза (и почему у меня таких нет?) наполняются слезами. Надеюсь, это слёзы облегчения.

— Не будешь больше орать? — спрашиваю, а она кивает.

— Умница, — снова шепчу Марте на ухо, улыбаюсь как можно бодрее, словно не обмираю от страха, и отнимаю руку от её лица.

Марта не издаёт ни единого звука — лежит, уставившись на меня во все глаза. Я тоже молчу, глядя в сторону, не зная, куда деть дрожащие руки, что ощущаются чужими — неловкими, бестолковыми. Рядом с Мартой, я всегда чувствую себя паршиво — невозможно не комплексовать, когда видишь такую красоту. Совершенную.

— Ты? — по голосу чувствуется, что она удивлена. Её голос тихий и подавленный, как будто она уже за гранью.

— Я. — А что ещё сказать? Каков вопрос, таков и ответ. — Кого-то другого увидеть ожидала?

Она пропускает мою колкость мимо ушей — то ли не расслышала, то ли решила не связываться.

— Как ты тут оказалась? Я умерла? — Марта истерично всхлипывает и пытается пошевелиться. Неужели я так похожа на призрака? — Больно.

Смотрю на её ногу и не знаю, что делать. У меня нет ничего, что помогло бы вызволить ногу из капкана и от этого становится ещё хуже. Если ей не помочь, сама не справится, но как поступить — ума не приложу. Я неплохо разбираюсь в медицине и понимаю, что если не предпринять срочные меры — результат будет весьма плачевным. Только хватит ли моих знаний на этот раз? Спорный вопрос.

— Как тебя угораздило? Неужели нельзя было под ноги смотреть? Теперь что мне с тобой делать? — Я сержусь, потому что злость — моя естественная реакция на любое дерьмо, происходящее вокруг. Так уж я создана и другой вряд ли стану.

— Больно, — повторяет как заведённая, и слёзы текут по её лицу, прокладывая дорожки до самого подбородка.

— Не ной, подруга. Сейчас я что-нибудь придумаю. — Стараюсь казаться храброй, а сама сжимаюсь всем своим существом в панике. Потому что я не из тех, кто может что-нибудь придумать — мозгов не хватает. — Главное, понять, как с наименьшими потерями вытащить из ловушки несчастную ногу.

Я не боюсь крови, не боюсь причинять кому-то боль и совсем не сентиментальная. Такой меня сделала жизнь. Других такими сделал Генерал. Жалели ли они, что встретили его? Не знаю, но надеюсь, что хоть перед смертью смогли узнать правду.

Ладно, философствовать потом буду, сейчас нужно осмотреть её ногу.

— Только не ори, хорошо? — Мой голос дрожит от волнения и плохо скрываемой досады. — Надо тебе чем-то рот заткнуть.

Отличная идея, только чем? Тряпок у меня с собой нет, бинты мне на кляп переводить жалко — они могут ещё пригодиться, но ведь есть форма, а это в нашей теперешней ситуации одно и то же. Недолго думая, отрываю свой рукав, скатываю кусок ткани в клубок и даю Марте. Она непонимающе смотрит на меня своими огромными чёрными, словно июльская ночь глазами. Интересно, был ли кто-то, способный сопротивляться её чарам? Мне, во всяком случае, такие не встречались.

— Марта, твою мать, тебе, что мозги зажало, а не ногу? — шиплю словно змея. Мне хочется её стукнуть ровно между прекрасных глаз, чтобы вырубилась и не мешала своей тупостью. — В рот воткни и ори, сколько хочешь! Так нас хоть не услышат, дурья твоя башка.