Повесть о Тобольском воеводстве - Мартынов Леонид Николаевич. Страница 1

Леонид Мартынов

ПОВЕСТЬ О ТОБОЛЬСКОМ ВОЕВОДСТВЕ

I

ЯСТРЕБИНАЯ ОХОТА

режде чем говорить о ястребах, поговорим о геральдике. Геральдика достойная наука. Видели вы герб с изображением горностая, бегающего по зеленому полю? Это — герб старой Тары. И напоминает он о том, что тарские урманы когда-то были более богаты драгоценным пушным зверем, чем ныне. Горностай изображен был на тарском гербе в знак обильности и особой доброты оного зверя в округе. Через герб Ишима плыл золотой карась, знаменуя, что в окружностях города находится множество озер, изобилующих сей рыбой, и удостоверяя отменную величину оной. Сосед Ишима Ялуторовск имел на гербе своем серебряное мельничное колесо, ибо именно в этих краях началось сибирское земледелие и были построены московскими мастерами первые русские мельницы в Азии. На гербе Тюмени изображен дощаник с золотой мачтой, потому что Тюмень открыла начало судоходству по рекам Сибири.

О многом рассказывают гербы. Но кое о чем они иногда и забывают. Так случилось с гербом тобольским. На старом гербе этого славного города изображена золотая пирамида с воинскими знаменами, барабанами и алебардами. Позднее Тобольская губерния получила иной герб, изображающий щит Ермака, булаву атаманскую и знамена. Спора нет — щит Ермака весьма к месту на тобольском гербе. И воинские атрибуты старого герба имеют свой глубочайший смысл. Но все же гербу тобольскому не хватало изображения еще двух предметов. О них забыли. А между тем эти предметы всегда играли громаднейшую роль в жизни Тобольска. Этими предметами очень дорожили и великолепно умели пользоваться лучшие люди города на протяжение всех трех веков его существования.

Предметы эти — перо и книга! Золотая книга и серебряное гусиное перо достойны были бы соседствовать на гербе тобольском не только с барабанами и алебардами, но и со славным щитом Ермака…

…Данила Чулков прибыл в Сибирь вместе с воеводами Василием Сукиным и Иваном Мясным, отправленными из Москвы поставить острог у реки Туры на развалинах старой татарской Тюмени. Шли воеводы Сукин и Мясной сюда, в Сибирь, по повелению царя и великого князя Федора Ивановича. Так говорилось, но может быть Федор Иоанович и не знал, что они отправились и что сделано это по его повелению. Простоватый и хилый, сын великого Грозного Федор Иоанович, не выказывая способностей к управлению государством, проводил свои дни в богомольи и созерцании забавных выходок придворных шутов. Недалекость царя Федора была очевидна для москвичей, но, пожалуй, никто не пострадал от этого более, чем храбрые участники похода Ермака. После смерти Иоана Грозного, последовавшей в 1584 году, завоеватели сибирского царства оказались забыты, новый царь не послал своевременно помощи покорителям Зауралья. И только несколько времени спустя, когда управление государством перешло от слабоумного царя в руки наиболее энергичных бояр, были приняты должные меры к закреплению русского владычества в Сибири. Особенно заботился об этом старый друг Строгановых, боярин Борис Годунов. Он издавна понимал толк в делах сибирских. Важнейшим из мероприятий и была постройка города на реке Туре, — это закрепляло путь из Москвы в Сибирь и давало возможность распространять русскую власть за Уралом.

Триста воинов русских появились на берегах Туры. Тюменский острог был поставлен в году тысяча пятьсот восемьдесят шестом, или, как считали тогда в России, в семь тысяч девяносто четвертом «от сотворения мира». Чулков отметил эту дату — 7094 — в книге, которую положили в съезжей избе на видное место рядом с греблом, медной осьминной мерой и железною гирей. Эту книгу вел Данила Чулков. Воеводы Сукин и Мясной искусно владели холодным и огнестрельным оружием, а Чулков имел еще и другое мощное оружие — легкое, остро отточенное гусиное перо. Данила Чулков был письменным головою.

Но недолго пробыл Данила в новом городе Тюмени. Пришлось ему отправиться далее, на восток. Об этом событии пишут разно. Одни указывают, что воеводы Сукин и Мясной послали служилого человека Чулкова туда, на Иртыш, к старой Сибири. Другие полагают, что наказ отправиться далее, в глубь Сибири, был получен Данилою не от воевод, а непосредственно из Москвы. Привезли, мол, этот наказ начальники новой рати, прибывшие в Тюмень из-за Камня. Но как бы то ни было, служилый человек письменный голова Данила Чулков принялся за сборы в поход.

Хлопот было немало. Некогда стало даже слушать те новости, которыми делились с воеводами люди, прибывшие вновь из Москвы. А многое рассказывали эти люди. И о дурачествах царя Федора, который только и знает, что звонить в колокола да молиться; и о том, что прибыла из Англии ко двору баба-лекарь помогать царице Ирине родить, да все равно не поможет… И о том, что зреют заговоры, — Шуйские наущают чернь московскую побить камнями Годунова, но сила Годунова растет не по дням, а по часам и только и дожидается Борис смерти царя Федора, чтоб самому воцариться. Вот о чем толковали москвичи в те дни, когда Данила Чулков готовился к походу, не имея времени слушать. Впрочем, в присутствии Данилы шептуны все равно замолкали, делая вид, что разговоры вовсе не про царя и не про боярина Годунова. Ибо всем было известно, что письменный голова Данила Чулков — ставленник именно этого боярина Бориса, всесильного царского шурина.

Данила Чулков все равно догадывался, о чем толкуют. Важные дела творились в Москве, нет слов! Но не менее важные вершились и здесь, на берегах Туры, где сооружался флот. Строились ладьи, большие прекрасные ладьи. Их корпуса и мачты сверкали на солнце, как золотые. Такой древесине, крепкой, свежей и ароматной, позавидовали бы все корабельщики, все иноземные гости, имеющие торговые дела с Россией. Данила Чулков не мог здесь, в Сибири, не вспоминать об этих заморских гостях. Они стремились и за Камень. Им хотелось сюда еще со времен Иоана Грозного. Да и не так давно, семь лет назад, два храбреца, Пэт и Джексон, пытались проникнуть к берегам Сибири Северным морем, но не вышло. Семь лет назад! За год до похода Ермака. Однако, волжский атаман обогнал сих шкиперов. Путешествовал сюда, за Урал, и некий Брюнель, голландец, строгановский служащий, да не он, а Ермак Тимофеевич подарил царю Грозному эти земли. Нет! Иноземцам не ехать туда, куда поедет теперь он, Данила. Пусть иноземцы довольствуются тем лесом, который им предлагают в Архангельске. Данила знал, что и им нужен лес русский также для постройки кораблей.

Ладьи Данилы Чулкова были спущены на воду приблизительно в те самые дни, когда англичане спускали на воду свои новые корабли, выстроенные из русского леса. Англичане готовили флот, чтобы встретить непобедимую Армаду — военный флот испанского короля Филиппа. Мощный флот англичане строили из русского леса. Чулковская флотилия была гораздо скромней.

Пятьсот ратных людей погрузились в ладьи. Флотилия двинулась на восток, к тобольскому устью. Чулков вышел в этот поход ровно через два года после гибели Ермака Тимофеевича и через пять лет после завоевания Сибири. За эти пять лет произошло здесь, за Уралом, немало важных событий. После падения сибирского царства и бегства Кучума на юг борьба отнюдь не кончилась. Некоторые северные князьки решили, что русские, избавив их от власти Кучума, сделали свое дело и могут теперь уйти обратно. Уйти домой, предоставив им, князькам, право безраздельно властвовать над народами. С другой стороны, далеко не все русские люди следовали заветам Ермака Тимофеевича. Ермак завещал милостиво и порядочно обращаться с местными жителями, а на деле выходило по-иному. Сражения не прекращались. И этим, естественно, воспользовались кучумовичи. После того, как Ермак погиб, заманенный в ловушку на Вагае, после того, как дружинники, не получив должной помощи из России, не имея продовольствия, страдая цынгой, отступили из Искера, старая столица Кучума была снова занята татарами. Ею завладел сын Кучума царевич Алей, вернувшийся с верховьев Иртыша.